Гениальная власть! Словарь абстракций Кремля - Глеб Павловский

И эта сцена недолго будет пустой.

Три года Медведев мечтал о кодификации власти, не ведая, в чем власть. Главная его мысль была о законе. Но это закон войны. Наша идеология нулевых — дух войны за Россию. С основаниями столь бесспорными, что нечего обосновывать — сам должен понимать! Идеологию не формулировали, а проводили линию фронта, отделяющего «нас» — от «них». Пафос фронта, за линией которого враги и предатели. Но реальным субъектом раскола были не враги по ту сторону фронта (их там просто не было), а функционеры порядка — по эту… Следовало не спорить с «антипутинцами», а точно определить список вычеркиваемых.

Ландшафт путинского большинства играл роль свода законов. Законы (о чиновниках, о милиции, о других видах службы) стали описями положенного и не положенного каждой из социальных групп большинства. К ним добавлялись новые — «умиротворенный Кавказ», «матери двух детей», «сколковская профессура»…

Вне ландшафта консенсуса лежала зона прифронтового права.

Известен слоган Франсиско Франко: «своим все, врагам — по закону»! ©. О нем недавно напомнил Путину гендиректор ЗАО «Русская кожа» Александр Рольгейзер. «Хотелось бы, чтоб и в нашей стране действовал такой тезис, такой неформальный лозунг», — неполиткорректно попросил он премьера, и вдруг Путинт оживился: «С этим тезисом полностью согласен. Многие знают, чтояпытаюсь реализовать егона практике».

Те, кого вывели за невидимую черту, считались добычей закона. Закон на них либо не распространялся, либо, наоборот, набрасывался особо хищно или сочинялся целевым образом. Так 282-я «антиэкстремистская» статьяУК писалась поначалу эксклюзивно для нескольких лиц, удаляемых из политики, — Лимонова, русских националистов, скинхедов. 282-я — кучка намеренно неясных формул для расширительных толкований. Этот закон любит экспертократия — они, во-первых, его считают «антифашистским», во-вторых, под него легко подвести недруга; и в-третьих — закон породил рынок экспертиз на наличие экстремизма, хорошо оплачиваемых профессуре.

В системе Путина стороны конфликта, чтоб не подпасть под фронтовое «право», держатся в тени консенсуса. Провозгласив открытость политики, то есть разрешив конфликт, Медведев столкнулся с космосом, где конфликты сочинены (это наш креатив), а реальные преследуются ©.

При Путине власть требовала только лояльности. А для Медведева сертификатом лояльности стала «законность». В мир модернизации ринулись кадры, обученные болевым приемам использования закона. В борьбе за право Медведев ускорил репатриацию антисистемных кадров в политику.

Нарратив закона по-старому верен войне. Если нет фронта, мы не умеем ничего назвать. На языке столпились враги, предатели и угрозы — весь путинский бестиарий. Эта ядовитая речь никого в действительности не различает и, думаю, весьма удивится, повстречав реальных врагов.

Путин подавил гражданскую войну 1990-х, переведя ее в суету прифронтовых распродаж и потешных драк «несогласных» с «лояльными». Еще один парадокс: в лояльной Путину России не найти было явных путинистов! Нелояльных еще завелось чуть-чуть, зато лоялистов нам пришлось искусственно обучать и выращивать.

Тем важней для них теперь фронтовая школа.

Демобилизация по-медведевски зовет бойца внутрь системы. Реальны не изобретенные нами монстры, а эти «фронтовики Государственности» — платные защитники от привидений. Ветеранам, возвращающимся с фронтов оранжевой, антиолигархической и иных войн на дурака, язык боли — директива для внутреннего применения. Так ОМОН возвращался из Чечни, обогащенный мастерством блокпоста, пытки и стрельбы по прохожим. Осваивая поле политики, они его травмируют. Описание своих как врагов тонизирует зато всю привластную нежить и нечисть. Калечение журналиста Олега Кашина — симптом процесса: кто приказал, неважно; он мог быть просто уведомлен. Важно, что лояльного Кашина описать иначе как врага нельзя — таков наш фронтовой язык, иного у власти нет.

Реальная картина России оскорбительно сложна для российской власти. Едва начав описывать общество, мы начинаем оскорблять непонятных, а затем переходим к вымарыванию — как с Кашиным, Прохоровым или Навальным.

