Чужая семья. Мачеха - Владислава Мека

— Скажите, его по-прежнему нельзя перевозить? Я понимаю, у вас хорошая клиника, но, возможно, в Москве существуют какие-то методике — а я-то думал, что Ева не додумалась показать отца другим врачам, но оказывается его нельзя перевозить.

— Ева Сергеевна, поймите, будь у Вашего мужа другой диагноз, или оставайся крохотная надежда на улучшение, я бы первый рискнул и отправил его не то, что в Москву, а в Европу. Увы, но усугублять не стоит…

— Какое "усугублять"? Лев Николаевич, Вы же сами только что сказали, что улучшений нет! Тогда о каком "усугублении" может быть речь?! — Ева сорвалась на крик и я увидел ее профиль, по лицу мачехи текли слезы, а губы искривились в гримасе отчаяния.

— Евочка, простите меня, но я вынужден это сказать, Ваш муж может не выдержать перевозки и умереть, вот о таком ухудшении я говорю. Его сейчас поддерживает только относительно крепкое здоровье. И я просто не могу подвергнуть его такому риску, когда точно знаю, что ни один врач не в силах помочь Александру Владимировичу. Медицина бессильна, все на что остается надеяться — это на чудо. Простите меня…

Врач похлопывал рыдающую Ева по плечу. А я стоял у двери и понимал, что мир окончательно рухнул. И это я его разрушил. Что мне стоило выслушать отца тогда? Почему я нагрубил ему, почему поругался и выставил вон? Да, даже если он и ударил мачеху, что с того? Кто она такая, чтобы я пекся о ней? Мой отец — вот единственный человек, о котором я должен был заботиться, а вместо это я убил его? Ведь то тело, что сейчас лежит в палате запеленованное в бинты и опутанное проводами — это не мой отец, а просто тело. Мой отец умер в день той жуткой аварии, как и Элька. И виной всему именно я…

Тогда я впервые напился, до беспамятства. И вплоть до сентября, когда меня в обязательном порядке утащили друзья в универ, я продолжал пить.

От смены декораций ничего существенно не изменилось. Я пил, сорил деньгами, обзаводился девочками на одну ночь и глушил свою вину в световых прожекторах ночных клубов столицы. Моя жизнь прекратилась в один постоянный одурманенный алкоголем сон. Я не помнил никаких дат, не понимал, пока не выходил на улицу какое время суток и какой сезон на дворе. Большинство моих друзей, нет, не покинули меня, но отдалились. Их жизнь была куда интересней, в отличии от моей. И я сам понял, что одного алкоголя становиться недостаточно.

Тогда-то меня и привел в бойцовский клуб один из знакомых. Дрались там жестоко и за немалые деньги. При чем, деньги платили не зрители, которых почти не было, а участники. Мажоры, вроде меня, выходили на ринг с новичками или же по желанию с профессионалами. Я платил, как и остальные за партнера, готового быть избитым до полусмерти или же готового избить меня до полусмерти. Неплохое развлечение, а?

Сначала драка, потом выпивка, следом угар клуба, а потом секс — марафон с очередной чиксой. И так день за днем.

На универ я не "забил", ходил раз в неделю с лозунгом "учеба — д*рьмо", отсыпал в карман ректора приличные суммы и слыл отличником. Зимнюю сессию декан мне "за усердие" проставил досрочно. И я сам не понял, как сел в самолет — "Москва — Мертвый город". Зачем я туда поехал? Объяснил бы мне кто.

Естественно, в аэропорту меня не встречали, как и в пустой квартире. Хотя, вру, квартира была не пуста, в ней спал на диване Ричард. Похоже, Ева не забыла о собаке… Или же? Точно, на столе в кухне записка:

"Евангелина! Я прошу тебя, не как домработница, а как человек, который уже полгода знаком с тобой, не спускай в унитаз мою еду! Поешь! Слышишь меня! Иначе я буду вынуждена обратиться к врачам, благо в больнице ты частый гость и они тебя там принудительно накормят! Ты меня поняла?!"

Ух ты! Какое душевное послание. Видимо, Ева тоже зря времени не теряла и развлекалась, как могла. Неужели и эту ледышку чувство вины заело? Не верю! Скорее она себя жалеет и наверняка проклинает хорошее воспитание иначе бы уже давно свалила с тонущего корабля. Да, во мне говорит обида и есть за что. Она ничего мне не говорила об отце, на мои звонки, редкие, но все же звонки — не отвечала. Будто это у нее самый близкий человек умирает, а не у меня. А в августе, когда я пришел слегка нетрезвый домой пощечину мне залепила! Да какое она права имела? Сучка… Все они сучки! Чертовы бабы, способны только о себе заботиться… Где моя фляжка? Вроде там еще осталось немного?

Выпив и так ничего не решив, я направился в больницу. Чертов гололед, пока добрался до такси дважды чуть не упал. Шатало меня не по-детски. Думаю, все дело в перелете и погоде. Не могло же на мне сказаться несколько глотков из фляги? Хотя, последнее время меня часто заносит на поворотах. И от этого еще сильнее хочется выпить.

