Ангел-истребитель - Донн Кортес

Вчера я была в студии у дяди Рика. Он обещал показать мне новую скульптуру, над которой сейчас работает, хотя, вообще-то, у него правило: никому не показывать незаконченные работы.

Его студия размещена на чердаке в довольно грязном районе города, зато здесь, наверное, совсем небольшая арендная плата. Я поехала туда после школы, на автобусе.

Мне нравится у него на чердаке. Это бывший склад с голыми деревянными стенами, огромными ржавыми трубами и дубовыми балками под потолком, до которого метров шесть, не меньше. Высоко вдоль стены — длинный ряд окон, которые никто не мыл, похоже, лет пятьдесят. Однажды я предложила протереть их, но дядя Рик не позволил: говорит, ему нравится оттенок, который приобретает свет, пройдя сквозь эту пылищу.

Короче, я постучала в дверь — этакую здоровую махину, которую дяде Рику приходится тянуть со всей силы, чтобы сдвинуть с места. На нем были драные джинсы и грязная белая футболка. Он был покрыт потом, а на руках и лице — грязные масляные разводы. Отвратительно, не правда ли?

Боже, какой он был сексуальный!

Клянусь, мои мозги просто забуксовали. Дядя Рик пригласил меня войти, а я не ответила ни словечка, просто шагнула внутрь, не чувствуя под собой ног. Солнце жарило вовсю, и мои глаза не сразу привыкли ко всем этим потокам света… сначала я вообще ничего не видела. Стояла столбом и старалась дышать помедленнее. На чердаке пахло горячим металлом и свежеструганным деревом. И мужчиной.

Когда мое зрение прояснилось, я увидела эту фигуру в центре комнаты. Скульптура лысой женщины, низко склонившейся над чашей, которую она держала на коленях. Она была металлической… алюминий, кажется. Кожа женщины была как хромированная, но не гладкая, а вся шершавая.

«Секундочку, сейчас я ее включу», — сказал дядя Рик.

Когда он это сделал, из головы скульптуры хлынула вода. Внезапно у нее появились замечательные жидкие волосы. И они не просто падали вниз, вовсе нет. Я сначала не заметила, но там были торчащие кусочки стекла, из-за которых вода вроде как завивалась.

Она не лилась в чашу; нет, вода сливалась в стеклянные трубки по обе стороны плоской груди женщины, свитые вместе наподобие блестящих кос. Трубы соединялись с дном чаши, которая медленно наполнялась водой.

Подойдя ближе, я увидела, что женщина изучает свое отражение в воде. Дядя Рик выкрасил внутреннюю часть чаши серебрянкой, превратив ее в вогнутое зеркало.

«Просто фантастика», — сказала я. Может, это только мое воображение, Электра… но, по-моему, женщина здорово напоминала меня.

Дядя Рик покачал головой и прикурил сигарету, а я смотрела, как блестит солнце на маленьких кусочках металлической стружки, застрявших в его волосах.

«Нет. Пока нет, — сказал он. — Кое-чего еще не хватает».

Я догадалась, что он имел в виду.

ГЛАВА 5

Два с половиной года тому назад

— Можно задать вам несколько вопросов?

Никки внимательно осмотрела мужчину, сидящего в кабинке по соседству. Ему было около тридцати. Нечесаные каштановые волосы, колючая борода и глаза, чей оттенок подсказывал, что их обладатель не спал уже с неделю. Для бездомного одет слишком хорошо, но на клиента не похож. Полицейский, решила она, ничуть не обеспокоившись; с ними Никки имела дело каждый божий день, они были такой же неотъемлемой частью профессии, как и клиенты.

— Я сейчас не на работе, дорогой, — сказал она. — Обеденный перерыв, усек? Возвращайся минут через двадцать.

— Я предпочел бы не вмешиваться в рабочий процесс, — возразил мужчина. — Я журналист. Пишу материал о Бульваре, хотел написать и о тебе.

Никки улыбнулась. Эта улыбка — автоматическая реакция на появление кого бы то ни было, и не важно, как она себя при этом чувствует… Улыбка обезоруживала людей, предоставляя Никки лишнюю секунду на подготовку к обороне. У всех работающих девушек, которых она знала, имелось одно универсальное правило для переговоров с клиентами, а Никки применяла его и в иных случаях: поступай, как подскажет нутро. А ее инстинкты говорили…

Опасность?

Страдание.

— Ладно, — резко ответила она. — Присаживайся.

Позже она снова и снова прокручивала в голове те первые минуты их знакомства, пытаясь понять, почему она согласилась на разговор. В этом парне было что-то не совсем правильное, что-то изломанное и налитое болью… она в жизни не села бы к нему в машину. И все же в нем, пожалуй, совсем не было агрессивности, лишь глубокая скорбь.