Медведеву следовало повторно, вослед Путину, закончить гражданскую войну. Так некогда завершил ее Октавиан после того, как однажды это уже сделал Цезарь. Медведев мог обезвредить ничтожное пыточное меньшинство — тех, кто зверствует «на фронте закона». Тролли с бейсбольными битами, платная государственная вонь в Интернете — все легко извлекаемо. Достаточно показать стране жалкий жужжащий моторчик ее страха и ненависти, чтобы его обнулить. Сам Лаврентий Берия в 1953 году не побоялся оповестить страну, что незаконные методы прекращены и орудия пыток уничтожены. Но Медведев не решился извлечь фронтовую вошь из системы, планируя медленную замену мучителей хипстерами и иностранными профессорами.

Монархический путинизм Медведева оказался невнятным, усложненным предложением стране. Ревизия путинизма, идущая от самого Путина, обещая пришествие Путина 2.0, иллюзорно проще и понятней для фронта. И фронт развернулся внутрь.

Элиты

«Вы знаете, конечно, в так называемых элитах всегда есть люди, которые готовы заниматься, простите за моветон, какими-то разводками, что-то замутить и в этой мутной воде что-то для себя получить, дополнительную какую-то рыбку выловить в этой мутной воде». Владимир Путин.

В путинский период элиты были мячом для пинков. Яркое их выражение — неодобрительные кавычки Путина при упоминании «так называемых элит» ©. Кавычки дистанцировали от слоя, к которому Путин совершенно явно принадлежал, играя бонапартистскую роль Защитника-медиатора, гаранта безопасности элитам от масс, массам — от элит.

Путин обжил эту нишу, наигранно презирая людей в кашемировых пальто. Он нуждался в элитах лишь в виде иероглифа — виновников бед страны. Но сам-то жил среди них и любил то же, что они.

Все догадывались, что «антиэлитность» Путина является защитной раскраской. Путин сообщал народу: я простой парень, как вы! А элиты восхищались — экий у нас ловкач!

Один Путин, собственно говоря, и был тогда элитой, а мы старательно тушевали любого политика рядом с ним — с их же согласия. В политике нулевых Путин один замещал место лучших, став местоблюстителем людей заслуги — «первым гражданином». И на вопрос Достоевского: кто наши лучшие люди? — роковой вопрос всех российских режимов — Путин скромно позволял указывать на себя. Такая игра всех долго устраивала. Но у Медведева этой игры нет.

Путин символически заместил собой весь истеблишмент. То был путинский миф — но медведевского мифа не будет. То, что элиты ему дороги как таковые, Медведев не пытается скрыть. Он слишком их ценит, чтоб цезаристски играть их интересами, как Путин, он признает в них свой класс. Медведев нащупывает место лидера — вождя элит. Элиты ему политически необходимы. И у этой необходимости есть подтекст — вопрос о выборах 2012 года — кто победит? Сохранится ли вообще в 2012 году образ команды победителей?

Путина политически не было до момента его победы. Путинпобедоносец возник в декабре 1999 года. 12 декабря 1999-го — победа блока «Единство» на выборах лишь в силу того единственного факта, что Путин («как частный гражданин») публично поддержал лидера блока Шойгу. Не прошло и двух недель после этого, как блокаутсайдер «Единство», набрав 23 процента, опередил антиельцинское «Отечество — Всю Россию». Чудо победы убедило Ельцина. И тогда состоялось второе главное чудо: 31 декабря Ельцин объявил стране об уходе досрочно. Что было считано как еще одна победа Путина — теперь «над самим» Ельциным. Возникает путинское большинство победителей, шутя выигравшее президентские выборы 2000 года. Рождается Путин-победоносец. Победа вошла в состав его репутации, дав право замещать собой элиты и само государство. Где Путин — там триумф, там власть и — рейтинг! Фетиш, какого не было у Бонапарта. Слепящая цифра: 60–70 процентов доверяющих — из месяца в месяц, из года в год, будто бы отчеканенная.

Постепенно рейтинг сам стал атрибутом верховной власти, ее скипетром и державой. Президент России обязался иметь вечно высокий рейтинг. Рейтинг означает: ты один-единственный — других лидеров у элиты нет. Рейтинг замещает большинство.

Для Медведева важны высокие цифры поддержки. Но чтобы стать кандидатом от тандема, принципиален не его личный рейтинг (производная от цифр поддержки тандема, тот все годы мало отставал от путинской цифры) — принципиальна поддержка правящего класса, истеблишмента… элит.