Кромешник. Книга 2 - О`Санчес

– Ну как? Здорово? Ух, здорово! Сейчас мы ещё!..

– Стоп. – Гек вдруг почувствовал слабость и сонливость. – Вакитока, ты классно танцуешь, но мне кажется – все время Пыря затираешь. Ты отдохни и молча посиди, а Пырь пусть сыграет что поспокойнее. Лады? Устал я сегодня. Даже удивляться устал.

– Да, да. Да! Ах, хозяин! Пырь! Сыграй для хозяина его любимую! Хозяин… А можно… Мы… того-этого, потом с Пырем к тебе поближе? Не побьёшь?

– Валяйте. – Гек вытянулся на топчане, потянулся как следует, сделал пару глубоких вдохов-выдохов и приготовился слушать «свою любимую», о которой он и представления не имел.

Сердце чуть не выскочило из груди у Гека, когда в воздухе поплыли первые звуки: это была та самая, волшебная, слышанная лишь однажды мелодия из музыкального автомата в обшарпанной харчевне «Три мушкетёра».

«Откуда?» – хотелось крикнуть ему, но не до вопросов было: на солнечном косогоре у излучины реки стоит замок, с башенками, флюгерами, бойницами и плющом, укутавшим серые стены. Красные черепицы крыш на фоне синего неба. На лужайке медленно и грациозно выступают кавалеры и не менее грациозно приседают в поклонах юные девы. Их «крестьянские» одежды великолепны, их украшения переливаются всем своим драгоценным тысячецветием. Счастливы и безмятежны взоры танцующих под звуки печального волшебства, и вечны они все…

Сквозь грёзы Гек смутно почувствовал, как к груди его, поближе к сердцу, прижались два маленьких тёплых комочка, вспомнил телом и догадался краешком разума – от кого он так яростно отбивался ножом в подземном хранилище Ванов, но уже не было сил и желания сказать об этом…

Эли Муртез, начальник аналитического отдела Департамента контрразведки, закадычный приятель и лояльный подчинённый Дэна Доффера, с благодарностью принял приглашение своего шефа – закатиться в уик-энд на зимнюю рыбалку, на залив Колдбей. Человек восточных кровей, он не любил суровых зим со льдами и сугробами, вечно у него мёрзли уши, нос, руки и ноги, вечно он гундосил из-за насморка, каждую зиму – хоть неделю, а бюллетенил. Но сегодня он был почти счастлив: шеф хочет посоветоваться вдали от возможных ушей – значит, доверяет, это хорошо, а главное – кошмар ремонта кухни и детской целиком и полностью падает на хрупкие плечи обожаемой супруги Кэрол. Как ни увиливал Эли, наконец напористая подруга припёрла его к стене, и он заказал ремонт, и оба выходных должен был присматривать за рабочими и спорить с мастером. Дэн – крутяга-парень: позвонил, нарвался на жену, убедил, что командировка короткая и совсем-совсем не опасная, он будет рядом и ручается за все. Эли знал, о чем пойдёт речь, точнее о ком: об «Узнике» – так они закодировали непонятного сидельца Бабилонской тюрьмы «Пентагон». Тот три недели провалялся без памяти в тюремной больнице, куда попал с острейшим приступом менингита из тюремного карцера. Этот презерватив – Компона, ублюдочный начальник оперчасти «Пентагона», – сумел продержать упрямого мужика девять месяцев в карцере без перерыва! А тот сумел продержаться и не захныкать, да ещё и выжить. Здоровый, говорят, лом, в больницу попал, имея пятьдесят семь килограммов веса при росте метр восемьдесят три. Дэн не препятствовал: он имел некие сведения, что мужик – суперагент британской разведки с необычной легендой, ему хотелось посмотреть на пределы его выносливости. В то же время он поставил на уши все возможные службы, а когда не хватило полномочий – вытряхнул из старика Игнацио дополнительные (когда речь о деле – тот не жмётся). Девять месяцев вся исполинская сеть Службы напряжённо вслушивалась: где зазвенит сигнальный колокольчик, когда англичане начнут вынюхивать подходы к судьбе своего человека… Не дождались. Множество было сигналов: доносы, контрабанда золотишком, растлительный дом для любителей групповой клубнички (из МИДа в основном), гангстерские подходцы к таможне, аргентинские убогие коллеги-шпионы, но главная приманка не сработала. В чем дело – надо обсудить. Где ошибка – в методах или умозаключениях? Что делать дальше?

…Все три недели, что Ларей находился в бессознательном состоянии, возле него постоянно находились сотрудники Департамента, под видом санитарок и медбратьев. Но кроме отдельных выкриков «пить», «лампу уберите», информации из него не поступило. Выкрики были на бабилосе, на вопросы он не реагировал. Эли Муртез лично приезжал осмотреть его, тщательно сфотографировал в цвете все татуированные участки тела Стивена Ларея. Позже они вдвоём навестили эксперта из Внутренних дел, патриарха уголовного сыска и умницу, каких поискать.

