33 простых способа создания зон здоровья и счастья у вас дома и на даче - Рушель Блаво

— Надеюсь, Рушель, «заблудившийся» — это не вы и не я… И уж тем более не наши девушки!

— Не знаю, не знаю… Знаете, Мессинг, вы, а мы — вслед за вами, так стараемся следовать словам поэта Лебелянского, что я вполне могу допустить: «заблудившиеся в сумраке» — это мы, наша экспедиция. Утешает только то, что к «лиловой горе» мы все-таки выйдем. Отсюда кажется, что она так близко!

— Это только кажется, Рушель, только кажется. Не будем заблуждаться.

— Мишель, я давно хочу вас спросить, почему в стихотворении так странно и непонятно сказано про путь?

— Вы имеете в виду «путь неумеренности»? Помните, мы говорили, что Василий Дмитриевич практически цитирует Блейка, его «Бракосочетание Ада и Рая»?

— Помню, конечно. Только зачем?

— А затем, Рушель, что хочет подчеркнуть неоднозначность как добра, так и зла, невозможность абсолютно прямого пути. Лебелянский проводит своего героя через лес Данте путем неумеренности Блейка к лиловой горе…

— К горе с картины Куинна, где, как выразился Колька, «домик Гитлера»… К горе Белухе…

— «Где абсолютное зло, ни от чего не зависимо, смыслы свои обретает в абсолютном добре», — задумчиво процитировал Мишель.

Алтайский дольмен

Алексия опять исчезает

На привал мы расположились в тени большого серого камня, неподалеку от которого весело журчал ручеек, — и вода под боком, и в тени было очень приятно отдохнуть. Пока кипела вода в котелке, Мишель колдовал над сушеной бараниной (не понимаю, как у Мессинга получаются такие вкусные вещи из продуктов, совершенно не съедобных на вид!). Мы неторопливо беседовали, спрашивая Мишеля обо всем, что нам было не понятно; он у нас — и энциклопедист, и повар, и химик-экспериментатор[11], без него наши экспедиции вряд ли были бы такими успешными.

— Скажите, Мишель, а что такое дольмены?

— Почему вы вспомнили о них, Настя? Мне почему-то кажется, что в этом походе все у нас не случайно, начиная с шопинга Алексии…

— Папа, но ты же знаешь, что в мире вообще все не случайно, просто некоторые люди умеют видеть связи между элементами Вселенной.

— Например, мой дед, Вольф Мессинг, и ты, дочка. И внуки. Но я-то никогда такими способностями не обладал!

— Не волнуйся, папа, ты ими и не обладаешь, просто каждый человек чувствует связи, если они становятся натянутыми. Вот и Настя тоже… Расскажи нам про дольмены, папа!

— Я спросила про дольмены, потому что мне случайно вспомнилось это слово, — объяснила Настя. — Вот поглядела на камень, на который вы облокотились, и вспомнилось. Я даже не знаю, где я его услышала.

— Это и неважно, откуда вы его знаете, Настенька, вы могли его прочесть в книге или газете, или незаметно для себя увидеть в Интернете… Я был бы уверен, что вспомнили вы его не случайно, если бы не считалось, что на Алтае нет дольменов.

— Мишель, вы же ученый! И, как всякий настоящий ученый, знаете, что в науке нет и не может быть никаких окончательных выводов! Если считается, что на Алтае дольменов нет, это не значит, что их тут нет на самом деле!

— Спасибо, Рушель! Я благодарен вам, что вы поставили меня на место, напомнив золотое правило ученого: мир познаваем в принципе, но не до конца, ибо бесконечен. Нет абсолютных истин и прямых путей! Тем более что Настя вспомнила о дольменах, глядя на этот большой камень, давший нам приют на время обеда. Да, дольмены — это камни, вернее, каменные столы или просто каменные сооружения, представляющие собой нечто вроде мест силы. Такие дольмены, сооруженные, скорее всего, представителями дочеловеческих цивилизаций, у нас в России есть на Северном Кавказе и, наоборот, на Кольском полуострове. В этих местах, в дольменах, люди общались с духами. Иногда в качестве дольменов использовались просто большие камни, например, был Конь-камень в Тульской области.

— Да, Мишель, здесь, на Алтае, духами покойных охраняются как раз такие большие камни!

— Так вот почему вам, Настя, вспомнился дольмен! Просто в вашем подсознании откуда-то отложилось, что дольмен — это камень, связанный с духами. Ничего не бывает случайно, я же чувствую!

— Мишель, простите, что я перебиваю ваше увлекательнейшее повествование, но как там наш обед?