Таксист высадил меня у самого входа, но я все равно умудрился подскользнуться.

— Брат, пить надо меньше! — крикнул он мне вдогонку и дал по газам.

— Какой ты мне "брат"?! Урод! — мои слова потонули в шуме мотора.

Меня злили постоянные замечания относительно выпивки. Что такого? Я же не алкоголик! Всего лишь выпиваю слегка, чтобы расслабиться. И нечего мне в нос этим тыкать! Сейчас каждый второй ходит по земле "обдолбанным", а я никогда к наркоте не притрагивался. Даже имея такой превосходный повод. Почему же им всем не отстать от меня со своими советами?!

— Вы к кому-то конкретно? — обратился ко мне медбрат, стоило только переступить порог больницы.

— Да — усмехнулся я — тут у вас мой отец лежит в палате "люкс" дорогу не покажешь?

— Отчего не показать? Здесь только один человек может себе позволить такую палату. Громов, если не ошибаюсь?

— Он самый — кивнул я и еле удержался на ногах. Что ж это такое?

— Может Вам вначале проспаться? А уж потом с визитами приходить? — между делом, то есть пока меня вел по коридору, осведомился этот мужик, глянув на меня через плечо.

— Слушай, ты меня просто проводи до палаты, а советы оставь при себе — злость накатывала на меня, как лавина.

— Да пожалуйста! Вот эта палата — резко затормозил обидчивый медбрат и ткнув пальцем на дверь направился дальше по коридору.

Я хмыкнул, надо же забыл за эти месяцы дорогу. Но ничего, у меня полно времени, чтобы вспомнить.

Зашел я без стука и застал идеалистическую картину. Отец, как и в последний мой визит безучастно пялился в потолок, а его жена свернувшись клубком, спала в кресле, накинув на себя плед, из ее рук выскальзывала книга. И упав на кафельный пол, издала громкий хлопок. Отчего Ева подскочила в кресле. Плед упал к ее ногам. Да уж, а экономка-то не врала. Мачехе, действительно, не мешало бы поесть. Таких изможденных людей я видел только по телеку, тогда шла передача с Малаховым, там как раз показывали страдающих анорексией дистрофичек, так вот Ева недалеко от них ушла.

Неестественный цвет кожи и белая одежда делали из нее почти призрака. Множество вен выступали на коже обтягивающей кости. Волосы она остригла, отчего и без того хрупкая шея, казалась веревочкой, соединяющей плечи и голову. Она наклонила голову на бок и сощурила огромные глаза, словно силясь узнать человека стоящего перед ней. Неужели за эти месяцы она тронулась умом? Не верю!

— Ева, привет — мой голос показался каким-то чересчур громким при тишине царившей в палате.

— Алексей? Здравствуй, давно ты не заглядывал — будто мы не виделись не больше недели, улыбнулась потрескавшимися губами мачеха.

— Я в Москве вообще-то был, учился — как душевнобольной я принялся объяснять ей.

— Да, знаю. У тебя, наверное, каникулы? Ты проходи, поздоровайся с отцом. Он скучал…

— Ева, он не может скучать. Он даже не понимает, кто перед ним и что происходит — усмехнулся я, но стараясь не оступаться подошел к кровати.

Отец не изменился, за исключением того, что сошли синяки и больше не было гипса, а также бинтов. Он продолжал смотреть в потолок и его мертвые глаза говорили лучше всяких слов.

— Привет, пап. Я закончил семестр. На "отлично", деньги делают свое дело. Не знаю, что еще сказать. Так что, бывай! Загляну еще как-нибудь — махнув рукой, я побрел к выходу. Но, кое-что вспомнил и поманил за собой мачеху. Ева безропотно вышла в коридор следом за мной. Ходила она не хуже меня, то есть ее штормило и она тщательно выверяла шаги.

— Ты что-то хотел?

— Да, мы едем домой, Ева.

Ева.

— Мы едем домой — услышала я сквозь "вату" в ушах.

Если честно, мне не хотелось домой и не хотелось оставаться наедине с пьяным пасынком. Он меня пугал, не меньше своего отца в былые времена. Но перечить я не решилась и накинув на плечи шубу, поцеловала на прощание Сашу в лоб, пошла следом за Алексеем.

Мы сели в такси, пасынок уселся рядом со мной на задние сиденье и всю дорогу до дома молчал. Я была ему за это благодарна, от него так сильно несло водкой, что думаю стоило бы Алексею открыть рот и я опьянела бы от одного запаха. Когда он умудрился стать алкоголиком? Конечно, он "заливал" свое горе, но сейчас я ясно понимала, что парень пошел по косой. И останавливать его не собиралась, мне бы свои проблемы разгрести, а Лешка точно не моя проблема, чтобы еще и с ним разбираться.