– После войны было много бардака. Погибли почти все архивы Картагена – бомбёжка, пожары… Разоблачили, гм, как вы помните, «во внутренних делах» заговорщиков и пособников англичан – тоже в кадрах вакуум случился. Так что стереть следы из наших картотек трудно, однако – не невозможно. Теперь о внедрении. Я слабо понимаю в шпионажах, но в своём деле кое-что кумекаю. Если ваш Ларей – английский шпион, то не засланный, а перевербованный.

Старый сыскарь ткнул пальцем в стопку цветных фотографий:

– На всем белом свете нет такого «кольщика», который сумел бы подделать руку Вика Анархии, он же Анархист, он же Чёрная Суббота, земля ему пухом. Говорят, что после Леонардо да Винчи осталось десять или двенадцать его работ в разных музеях мира. После Субботы остались только фотографии и три «шкурки». Одна «шкурка» у некоего оболтуса из моих не очень удачных учеников, назовём его просто Томом, ибо это к делу не относится, не так ли, господин Доффер? (Дэн смущённо крякнул при этих словах – старый лис в секунду разгадал про наводку Фихтера, за какие-то моральные прегрешения отлучённого стариком от себя, но попрежнему преклоняющегося перед своим учителем.) Две других у вашего покорного слуги: одна у меня с сорок четвёртого года, а другую мне любезно подарил… не помню имени, сюзеренский офицер в позапрошлом году. Там скончался от цирроза один прославленный в своих кругах негодяй, с пятиконечной звездой во лбу – работой Анархиста-Субботы. На ваших лицах я не вижу осуждения моим… привычкам, и это неудивительно, поскольку вы тоже профессионалы. Но на всякий случай поясню: на пересуды и неодобрения мне ровным счётом начхать. Если все это вас устраивает – продолжим, а нет…

И Доффер, и Муртез отлично знали о «хобби» старика и не осуждали его ничуть – за что осуждать-то? Не с живых же срезает. А если и с живых – некоторым ох и не помешало бы, в порядке перевоспитания…

– …Ну вот. А вы предъявляте мне сенсацию номер один… для узкого круга ценителей: жив, или пока жив носитель ещё одной татуировки великого мастера, величайшего! Я не способен ошибиться в этом, как вы не перепутаете своих детей среди их одноклассников. Более того… хотя нет, насчёт цветка я уже очень не уверен и промолчу, для вас это значения не имеет… Более того, посмотрите-ка сюда… – Старик со стонами вылез из кресла, достал из книжного шкафа альбом, в которых держат семейные фотографии, вынул оттуда фотографию и, прикрывая пальцем подпись, показал её Эли и Дэну. – Узнаете?

– О боже милостивый! Откуда это у вас? – На фотографии был виден кусок спины с медведем оскаленным на левой лопатке, тем самым. – Вы его идентифицировали?!

– Нет, гляньте, это Пароход, погиб в резне пятьдесят третьего года… Но татуировка – та же. В наших картотеках зафиксировано около сотни таких «мишек». Их носили отчаянные люди, все покойники теперь. Модификаций несколько, но самая… каноническая, что ли, та, что перед вами. Её наносила одна и только одна категория преступников, уголовных, подчёркиваю, преступников, что бы там ни вещали сверху, это – Большие Ваны.

Специалисты говорят, что у Ванов была некая внутренняя табель о рангах, мол, чем круче, тем выше – волк, кабан, лев, тигр, и наконец – медведь. Все – оскаленные. Может так, может и нет – достоверно мало чего известно о Ванах. Двоих последних похоронили лет семь-восемь тому назад, к сожалению, у меня от них только фотографии… Да, а ведь один из них был Суббота, а другой – Варлак, тоже, знаете ли, фрукт… Но вернёмся к вашим фото. Данные звезды и бесчернильная надпись-ожерелье с подписью показывают, что делал их Суббота, находясь в полном расцвете творческих сил. Ну, а поскольку он все же был не Микеланджело по своему здоровью, смею предположить, что эта изумительнейшая по красоте композиция колота на рубеже сороковых-пятидесятых годов. Именно в середине пятидесятых годов исчез он из моего поля зрения и объявился только покойницкой фотографией, и то задним числом. Могу показать… Ах, если бы Ванами занимались мы…

Доффер и Муртез вежливо отказались от созерцания покойницкого фото. Дэнни откашлялся и прервал паузу:

– Ну, давайте займёмся. Я официально приглашу вас в качестве консультанта, с хорошей оплатой. Нас интересует вопрос с Кромешником.

– Ах, это… Увольте, сказками я не занимаюсь, хоть и стар – а из ума не выжил. Увольте.