Сказание о Четвертой Луне - Владимир Фирсов

— Нас могут спасти только немедленные действия. Мы выступаем через двадцать минут. Хранилище беру на себя. Сканту поручаю охрану дворцовых ворот, чтобы не допустить во дворец вызванные Императором подкрепления…

Я бойко отдавал приказы, изображая на лице озабоченность и решительность одновременно. Ворота я поручил Сканту не случайно — это был самый опасный участок, потому что в случае одновременной атаки снаружи и изнутри, со стороны дворца, у защитников ворот не было никакого прикрытия от огня атакующих.

— Взять всем оружие, — приказал я, показывая на стойку с автоматами. — Прошу сверить часы. Сейчас 11.40. Ровно в двенадцать я захватываю Хранилище и Императора. Все по местам!

Теперь у Сканта было чуть больше четверти часа. Ровно в двенадцать, что бы ни случилось, Император пойдет в Хранилище. Если он ничего не знает, мог рассуждать Скант, ловушка захлопнется. А если Лин Эст уже проговорился? Тогда кучка заговорщиков у ворот будет расстреляна с двух сторон…

Очевидно, верность делу Ищущих Братьев была в нем не очень тверда, и страх распроститься с жизнью сейчас же оказался сильней, чем надежда на маловероятное бессмертие… Я убедился в этом, как только увидел, куда он направился. Вместо того, чтобы пойти к воротам, он чуть не бегом устремился к Голубому залу.

Остальные заговорщики, подхватив автоматы, в это время направлялись к отведенным им постам. Но за первой же дверью их вежливо останавливали мои вексилларии, отбирали оружие и запирали до поры до времени. Им пришлось пережить неприятные минуты, но я не очень заботился об их переживаниях. Мне было важней убедиться, что они подчинились приказу.

Скант между тем мчался по коридорам. Я быстро шел за ним, почти не таясь, — он настолько потерял голову от страха, что даже не оглядывался.

Часовой у дверей Голубого зала предостерегающе поднял руку, требуя пароль. В ответ загрохотал автомат. Часовой опешил от неожиданности, а Скант кинулся через зал, в другом конце которого уже показался Император.

— Стой, предатель! — закричал я, бросаясь следом. Мой расчет оправдался, все происходило на глазах Императора. Я дал предупреждающий выстрел, Скант, обернувшись на бегу, выпустил в меня чуть не весь магазин. Если бы я не зарядил автоматы холостыми патронами, меня перерубило бы пополам. Мысль об этом подхлестнула меня, и я выстрелил ему в спину.

Несколько раз перекувырнувшись по дорогому ковру, Скант вытянулся и замер. Я сорвал с него золотой знак Начальника — пучок розог, зажатый в кулаке — и, приблизившись к Императору, протянул знак ему. Не знаю, был ли он испуган происшедшим — его прекрасное, вечно юное лицо было непроницаемо.

— Прикажи меня казнить, о Повелитель! — воскликнул я, опускаясь на колени. — Я плохо охранял тебя!

Император взял золотой знак. Он не отрываясь глядел на меня. Но теперь-то я знал, что надо делать! Я таращил глаза изо всех сил, боясь только одного — чтобы случайно не моргнуть.

— Ты не закрываешь глаз перед своим Повелителем, — забормотал Император. — У тебя чистая совесть, ты верный слуга Императора…

«Да, да!» — чуть не ляпнул я, но вовремя опомнился и продолжал таращить глаза.

— Встань, — произнес Император.

И он приколол знак мне на грудь. Я упал к его ногам.

28

Следствие по делу Сканта вели сотрудники Тайной Канцелярии. Они долго и нудно выспрашивали меня. Я продолжал твердить одно и то же: дескать, подозревая Сканта в измене, но не имея доказательств, я тщательно следил за ним, и когда он попытался убить Императора, пристрелил его. Патроны же в его автомате я подменил заранее, так как не имел права подвергать драгоценную жизнь Императора даже малейшему риску. На все вопросы о его сообщниках я отвечал, что никого не подозреваю, а о дурных замыслах изменника догадался по злобным взглядам, которые он порою бросал на Императора.

Ищейки Тайной Канцелярии перерыли жилище Сканта, но без особой пользы для себя, потому что еще раньше там побывали мои люди. Жену и всех слуг бывшего Начальника охраны куда-то увезли, и больше я их не видел.

Между тем наши агенты развили бурную деятельность. Они проследили каждый шаг всех тех, кого мы подозревали в причастности к тайне Императора, но ничего не обнаружили.

Меня очень беспокоила мысль о Гуне. Я не знал, насколько глубоко удалось ему проникнуть в организацию друзей моего сына. Как на грех, А все не возвращалась, и мне ничего не оставалось, кроме как терзаться неизвестностью.

В это время произошло странное событие, разом изменившее всю расстановку сил.

Блестяще разыгранная мною сцена покушения окончательно убедила Императора в моей преданности. Общая черта всех тиранов — они уверены в своем полном превосходстве и безграничной власти над людьми. Недоверчивые по натуре, до конца они верят только себе, и это их губит, потому что рано или поздно они начинают считать, будто души людей совершенно открыты для них и все тайные пружины известны… Наш Император не был исключением. Он верил в прежнюю силу внушенной мне любви к нему, не подозревая, что нашлась другая сила, способная нейтрализовать внушение, и что любовь моя давно превратилась в ненависть. Как и все ограниченные люди, волею случая вознесенные на вершину власти, он слепо верил в то, что выдумал сам, не замечая ужасающего несоответствия между действительностью и миром своих иллюзий…

Однажды в мой кабинет явился угрюмый человечек из Тайной Канцелярии и велел, захватив с собой врача, поспешить к Императору. Я подумал было, что Император заболел, удивился, потому что у него наверняка был личный врач, однако приказы не обсуждаются. Поэтому я вызвал Тала — того самого врача, чей аппарат в свое время избавил меня от разоблачения — и отправился за посланным. Тот ввел нас к Императору и удалился.

Император приказал нам следовать за собою. Я с любопытством рассматривал неизвестные мне доселе помещения. Наконец, мы оказались под стеклянным куполом, который насквозь пронизывали солнечные лучи. Я сразу вспомнил это место: да, именно отсюда начинается дорога в Хранилище!

Император свернул в знакомый мне коридор, открыл боковую дверь и жестом приказал войти. За дверью обнаружилось что-то вроде химической лаборатории. На столах, на полках стояли реторты, сосуды с разноцветными жидкостями, пробирки. В углу помещения на диване лежал старик с искаженным от боли лицом.

Повинуясь знаку Императора, Тал тщательно осмотрел старика и сказал, что ничего серьезного нет — просто у него вывихнута рука. Виновница несчастья, опрокинутая стремянка, валялась неподалеку возле полки с книгами.

Через несколько минут рука была вправлена, и Тал сказал, что день покоя и успокоительное питье окончательно поставят пострадавшего на ноги. Он пошел за водой, чтобы напоить старика, а Император подозвал меня.