Молчание (ЛП) - Бланко Изабель Н.

Глава 15

Проходят дни, и я жду противостояния с каждым из них. Предварительная встреча с братом — ничего. Трапеза в кругу семьи — все то же самое. Алессандра общалась со мной как ни в чем не бывало, не проявляя никаких признаков подозрительности.

Как Каламити удалось обмануть ее мать? Должно быть, так и было, если Алессандра не уловила наши запахи. Ее дочь должна была найти способ помешать ей войти в ту комнату.

С каждым днем мои подозрения по поводу этой ситуации продолжают расти.

К сожалению, как и эта странная "лихорадка", если не сказать больше.

Жажда крови — просто насмешка по сравнению с этим. Похоть? Еще более жалкое определение. Желание поглотить Каламити — каждую каплю ее тела — усилилось до такой степени, что я боюсь находиться рядом с ней, и уже не по обычным причинам.

Какой бы уникальной или могущественной она ни была, мне два с половиной тысячелетия. Ей двадцать один. Я обладаю способностью разорвать ее пополам, если не буду осторожен.

Я обладаю способностью истощить ее до последней капли.

Как я себя чувствую в последнее время? К черту осторожность. Желание выплеснуть на нее всю силу своего желания — это фантазия с оттенком насилия, в которой я доминирую над ней, шлепаю ее, пока она не перестанет видеть.

Я владею всеми ее отверстиями, независимо от того, зашла она так далеко или нет.

Не то, чтобы сохранение дистанции имело значение. Никогда не было раньше, так почему бы и сейчас?

Она все еще преследует меня. Пытается проникнуть глубже.

Как сегодня.

Я потерялся в очередном сне; кажется, я осознаю это даже тогда, когда сон начинается. На этот раз я нахожусь в тронном зале со сводчатым потолком, пересекающимися арками и витражными окнами. Он превращен в гротескную версию самого себя, по сверкающему полу разбросаны лепестки мертвых цветов.

В центре, перед низким помостом, на котором стоят троны, на коленях среди десятков белых горящих свечей стоит безликая женщина. Юбка ее черного платья развевается вокруг нее. Наклонив голову набок, она держит руки перед собой, предлагая мне череп детеныша оленя.

Мерцающий свет свечей отражается от золотых спиралевидных рогов. Рога, которые щекочут какую-то часть моего сознания, как будто я уже видел их раньше.

В тот момент, когда я открываю рот, чтобы назвать ее имя, пейзаж меняется в вихре. Вдруг все заволокло туманом, голубое небо, и больше ничего не видно.

Почти неразборчивый шепот на ветру.

— Обсидиан…

Она позади меня.

Я резко разворачиваюсь, сердце бьется от яростного голода. Она стоит вдалеке, одетая во все черное. Позади нее под углом возвышаются два деревянных шипа. Ветер развевает ее черные волосы у лица — перед этими черными глазами, сверкающими от вожделения.

— Обсидиан, — снова зовет она, но ее губы не двигаются, чтобы она могла это произнести.

Я протягиваю к ней руку.

— Калам…

Снова этот цветовой вихрь, и снова все меняется. На этот раз мы снова в ее комнате, и она ползет ко мне по кровати, верхняя часть ее лица скрыта кружевной маской. Она засовывает один палец в этот сладкий рот, беззвучно зовя меня снова.

— Обсидиан.

В бешенстве я ныряю, чтобы дотянуться до нее, но она исчезает в тонких клубах дыма.

— Мать твою, Каламити. Я сдаюсь, ясно? Я сдаюсь. Вернись!

Затем я снова оказываюсь в катакомбах, глубже, чем когда-либо, где камень уже не черный, а выветренный, состаренный бежевый. Древние узоры, вырезанные на колоннах и арках, все еще сохраняют часть своего яркого цвета, несмотря на прошедшее время.

Пьедестал в футах от меня.

За ним — двери.

Мимо меня проносится призрак — женщина в красной вуали. Когда я поворачиваюсь к ней, воздух вокруг нее пузырится, как будто она стоит под водой. Ее шишковатая, примитивная корона отсутствует. Ее лицо скрыто, но две руки, которые она протягивает в мольбе, бледны как бумага.