Прихватив чашку с кофе, он скользнул в кабинку к Никки, чтобы усесться напротив.

— Меня зовут Джек.

— Венди. — Привычный псевдоним для работы на улице.

Джек вытащил из кармана записную книжку и авторучку.

— Давно ли ты этим занимаешься? С тех пор, как мне стукнуло семнадцать… вернее, пятнадцать. Хочешь — верь, не хочешь — не верь.

— Что тебя толкнуло?

— То же, что и остальных, — наркотики. Я подсела на самый худший из них.

— Крэк?

— Нет. Деньги. — Никки выудила из сумочки пачку сигарет. — Знаешь, этим можно заработать поразительные денежки. Когда ты еще молода и глупа, может показаться, что мужики просто отдают бабки за здорово живешь. И ты начинаешь их тратить. Жизнь превращается в одну сплошную вечеринку. Оглянуться не успеваешь, как подсаживаешься на что-то дорогое, и тогда выбора уже не остается. Нельзя взять и бросить это занятие, уйти в официантки, потому что минимальная ставка плюс чаевые не в состоянии поддерживать твое пристрастие. И потом, ты больше ни на что не пригодна.

— На наркоманку ты не похожа.

Никки прикурила от маленькой газовой зажигалки.

— Это потому, что я ни на чем не торчу. Наркоты сюда не ходят.

Она широким жестом обвела все помещение кафе, в котором они сидели. Заведение называлось «Темплтон»; обстановка здесь была странноватая, но впечатления запущенности не оставляла. Вдоль одной стены выстроился ряд кабинок, вдоль другой — старомодная стойка бара с хромированными табуретами. Дизайн в допотопном стиле шиковатых закусочных пятидесятых годов, с размашистой неоновой вывеской «Заказные блюда» над окошком раздачи. Рядом с каждой из кабинок — миниатюрный музыкальный автомат — того сорта, где приходится выбирать записи, перелистывая застекленные страницы списка. В другой кабинке устроились еще несколько проституток, а за стойкой сидит, щелкая по клавишам ноутбука, молодой человек с аккуратно подстриженной бородкой.

— Видишь ли, в каждом городе есть по два Бульвара: в центре и в трущобах. Возле притонов работают сплошь тронутые да наркоманки. Они берут мало, потому что им нужно наскрести всего ничего, на очередную дозу. В центре все иначе — тут все молоденькие, хорошенькие, высококлассные. Мы обслуживаем бизнесменов, по большей части. Если провести опрос центровых девушек, окажется, что практически все они или матери-одиночки, или студентки колледжей.

— И кто же ты?

— Ни то, ни другое. Я старожилка, занимаюсь этим всю жизнь. Привыкла к хорошим деньгам и, по правде сказать, ничего больше делать не умею.

— Ты всегда можешь чему-то еще поучиться.

— А потом? Стать бухгалтершей? Воображаю себя на корпоративной банковской вечеринке в честь Рождества: «Эй, ребята! Венди бесплатно отсасывает под венком из омелы!»

Джек едва заметно вздрогнул.

— Да, кстати о Рождестве, — сказал он. — Во время праздников дела идут в гору?

— Нет, мужикам вообще-то неймется круглый год напролет.

— А как насчет психованных клиентов? Их количество от времени года никак не зависит?

Этот вопрос показался странным. Никки подумала немного, прежде чем ответить:

— Разве что летом. Погода жаркая, нервы на пределе. Но действительно психованные — эти круглый год не подарок. Все эти сказки насчет полнолуния, которое якобы сворачивает людям мозги, — пустой треп. Подцепить психа можно и летним вечером в июле, и в полночь на Хэллоуин.

— С тобой такое случалось?

— Конечно. Впрочем, уже довольно давно… у меня хорошее чутье.

— А как насчет твоих подруг?

— Со всеми случается время от времени. Если повезет, просто обчистят, и все.

— Ты была знакома с кем-то, кому не повезло?

Никки уперла в него прямой, острый взгляд. Он встретил его не моргнув. Выждав секунду, она ответила:

— Если ты говоришь о мертвых шлюхах, то да. Да, я знавала несколько мертвых шлюх. Тебе хочется узнать подробности? — Она выплевывала слова так, будто те были осколками стекла.

Реакция «журналиста» ее озадачила. Кажется, он просто задумался ненадолго, а потом произнес:

— Меня не интересует, чем они зарабатывали себе на жизнь. Они были твоими подругами?

Она смотрела на него, не зная, что и думать.

— Некоторые. Другие, наверное, заслуживали то, что получили, если не худшего.