Гобелены Фьонавара (сборник) - Гай Гэвриел Кей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Какие же? – Это спросил уже Лорен.
– Во-первых, я хотела посмотреть на путешественников, – ответила ему Исанна и повернулась к Полу Шаферу.
А тот почему-то повел себя на редкость грубо. Поспешно заслонившись от Исанны рукой, он вскричал:
– Нет! Никаких «проверок»!
Исанна удивленно подняла брови и, быстро глянув на Лорена, снова повернулась к Полу.
– Все ясно, – молвила она. – Но не бойся: я никогда не пользуюсь «проверками» – мне они не нужны. – При этих ее словах по залу снова пронесся ропот.
Пол медленно опустил руку. И спокойно, высоко подняв голову, посмотрел старой женщине прямо в глаза. И, что было самое удивительное, первой отвела глаза Исанна!
А потом, потом… потом она повернулась, не взглянув ни на Дженнифер, ни на Кевина, не обратив ни малейшего внимания на застывшую Джаэлль, и стала смотреть на Кимберли. И перед резным троном Бреннина, под дивными витражами Делевана одни серые глаза заглянули наконец в другие, такие же серые.
– Ах! – воскликнула Исанна, судорожно вздыхая. И через секунду прошептала чуть слышно: – Я так давно ждала тебя, дитя мое!
И лишь сама Ким успела заметить, как на мгновение лицо Исанны исказилось, словно от страха, когда она произносила эти тихие, похожие на благословение слова.
– Что это значит? – с трудом выговорила Ким. – Что вы хотите этим сказать?
Исанна улыбнулась.
– Я же Видящая Бреннина. Живу в мире снов и видений. – И Ким вдруг поняла, ЧТО это означает, и на глаза ей навернулись светлые слезы. – Ты приходи ко мне, – прошептала Исанна. – Лорен покажет тебе дорогу. – И Видящая опять повернулась к королю Бреннина, который так и остался стоять, возвышаясь надо всеми в зале, и склонилась перед ним в глубоком реверансе. – Будь же добр и справедлив, Айлиль, – молвила она. – А теперь я назову вторую причину, по которой пришла сюда: я пришла попрощаться. Я больше не вернусь, и мы никогда уже не встретимся с тобой, Айлиль, по эту сторону Ночи. – Она помолчала. – Запомни: я тебя любила.
– Исанна!.. – вскричал король.
Но она уже повернулась, чтобы уйти. И двинулась, опираясь на свой посох, и на сей раз в полном одиночестве, через весь этот великолепный, застывший от изумления зал к дверям, ведущим наружу, навстречу солнечному свету.
В ту же ночь, далеко за полночь, Пола Шафера пригласили к Верховному королю Бреннина – играть в та'баэль.
Сопровождал его какой-то незнакомый стражник, и, следуя за ним по полутемным коридорам, Пол испытывал горячую благодарность Коллу, который незаметно шел за ними по пятам.
Шли они довольно долго, но в бесконечных коридорах людей попадалось мало. Редко кто еще бодрствовал в столь поздний час. Какая-то женщина, расчесывая волосы, выглянула в открытую дверь и призывно улыбнулась Полу; потом мимо, бряцая мечами, проследовал небольшой отряд стражников. Из-за дверей доносились порой чьи-то негромкие разговоры, а один раз Пол услышал, как тихо и нежно вскрикнула и что-то пролепетала женщина – этот как бы оборвавшийся на вздохе возглас отозвался в его душе мучительными воспоминаниями.
Наконец они – по-прежнему в сопровождении невидимого Колла – остановились у массивных дверей, ведущих в королевские покои. Пол Шафер и глазом не моргнул, когда на их стук эти двери отворились и его провели в просторную, богато украшенную комнату, в центре которой стояли два глубоких кресла и столик с расставленными на нем фигурами, очень похожими на шахматные.
– О, добро пожаловать! – Горлис, королевский канцлер, вышел навстречу Полу с протянутой для рукопожатия рукой. – Это такая любезность!
– Да, я очень благодарен, – послышался тихий голос короля, который тоже вышел Полу навстречу, – что ты столь снисходительно отнесся к моей старческой слабости и постоянной бессоннице. Сегодняшний праздник отнял у меня слишком много сил. Спокойной ночи, Горлис.
– Но, господин мой, – быстро возразил Горлис, – я бы с удовольствием остался и…
– В этом нет никакой необходимости. Ступай спать. Тарн отлично со всем справится. – И король кивнул в сторону юного пажа, который, собственно, и впустил Пола в королевские покои. Горлис явно хотел было снова возразить, но сдержался.
– В таком случае спокойной ночи, господин мой, – сказал он. – Еще раз от всей души желаю тебе счастья и поздравляю с этим, из дивных нитей сотканным, праздником! – Горлис подошел к королю, преклонил колено и поцеловал милостиво протянутую Айлилем руку. Затем он ушел, и Пол остался с королем наедине, если не считать юного пажа.