— Каждый ответ, который ты ищешь, находится в тебе. Там. Повсюду в этих стенах. В нашей истории… в этом лице.

Вуаль откинута, обнажая ее лицо…

Лицо Каламити, погруженное в воду, глаза светятся огненно-красным, волосы струятся вокруг нее, как демонические усики…

Мои глаза открываются от шока. Я проснулся. Дыхание сбилось, и я снова столкнулся с этим адским, черным коридором. Проход в катакомбы, с его темными, резными стенами.

Я уже собираюсь дематериализоваться обратно в свою комнату, когда в десятках ярдов от меня в золотом вихре появляется Каламити. Ее платье — всего лишь лоскутное одеяние из прозрачной золотой марли, корона на голове крошечная по сравнению с ее обычными коронами. На тонких изящных нитях по волосам струятся золотые капли, так похожие на пули. Вокруг ее головы, как нимб, круг из хрустальных листьев, а на ободке прикреплены крошечные золотые звезды.

Это самая странная и футуристическая корона, которую я когда-либо видел на королевской особе этого царства.

Ее темные глаза обведены голубым, а под веками нарисованы две маленькие черные слезинки.

Она смотрит на меня с безмолвной тоской.

Обвиняюще.

Я хочу ее больше всего на свете, изнываю от желания, но не могу получить ее. Не могу.

Каламити делает шаг вперед, открывая рот, чтобы заговорить.

Резко дернув головой, я отшатываюсь от нее, от этого существа, которое так мучает меня.

В ее глазах вспыхивает гнев и почти тревожная боль.

Она дематериализуется передо мной, оставляя меня здесь, растерянного и трясущегося от физической боли.

И это физическая боль. Почти как болезнь.

Что, черт возьми, со мной происходит? Я возвращаюсь в свою комнату и провожу рукой по лбу. Она покрыта светло-розовой кровью.

Проходит еще три дня, прежде чем я понимаю то, что должно было стать очевидным для меня задолго до этого.

Каламити уважает мои желания и держится от меня на расстоянии, пересекаясь со мной только во время военных или общественных мероприятий.

Это единичные случаи, когда она говорит со мной, отдавая своему "дяде" обычное приветствие.

Как и раньше.

Не могу определить, где проходит грань между почитанием моих желаний и наказанием, но нет сомнений, что это также предназначено для того, чтобы причинить мне боль.

Это работает.

Когда мне было восемьдесят два года, я пристрастился к ширату. Наша версия гашиша, если хотите. Это одна из самых сильных зависимостей, известных нашему роду, уступающая только крови и сексу, и она так же часто убивает нас, когда мы от нее отвыкаем.

Эта ломка — ничто по сравнению с этим. Забудьте о том, что я подумывал обратиться к королевским врачам по этому поводу; меня грызет вопрос, почему она это делает.

Для меня не должно иметь значения, что думает или чувствует одна молодая женщина. Не до такой степени.

Я разбиваю сердце Каламити своим отрицанием.

К черту, я уверен, что разбиваю свое собственное.

Оставив компьютеры работать, я, наконец, толкаю себя к кровати. Не спал уже пять дней. Я специально избегал этого, расстроенный вечно прозрачными, вечно яркими снами, которые лишают меня настоящего отдыха.

Упав лицом вниз на черное шелковое покрывало, я мгновенно оказываюсь под ним и снова оказываюсь в катакомбах. Мозаика образов и сцен — это циклон повторений. Одно и то же искаженное послание передается снова и снова.

Черный вихрь с его шипящим, анаморфным голосом.

— Ты знаешь, что все это значит. Ответ всегда перед тобой.

Ее запах преследует меня, даже в этом сне, с его безголосым, дразнящим шепотом.

— Приди ко мне. Забудь о том, кем мы должны быть друг для друга, и возьми то, что принадлежит тебе.

Красная вуаль. Корона. Фигура, похожая на Каламити, но не являющаяся ею.

— Эоны размножения. Одна линия за другой. И, наконец, она появилась. Мой идеальный потомок. Та, что обладает истинной силой.

Бумажно-белый мужчина в своей древней, племенной одежде, на голове сверкает его собственная корона. Черные глаза, такого же цвета, как у меня и Каламити. Знакомое лицо, которое я не могу определить…