— Не беспокойтесь, дорогой Александр Федорович, почти готов. Алексия, доченька, не поможешь ли ты мне? Алексия!

Алексия не отвечала. Никто из нас не заметил, как она отошла. Вроде бы ничего страшного не случилось — мало ли куда понадобилось отойти человеку, но мы почему-то встревожились. Мы молча посидели минут пять — вдруг Алексия выйдет к нам прямо сейчас? — и вскочили с места. Громко выкликая ее имя, мы растерянно ходили по поляне с большим камнем в центре: Мессинг нашел в себе силы напомнить, что нам ни в коем случае нельзя расходиться. Но Алексии не было на поляне, и толку от таких поисков тоже не было.

— Я должен связаться со внуками, — Мессинг устало опустился на траву. — Оставьте меня, прошу вас.

Мы отошли за камень. Здесь, в горах, Интернета не было, но мы поняли, что Мишель собирается воспользоваться своим «магическим кристаллом» — прибором собственного изобретения, чья работа основана на свойстве воды передавать информацию. С помощью этого прибора можно передавать информацию на расстояния до пяти тысяч километров без антенн и прочих технических средств[12].

Мишель и не думал нас стесняться, просто он пожелал остаться в одиночестве, ибо страшно волновался. Я его прекрасно понимаю: близкие люди могут утешить, поддержать, но вот разделить боль — никак.

Я не знаю, сколько времени мы просидели в напряженном молчании с другой стороны большого серого камня. Наконец появился деловитый, сосредоточенный, но никак не убитый горем Мессинг. «Слава Богу! — с облегчением подумал я. — Если Мишель готов к действиям, значит, выход есть, а если выход есть, то мы его обязательно найдем!»

Новая встреча с партийцами

— Скорее, друзья, помогите мне! Потом все объясню, — с этими словами Мишель приник к камню всем телом и начал его ощупывать.

— Что нам делать, Мишель? — Настя разве что не подпрыгивала от желания помочь.

По ее лицу я понял: она уверена, что все будет хорошо, но при этом страшно волнуется.

— Ищите вкрапление в камень, скорее всего, кристаллическое, белое или бледно-сиреневое.

Только сейчас я обратил внимание на то, что камень — абсолютно гладкого серого цвета, на нем ни белых, ни розовых прожилок, ни темных или белых крапинок, ни следов ржавчины, ни вкраплений слюды, вообще ничего — ровная серая поверхность, шершавая, теплая под лучами солнца. Необычный камень — никогда не видел, чтобы порода была настолько единообразной. Ну, тем лучше — легче будет найти то, что велел искать Мессинг.

— Есть! — Александр Федорович даже не повернул головы в нашу сторону, он бережно ощупывал камень.

Мы все сгрудились вокруг Белоусова, пытаясь разглядеть то, что он нащупал.

— Позвольте мне, друзья!

Все расступились, давая дорогу Мессингу. Мишель же ничего ощупывать не стал. Он уставился на кристаллическое вкрапление в серый камень и проговорил:

В сумрак прохладный колодца полуденный луч успеваетВлиться, подобно тому, как утро вливается в ночь,Длятся вечерние шорохи, медленно мысль засыпает,Но рассыпаются звоны, и удаляются шорохи прочь.Перед заблудшим в ночи новая дверь открывается,Где за завесою сумрака слышится трель соловья,Где одинокая тень на девять теней разбегается,В семь соединяя таинственный смысл бытия.

И вдруг… — мы замерли, потрясенные, — бело-сиреневое кристаллическое вкрапление стало увеличиваться, прямо у нас на глазах расширяясь и раскрываясь, превращаясь в щель в камне. Щель эта становилась все шире и шире, и вот буквально через минуту в нее не только могла протиснуться Настя Ветрова, но и свободно пройти Александр Федорович Белоусов со своим солидным животом.

— Осторожно, вторая ступенька уже остальных, — предупредил Мессинг.

«Какая ступенька? Откуда он знает?»

Камень как будто раздвинулся, стены образовавшейся пещеры обросли кристаллами, ближе к свету — бледно-сиреневыми, потом постепенно темнеющими, и темно-фиолетовыми, почти черными — в глубине. Вниз вела лестница из породы кристаллической структуры, но кристаллы здесь не сверкали гранями, как на стенах, а были стертыми. Вторая ступень же казалась более стертой, чем остальные — она была несколько уже.

Откуда же Мессинг знал?..

Когда я осторожно спускался по кристаллическим ступеням, то лишь очень небольшой частью сознания думал о том, откуда про эти ступени известно Мессингу, на первом же плане были две мысли: «не свалиться бы в этой сумеречно-неприятной мгле» и «что случилось с Алексией».