Докладывать мне лично! Тревожные весна и лето 1993 года - А. Орлов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Еще некоторое время после того, как помощник коменданта вышел из кабинета, Орлов сидел в задумчивости, «переваривая» все, что произошло за несколько последних часов, и еще трудно себе представляя, как будет работать в новом качестве. С одной стороны, переход в Администрацию Президента следовало рассматривать как знак высочайшего доверия, особенно принимая во внимание все то, о чем говорил Филатов. С другой стороны, Орлов вдруг ощутил забытое чувство одиночества, которое неизбежно возникает у человека, оказавшегося в новом коллективе. Забытое, потому что когда-то еще в детстве, ему, как сыну офицера, пришлось сменить несколько школ, и каждый раз нужно было привыкать к новым товарищам, новым учителям и новым порядкам. Это было непросто, но в раннем возрасте проходило как-то менее остро, чем в период зрелости.
В управлении на Лубянке Орлов чувствовал себя вполне уверенно. Коллектив, спустя некоторое время после назначения на должность заместителя начальника, достаточное, чтобы проявить себя, признал в нем руководителя, вполне компетентного и внимательного к подчиненным. Даже «аксакалы» из бывшего Инспекторского управления, с которыми он вместе работал еще до перехода в Российский комитет и августовского путча, относились к нему вполне лояльно. Правда, с некоторой долей снисходительности и иронии.
Семен Енокович Мартиросов, бывший начальник Орлова в годы работы в Научно-исследовательском институте КГБ СССР, стал начальником отдела в управлении и превратился в подчиненного Андрея. Орлов же, зная его самолюбивый характер, всячески старался проявить особое уважение к бывшему начальнику — советовался с ним по разным поводам, часто заходил сам к нему в кабинет, постоянно подчеркивал авторитетность его мнения для себя.
Юрий Васильевич Бузанов, слывший самым опытным специалистом в КГБ по составлению различных планов, после того, как они с Орловым в течение пары недель бок о бок поработали над подготовкой «главного документа» Министерства безопасности, сказал сослуживцам:
— Андрей-то молодец! Я и не думал, что он так может… въедливо работать над документом. Я даже зауважал его!
Виктор Георгиевич Третьяков, под началом которого Андрей работал в Инспекторском управлении, тоже вдруг стал подчиненным Орлова. Один из самых сильных аналитиков во всей системе органов госбезопасности, человек, которому доверялось писать докладные записки генеральным секретарям ЦК КПСС и формировать отчеты о деятельности КГБ для Политбюро, возглавил отдел в управлении. Орлов старался никоим образом не показать Виктору Георгиевичу своего начальственного положения, постоянно демонстрируя свою готовность прислушиваться к его советам и предложениям. Наверное, именно искренность такого поведения Андрея и возвращалась в форме дружеской поддержки со стороны коллег-подчиненных.
Но теперь все это оказалось за бортом. Каждодневные заботы Оперативного управления — анализ и принятие решений по информации, потоком льющейся в многочисленных шифровках и докладных с мест, командировки в местные органы безопасности, постоянные совещания но различным вопросам оперативно-служебной деятельности, обсуждения совместных действий с коллегами из разведки и МВД, конспиративные встречи с конфиденциальными источниками, занимающими высокое положение в ряде иностранных государств — вес это разом осталось в прошлом. Активная работа продолжалась, но теперь уже без Орлова, который должен был осваивать совершенно новый для себя участок деятельности.
ИНФОРМАЦИЯ: «У нас, сотрудников органов безопасности, сохранялось осторожно-уважительное отношение к „вышестоящим инстанциям“ — в свое время это был ЦК КПСС, а потом — Администрация Президента. Казалось, что там работают какие-то особые люди, обладающие исключительными способностями, умеющие, опираясь на анализ потоков информации, поступающей к пим, выделять главное, формировать основные приоритеты в политике, экономике, сфере безопасности. Десятки тысяч людей, не жался сил, готовили информационные материалы и аналитические документы, на основе которых должны были приниматься управленческие решения стратегического уровня. Разумеется, в профессионализме кадров „инстанций“ не должно быть никаких сомнений…» (Из воспоминаний А.П. Орлова).
