Любовь. Бл***тво. Любовь - Юлий Крелин

Душа, душа играла, когда он глядел, слушал, ждал её. Душа разборчива. Это плоть всеядна. А получается наоборот: Душа жаждет субъективности; плоть считает.

Оксану он знал много лет назад. В его ранние врачебные времена она была сестрой в соседнем отделении и училась в медицинском институте. Хороша была. Он тогда автоматически глаз на неё положил, но никогда никаких поползновений и попыток домогательства даже в мыслях его не возникали. А тут он вызвал врача из поликлиники, когда одолел его банальный грипп, но с температурой, и, «на тебе-здрасьте» – является участковая, лично товарищ Оксана. «Вальяжна и бельфамиста», в глазах огонь играет. Впрочем, может, ему это от температуры привиделось? Но глаз его тут же в ответ заиграл, руки раскрылись для объятий, ноги заходили ходуном: «Боже! Оксаночка! И к ногам такой красавицы я должен сложить все свои недуги?! А?» «За красавицу спасибо, Ефим Борисович. Все недуги не надо. Мне бы с вашим гриппом управиться. У вас грипп, да?» «Да, наверное, конечно. Но душе моей было бы комфортно, если б ты, Ксаночка, приложила все свои знания и умения для моего уврачевания. Ничего, что я по старой памяти, позволяю себе говорить тебе ты?» «Господи, Ефим Борисович! А как иначе?! Что вы такие церемонии развели? А уврачевать я вас готова». «Нынче без цирлих-манирлих никак не можно. И приложу все силы тебя очаровать». «Работайте. Только с чего вдруг? Всё можно было и тогда ещё». «Ксаночка, я сейчас не на работе, а тогда мы были солдатами одного полка. А сейчас, дома, когда я вижу столь очаровательную даму, рефлексы чаровничанья включаются автоматически». «Слыхали. Слыхали». «Я очень люблю женщин, вообще. Всех. Я всех хочу очаровать…» «И, наверное, обласкать?» «Ну, это, если удается… Это ещё не программа-максимум, но больше, чем программа-минимум».

«Ладно, Ефим Борисович. Всё-таки, что с вами? Что болит, что неможется?» «Ксаночка, родненькая, золотце моё, только от твоего вида и голоса, у меня уже всё прошло». «Судя по цвету лица, голосу, красным глазам и эйфории, температуру даже измерять не надо». Оксана приложила ко лбу его руку. Он тут же её перехватил и поднёс к губам своим для… Ну ясно чего для. Но не поцеловал: рот жаждал говорить, для чего губы шлёпать должны. «Как замечательно. Сразу видно настоящего доктора. Ни к аппаратам, а к телу и слову больного. Слово и тело!» В конце концов, вернее, в конце слов, он, изловчившись, руку всё же чмокнул. Некачественно – температура знать себя даёт. «Не надо, Ефим Борисович. Высокая температура. Я чувствую её». И она приложилась губами к его лбу. «Ты не боишься заразиться от меня?» «Боялась – не пошла бы в участковые». «Ну, в какой-то степени и это правда. Но это в лоб. А в губы если?» Оксана засмеялась: «И в губы не боюсь. При том другие страхи». «И страх и наслажденье». «И то…»Ефим Борисович двумя своим ладонями сжал голову её с боков и притянул к себе. Чуть задержался… Пауза движения. Сопротивления не почувствовал он, горячие губы его на своих почувствовала она. Нет сопротивления, стало быть, нет и возражения. Температура им не помешала. И сил хватило.

Она не заразилась.

……………………………

Через пару недель ехали они в машине. Он рулил, продолжая первоначальную игривость. Они за это время достаточно привыкли друг к другу. «Терапию твою нам, Ксаночка, необходимо продолжать. Возражения есть? А?» «Как ты мне надоел со своим вечным А. Ну, слова в простоте не скажешь». «Слова-то в простоте говорю. А ещё большая простота в деле. Слово и дело! – знаешь, что это значит?» «Слово и тело – вы сказали в прошлый раз». «Ну, и память. После слов этих я и подступил к телу. А вот при Алексей Михалыче Тишайшем ими предваряли заточенье в каземат. Сажали. Тишайший! – чтоб всё шито-крыто. А?» «Тьфу ты. Опять. Ну, и зачем мне это знать?»

«А затем, чтоб понимать вот эту херню, что развесили по улицам». «Чего это ты? О чём?» «Да вон, идиотские растяжки, лозунги. Ни уму, ни сердцу. «Медицинские работники! Повышайте обслуживание…» Ну и дальше. Идиотизм. Вот, сейчас всё бросим, и начнём с тобой обслуживать. Так сказать: чего угодно, барин? Чего говна навешали!» «Чего это ты? Их же никто не замечает». «Вот именно. Раздражитель… Или вот, ещё какую-нибудь чепуху, вроде, народ и партия, что вместе и навсегда». Оксана рассмеялась: «Вместе навсегда – русский с китайцем, ну что-то в этом роде. Ничего себе чепуха, когда народ с партией едины. Вот так». «Это ж надо так народ принизить, чтоб считать, что он един с этой мафией, шайкой, кодлом…»

И на этих словах машина стала дёргаться, фыркать и… заглохла. Оксана опять рассмеялась: «Нельзя партию ругать. Уголовно-моральный их устав чтить требуется». «Устав… Устав от партии, машина и заглохла». Мрачно пробурчал Ефим и стал выходить из машины.