– Подай-ка нам вина, Тарн, а дальше мы и сами справимся. Иди спать, мальчик. Я тебя разбужу, когда захочу лечь, – сказал Айлиль, медленно опускаясь в кресло.
Пол молча сел во второе кресло, стоявшее у столика. Тарн быстро принес поднос с кувшином вина и двумя бокалами, поставил его на столик рядом с игральной доской и незаметно удалился, исчезнув за дверью в дальней стене комнаты, видимо, ведущей в королевскую спальню. Окна были распахнуты настежь, тяжелые шторы раздвинуты, чтобы поймать хотя бы слабое дыхание ночного ветерка. За окном на дереве пела какая-то птица – пела очень похоже на соловья.
Прелестные резные фигурки поблескивали в свете горящих свечей, зато лицо самого Айлиля оказалось в глубокой тени, когда он, вытянув длинные ноги, откинулся в кресле и сказал негромко:
– Лорен говорил, что у вас есть примерно такая же игра, хотя фигуры и называются иначе. Я всегда играю черными. Итак, твои белые – начинай.
В шахматах Пол Шафер особенно любил стремительные с первого же хода атаки, причем именно белыми. Его игре всегда были свойственны сменявшие друг друга гамбиты, и, жертвуя фигуры, он стремился как можно быстрее загнать короля противника в угол и создать патовую ситуацию. Ну а то, что сегодня противником его был САМЫЙ НАСТОЯЩИЙ король, для Пола никакого значения не имело, ибо его, Шафера, собственный кодекс чести, как и правила игры, в любых обстоятельствах оставались незыблемыми. Он был столь же решительно настроен на победу в игре с Айлилем, как и в игре с любым другим противником. А в эту ночь он чувствовал на сердце такую тоску и казался себе таким уязвимым и беззащитным, что включился в игру с особым жаром, надеясь в холодном черно-белом мире шахмат найти убежище от душевных мук. Так что белые в стремительных и безжалостных атаках завоевывали одну позицию за другой, наталкиваясь, впрочем, на искусно организованную и весьма упругую оборону черных. И даже если ныне Айлиль и уступал себе прежнему в физической мощи и интеллектуальном величии, он все равно оставался человеком поистине неистощимого интеллекта – это Пол понимал отлично, поскольку сделал уже по крайней мере десяток ходов. Король медленно и терпеливо выстраивал оборону, осторожно выдвигая «передовые войска», и как-то так получилось, что вольная и стремительная атака белых сама собой начала выдыхаться, а потом и откатываться назад. После почти двухчасовой игры Пол положил своего короля на доску и сдался.
Оба игрока откинулись в креслах и впервые с начала игры посмотрели друг на друга. И одновременно улыбнулись, хотя ни тот ни другой не знали – у них просто не было возможности узнать это, – как редко на лице каждого из них можно увидеть улыбку. И все же на этот раз, улыбаясь королю, Пол поднял в его честь свой серебряный кубок и сразу почувствовал странную близость к этому человеку, свое сродство с ним, несмотря на разницу в возрасте, несмотря на трудные испытания, выпавшие на долю обоих, несмотря на жизнь, прожитую в разных мирах.
Разумеется, такой исход игры в та'баэль никем не был предусмотрен, и все же игра эта многое изменила в их отношениях, и эта ночь непременно должна была вскоре принести свои плоды – изменить кое-что и в отношениях между существующими мирами.
Первым заговорил Айлиль. Голос его звучал хрипло:
– Никто, – заявил он, – никто и никогда так не играл со мной! Я в та'баэль не проигрываю. Но сегодня я почти проиграл.
Пол улыбнулся во второй раз.
– Да, ваше величество, вы действительно чуть не проиграли сегодня, а в следующий раз, возможно, и проиграете, но я в этом не очень-то уверен. Вы блестяще играете, господин мой!
Айлиль покачал головой.
– Нет, я играю осторожно. А вот ты играл действительно блестяще, хотя известно, что порой осторожность и медлительность способны подавить любые блестящие начинания… Когда ты пожертвовал второго коня… – Айлиль только рукой махнул. – По-моему, только молодые на такое способны. Я-то не делал ничего подобного уже столько лет… Похоже, я стал забывать, что это вообще возможно. – Он поднял свой кубок и сделал несколько больших глотков.
Прежде чем ответить, Пол снова наполнил кубки. Он чувствовал странное опустошение в душе; голова отказывалась работать. Он заметил, что та птица за окном давно уже перестала петь.
– По-моему, – сказал он, – дело в общем стиле игры, а не в молодости или старости игрока. Я, например, вообще не отличаюсь особым терпением, вот и стиль у меня соответствующий.