Перейдя в администрацию, Андрей не только лишился привычной для него атмосферы товарищеского участия и взаимной поддержки, которая, как правило, возникает в воинском коллективе, но и почувствовал явное снижение своего служебного статуса. «Администрация Президента» — звучит громко! Но здесь Орлов опять почувствовал себя шестеренкой какой-то большой машины, от которой почти ничего не зависит. Если еще несколько дней назад он ощущал себя полноценной личностью, человеком, которого знали многие в здании на Лубянке, которого одни — уважали, другие — едва терпели, но те и другие — считались с ним, учитывали его мнение, то теперь все надо было начинать сначала — завоевывать доверие людей, доказывать собственную состоятельность, демонстрировать умение не только руководить кем бы то ни было, но и свою способность самостоятельно решать те или иные задачи. Андрей знал, что сможет все это сделать, но до тех пор ему предстоял непростой период адаптации, «вхождения» в новую среду, завоевания доверия окружающих его людей.
ВОСПОМИНАНИЯ: «Появился Орлов в пашем управлении внезапно. Сначала присутствовала, естественно, определенная настороженность к офицеру из Министерства безопасности. Особенно напряженно отнесся к ею появлению Нетр Васильевич… Все знали, что должность первого заместителя начальника отдела была введена исключительно под Орлова… Мы все работали спокойно и вдруг… появляется этот человек. Слухи всякие ходили… В отношении пего долго сохранялся ореол, что он решает какие-то особые задачи. Правда, его стиль поведения и общительность довольно быстро сняли напряженность…» (Из воспоминаний Е.И. Владимирова, в 1992–1993 годах — специалиста-эксперта Управления кадров Администрации Президента)
ВОСПОМИНАНИЯ: «Однажды вызывает меня Румянцев и говорит: „Я был сейчас у Филатова. Оп сказал мне, что лично к нему командируют человека из Министерства безопасности. Он будет работать в твоем отделе. Причем на должности, не ниже заместителя начальника. Я думаю, что это — человек Филатова“.
Нам было известно, что специально под него пришлось ввести должность. Это встревожило всех в управлении. Румянцев и его замы схватились за голову. Что это значит? Ко мне-то они уже привыкли, а это какой-то новый человек.
С Орловым я знаком пе был, но однажды, когда заходил к Голушко, я его видел. Это частично меня успокаивало — все-таки не посторонний человек…» (Из воспоминаний П.В. Романенко, в 1992–1994 годах — начальника отдела Управления кадров Администрации Президента)
Орлов еще раз окинул взглядом свой новый кабинет — книжный шкаф с пустыми полками под стеклом, железный сейф с приоткрытой дверцей и торчащими из замочной скважины ключами, карта СССР на противоположной стене, письменный стол, поверхность которого была абсолютно свободной — ни единой бумажки, ни письменного прибора, ни какой-нибудь безделушки. Его взгляд упал на ряд телефонных аппаратов, стоящих рядом на маленьком столике. Звонить было некуда, да еще и некому. И, тем не менее, рука Орлова непроизвольно потянулась к аппарату юродской связи. Еще до конца не отдавая себе отчета, куда он будет звонить, Андрей поднял трубку, несколько секунд подержал ее в руке, упершись взглядом в диск телефона. Потом медленно набрал номер. На том конце раздались продолжительные гудки — один, другой, третий. Затем — щелчок и знакомый голос тихо произнес: «Алле!»
13 марта 1993 года, суббота, день
Москва. Улица Крылатские Холмы.
Квартира Орловых
Услышав звонок телефона, Оля почему-то сразу решила, что это — Андрей. Несмотря на то что домашние хлопоты почта не давали ей время отвлечься на посторонние мысли, она подспудно ждала чего-то, чувствуя легкую тревогу. Может быть, это передалось ей от мужа, который сегодня утром перед уходом на работу был необычно задумчивым и озабоченным.
Последнее время Оля все чаще видела мужа каким-то раздраженным, неуравновешенным. Чуткая к перемене его настроения, она догадывалась, что происходящие с ним перемены связаны, скорее всего, с переходом на новую работу. Она не очень разбиралась в том, чем будет теперь заниматься ее муж, но подсознательно чувствовала скрытую угрозу, которая исходила от «коридоров власти».
Все, что происходило там, наверху, Оля воспринимала как нечто непредсказуемо-опасное, способное нарушить привычный ритм жизни. Еще свежи были в памяти события августа 1991 года, когда Андрей несколько суток пропадал на работе. В центре Москвы лязгали гусеницы танков и боевых машин пехоты, обезумевшие толпы крошили вес направо и налево, в подземном туннеле на Калининском проспекте пролилась первая кровь. Тогда она впервые почувствовала серьезную тревогу за мужа, неожиданно поняв, что все чаще звучащие в толпе призывы, растиражированные телевидением и радио, имеют прямое отношение к их семье. Сотрудник органов безопасности не мог оказаться в стороне от того, что происходило тогда в стране. А прошло всего полтора года.