Ефим Борисович в машине ничего не понимал. В таких случаях он доталкивал машину вручную и вножную к тротуару, поднимал капот, склонялся над мотором и глубокомысленно смотрел на двигатель. Обязательно вскоре подходил кто-нибудь из проходящих доброхотов. Иные просто спрашивали. Иные, не успев выяснить проблему, сходу начинали давать советы, а наиболее продвинутые в делах технических поначалу интересовались, а уж потом… А уж потом начинали ковыряться и что-то делать. Тут важно во-время доброхота остановить до появления лишних деталей. Эти случаи, когда доброхот починит и вовремя остановится, идеальны. Но иногда приходилось машину тащить на веревке домой или к мастерам.

Вот и сейчас Ефим Борисович начал толкать машину. Оксана посильно помогала, стараясь не испачкать одежду, не сломать каблук, ну, и соблюдая все прочие необходимые осторожности. Подошёл милиционёр. «Ну, вот! Нашёл место испортиться. Давай. Давай быстрей с дороги. Толкай, толкай поактивней». Ефим напрягся – нога подвернулась и он упал. Естественно, экспрессивное ненормативное восклицание. «Что, Ефим? Очень больно?» «Что-то да. Думаю, что перелом». Милиционер, обеспокоенный ненормативной локализацией машины, что уже его касается впрямую, отреагировал адекватно. «Ну, уж, сразу перелом. Давай, давай. Вставай. Не положено здесь машине быть». «Я не могу. Я не встану». «Ефим, я помогу доскакать до тротуара. А что с машиной-то?» С помощью Оксаны Ефим Борисович поднялся и, облокотясь на неё, ойкая и охая, допрыгал до обочины. Ничего не поделаешь, и милиционер сам дотолкал машину к тротуару. Включившись столь активно в помощь, блюститель порядка открыл капот и что-то через пять минут восстановил. Машина заработала. Всё произошло так быстро, что ни один из доброхотов не успел и подойти. Никто совет не подал. Власть всё сделала сама. Довольный собой милиционер, в высшей степени доброжелательно, предложил вызвать «скорую». Ведь если кому удачно поможешь, то и лучше, добрее к нему относишься. И наоборот. «Не надо, товарищ начальник. Я сама довезу. Он доктор. Я к нему и отвезу. Так. Разрешите расплатиться». Оксана полезла в сумочку. «Не надо, не надо. Подумают, что взятку беру. Осторожненько. Права предъявите и с ними. Ага, ага. А вообще-то, зря. Травма ведь. Может, вам… Спасибо, спасибо… Помочь доехать?» «Да нет. Я вожу. Вы мне помогите его посадить в машину».

И как поётся: Скоро в сказках сказывается, да не скоро дело делается. Так то в сказках, а на деле, когда свой человек в больницу попадает, всё делается скоро и споро. Часа через два Ефим Борисович уже лежал в своём кабинете с загипсованной ногой. Дежурный травматолог помог его уложить на диван. «Ну, вот так, Ефим Борисович. Завтра придут заведующие и пусть они решают. Я бы операцию лучше сделал, чем долго с гипсом валандаться». «Я тоже так думаю. Но пусть они решают. Я ж понимаю, что значит связываться с докторами, особенно, со своими. Спасибо, ребята». «Сейчас ещё обезболим…» «Пока не надо. Пока ещё действует обезболивание. Доктор Оксана позовёт, когда понадобится. Спасибо». «Может, что поесть принести?» «Пока ничего не надо. Оксана скажет».

Травматолог ушёл. «Ксаночка, запри, пожалуйста, дверь, и помоги мне раздеться. Не лежать же мне в портках». Оксана стянула с него свитер. «А рубашку оставь. Главное освободиться от штанов. Смотри-ка и утку принесли». Оксана занялась брюками и не без труда стянула. Когда накладывали гипс, штанину завернули вместо того, чтобы снять. Видно постеснялись, да и ему было неловко сказать. «Может, и трусы с тебя стянуть?» «Если дверь заперла, то и это не лишнее. Думаешь, если перелом, так я уже и не соответствую кондициям?» «Совсем не думаю. Ты ж супермен. Даже если больно – будешь делать вид, что всё о, кей. Вот посмотрим, как действительно слово сочетается с делом». Оксана, смеясь, стала стаскивать и трусы. Очень быстро она убедилась, что слово с делом у него пока не расходилось. Диван узкий. Позу не подобрать. Она встала около дивана на колени и приникла лицом к центру его тяжести и мужества.