Думы - Кондратий Федорович Рылеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кто в мире с ним судьбою равен?
Откажет ли и самый рок
Тебе в бессмертии, Державин?
Ты прав, певец: ты будешь жить,
Ты памятник воздвигнул вечный, —
Его не могут сокрушить
100 Ни гром, ни вихорь быстротечный»[38].
Певец умолк — и тихо встал;
В нем сердце билось, и в волненьи,
Вздохнув, он, отходя, вещал
В каком-то дивном исступленьи:
«О, пусть не буду в гимнах я,
Как наш Державин, дивен, громок, —
Лишь только б молвил про меня
Мой образованный потомок:
«Парил он мыслию в веках,
110 Седую вызывая древность,
И воспалял в младых сердцах
К общественному благу ревность!»»
1822
ДОПОЛНЕНИЯ
ДУМЫ, НЕ ВОШЕДШИЕ В ОТДЕЛЬНОЕ ИЗДАНИЕ
1. Владимир Святый
Ни гром побед, ни звуки славы,
Ничто Владимира утешить не могло,
Не разъясняли и забавы
Его угрюмое и мрачное чело...
Братоубийством отягченный,
На светлых пиршествах сидел он одинок
И, тайной мыслию смущенный,
Дичился радостей, как узнанный порок.
Напрасно пение Бояна
10 И рокот струн живых [39] ласкали княжий слух, —
Души не исцелялась рана,
И всё тревожился и тосковал в нем дух!
Однажды он с привычной думой,
На длань склонен главой, уединясь, сидел
И с дикостью души угрюмой
[На вновь] воздвигнутый Перунов лик глядел.
Вокруг зеленого кургана
Толпами шумными на теремном дворе
Народ кипел у истукана,
20 Сиявшего, как луч, и в злате и в сребре!..
«Перун! твой лик я здесь поставил, —
Вещал страдалец князь. — Мироправитель бог!
Тебя я всех признать заставил
И дуб, священный дуб перед тобой возжег![40]
Почто ж не укротишь волненья
Обуреваемой раскаяньем души!
Увы! ужасные мученья
Меня преследуют и в шуме и в тиши.
Молю у твоего кумира:
30 Предел страданиям душевным положи, —
Пересели меня из мира
Или по-прежнему с веселием сдружи!»
Вдруг видит старца пред собою!
Почтенный, важный вид: спокойствие в чертах,
Брада до чресл седой волною,
Кудрями волосы седые на плечах.
На посох странничий склоненный,
В десной распятие златое он держал;
И в князя взор его вперенный
40 На душу грешника смятенье проливал...
«Кто ты?» — Владимир с изумленьем
И гласом трепетным пришельца вопросил.
«Посол творца! — он рек с смиреньем, —
Ты бога вышнего делами прогневил...
Ни в Чернобоге, ни в Перуне,
Ни в славе, ни в пирах Владимиров покой;
Его ты, грешник, жаждешь втуне:
Как за добычей вран, так совесть за тобой!..
Но что, о князь, сии терзанья!
50 Тебя, отверженец, ужаснейшие ждут!
Наступит час — ценить деянья!
Воскреснут мертвые! Настанет Страшный суд!
И суд сей будет непреложен, —
Твое могущество тебя не защитит!
Там раб и царь равно ничтожен —
Всевышний судия на лица не глядит.
Пред ним угаснет блеск короны!
И князю-грешнику один и тот же ад,
Где вечный скрежет, плач и стоны
60 С рабами низкими властителя сравнят!»
Так говорил пришлец священный,
И пылкий, яркий огнь в глазах его блистал,
И князь, трепещущий, смятенный,
Лия потоки слез, словам его внимал!..
«О, чем же я избегну ада?..
Наставь, наставь меня!.. — Владимир старцу рек:
Из твоего читаю взгляда,
Что ты, таинственный, спасти меня притек!..»
«Крести себя, крести народы! —
70 В ответ вещал святой, — и ты себя спасешь!
И славу дел из рода в роды
С благословением потомства перельешь!
Тогда не ад, блаженство рая
И вечность дивная тебя, Владимир, ждут,
Где сонмы ангелов, порхая,
Пред троном вышнего твой подвиг воспоют!»
«Крести ж, крести меня, о дивный!» —
В восторге пламенном воскликнул мудрый князь...
Наутро звук трубы призывный —
80 И рать Владимира к Херсону понеслась...
На новый подвиг, с новым жаром
Летят дружинами с вождем богатыри,
Зарделись небеса пожаром,
Трепещет Греция и гордые цари!..
Так в князе огнь души надменной,
Остаток мрачного язычества горел:
С рукой царевны несравненной
Он веру самую завоевать летел...
1822 или 1823
2. Яков Долгорукий
Корабль летел как на крылах,
Шумя уныло парусами,
И, зарывался в волнах,
Клубил их и вздымал буграми.
Седая пена за кормой
Рекой клубящейся бежала
И шум однообразный свой
С ревущей бурею сливала.
На шканцах шумною толпой
10 Стояли с пленниками шведы, —
Они летели в край родной
С отрадной вестию победы.
Главу склонив, с тоской в очах
И на крест опустивши руки,
На верхней палубе, в мечтах,
Сидел отважный Долгорукий.
Об чем ты думаешь, герой?
Об чем в унынии мечтаешь?
Знать, мыслишь о стране родной
20 И плен постыдный проклинаешь.
Он говорил: «Родной земли
Уже не зреть страдальцу боле;
Умру, как изгнанник вдали,
Умру с бесславием в неволе.
В печальном плене дни влача
В своей темнице безотрадной,
Я буду таять, как свеча,
Как пред иконой огнь лампадный;
В печальном плене дни влача,
30 Вотще пылаю славой дедов;
Увы! не притупить меча
Тебе об кости