Дом - Таня Нордсвей

диковинных деревьях птичками и плавающими в фонтане карпами. Прелесть этого сада была ещё более заметной не сверху, как я смотрела на него тогда с высоты третьего этажа, а внутри, на его тропках. Он оказался куда больше, чем я ожидала. Правда, моя собака явно решила тут перерыть каждый фут земли, сожрав каждую ветку и вытащив каждого червя из чернозёма.

– Орбит, фу! Брось! Брось, кому сказала! – тщетно пытаясь вытащить из его пасти очередной камень, кричала я. – Живо выплюнул!

Но хитрющие глаза этой животины лишь озорно на меня смотрели, пока Орбит продолжал всё дальше пропихивать в горло булыжник. Когда он, наконец, выплюнул его, я осела от облегчения на одну из скамеек, позволив псу исчезнуть в зарослях можжевельника. Да пусть ест что хочет! Его же будут потом проблемы.

На вишнёвом дереве запела птичка. Я прислушалась, подставив лицо ласкающим лучам солнца, наслаждаясь прохладой и красотой. Как же прекрасно, наверное, было проводить вечера здесь в компании друзей: пить шампанское, слушать цикад и затем возвращаться в здание, играть в бильярд или карты. Наверное, в своё время проживание здесь стоило жутко дорого, но полностью оправдывало свои затраты.

Я всё ещё удивлялась чудесам этого места: сад цвёл всегда, благоухал и был ухоженным без полива, а карпы плескались в глубине фонтана, легко уворачиваясь от зубов Орбита, который вечно лез туда купаться. Особенно мне полюбилось место в самом центре сада, где стоял фонтан в виде огромного каменного сердца, оплетённым растениями и лозами. В диких плясках цветов казалось, будто это сердце бьётся – ритмично и ровно, в то время как вода тихо журчала из каменных аорт и вен. Я была готова часами стоять и смотреть на это, завороженная зрелищем.

Чудеса здесь происходили со всем – начиная с еды, заканчивая местоположением и климатом. Погода во дворе медленно менялась, несмотря на то, что вокруг была пустыня. Я чуть больше привыкла к тому, что внутри купола своя особенная атмосфера – аномалия. За всё время моего пребывания здесь один раз даже пошёл снег! Однако он тут же таял, превращаясь в дождь. Облако с осадками висело лишь над этим клочком земли, появляясь на горизонте также неожиданно, как и пропадая. Когда жара на сорок первый день постепенно стала спадать, ей на смену стал приходить прохладный ветер – в такие дни я качалась на качелях, что висели на дереве около дома. А Орбит трепал игрушку где-нибудь в теньке, не забывая иногда подходить ко мне, чтобы я его почесала.

Я ещё не раз заходила в библиотеку гостиной, но каждый раз заставляла себя не смотреть на новые, появившиеся из ниоткуда газеты. Вообще я стала замечать, что в здании гостиницы есть призраки. Тронулась ли я умом от одиночества в огромном доме посреди пустыни? Нет. Там правда происходило что-то странное.

Несколько раз я замечала, как в первый день, когда меня ударила молния, – что дом как будто оживает, и по нему проносятся белыми сгустками люди, спешащие по своим делам. Иногда по коридорам кто-то проходится один, либо в компании. Они меня не замечали, всё происходило очень быстро, но один раз, в комнате 67, меня будто застал тот самый Брайан Ульрик. И посмотрел странным взглядом. А может, это была моя больная фантазия.

Хотя я правда старалась не думать, почему же в тех газетах так различалась информация и почему этот Брайан оказывался то медбратом, то инженером, и вообще – почему он был в одежде, явно отличающейся от моды того времени?

Я успокаивала себя тем, что это я съела странное печенье из кладовки и теперь у меня бред от температуры. Может быть, у меня солнечный удар. Или слишком хорошая фантазия.

Орбиту не нравилось, когда я проводила чересчур много времени в гостиной – он будто что-то чуял, поэтому это ещё больше расшатывало мои и так нестабильные нервы. Я старалась думать о хорошем. Смотреть и читать хорошие книги. Про любовь, например.

Плакала, потому что любовь всей жизни главной героини умирает.

Смеялась на смешных моментах в “Блефе”1.

Ностальгировала, окунаясь в перечитывание “Ярмарки Тщеславия”2.

Злилась, когда не получалось блюдо точь-в-точь как в рецепте.

Радовалась первому урожаю гороха.

Грустила, когда отмечала четыре месяца вдали от дома.

Всё шло своим чередом.

Однако вскоре погода стала меняться и сам дом будто бы ожил после долгого сна. Не знаю, может быть, я и сходила с ума, придавая строению человеческие черты, но я чувствовала, что что-то не так.

Что-то должно было вскоре произойти. Оно всколыхнуло что-то забытое до этого и во мне.

Дом кого-то ждал.

И теперь я ждала вместе с ним.

✥✥✥

Это был мой сто тридцать седьмой день в “Доме”. И в этот день я увидела, что с юга идут тучи. А ещё я заметила несколько черных точек на горизонте. Орбит залаял. Это были люди.

Чем ближе они подходили, тем отчетливее я видела, что они кого-то несут. Когда они были на расстоянии нескольких футов от купола, я уже могла различить, что их было шестеро. Они шли из последних сил, явно не замечая меня.

Я не знала, что делать. Кто они? Может, они заразны? Может, они бандиты? Откуда они здесь? Стоит ли мне им помогать? Как мне надо поступить?

Опережая мою реакцию, Орбит рванул к ним, а я так и осталась стоять у качелей как вкопанная. Лишь через пару секунд я пошла за ним – я не была уверена, что защита его пропустит.

Но защита пропустила, и пёс с дружелюбным видом подскочил к группе людей, чуть не напугав их до смерти. Они были в явном шоке, один даже осел на песок.

– Чтоб меня тот койот загрыз, это что, человек?

Он смотрел не на собаку, крутящуюся у его ног, а через купол прямо на меня. У него был очень странный южный акцент.

– Да чтоб тебя, Люк! Помоги скорее, – раздался грубый женский голос, но Люк явно не слышал. Он продолжал пялиться на меня, будто увидел призрака.

Я бросилась им на помощь и закинула руку человека без сознания, которого они несли, на свои плечи. Он оказался очень тяжелым, отчего мои ноги тут же глубже просели в песок. Женщина, которой принадлежал тот голос, приняла это как данность и кивнула мне, подбадривая:

– Несём его в дом, остальные смогут сами доползти.

Краем глаза я заметила, как один из них оперся на собаку, другому помогал встать на ноги Люк, а последний шёл сам, но из его ужасных ран на груди сочилась кровь. Все они выглядели очень плачевно.

Как мы с ней донесли его до дома, я ума не приложу, однако четыре месяца бега