Бронированные жилеты. Точку ставит пуля. Жалость унижает ментов - Леонид Семёнович Словин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Садитесь, Борис Иванович. Еще не вечер!
— Ты так считаешь?
— Конечно! С Картузовым они промахнулись. Он помочь им уже ничем не сможет. Основные свидетели против Гийо у нас с вами. Завтра я пошлю следователя за санкцией на арест. И если нам ничего путного не предложат, к вечеру директор ресторана будет за решеткой. Они это знают.
— А дадут санкцию?
— Материалы–то у нас!.. Вы же сами бывший прокурор. Знаете!
— Есть сто способов разрушить! Подпустить к делу своего человека…
— Сделали уже! Такого, что в жизни не поверил бы, что на это пойдет! Вот он у меня где, Картузов, — Скубилин сжал кулак.
— Ну, и слава Богу, Вася!
— Завтра они вам этот акт комиссии сами в зубах принесут.
— А свидетели? Не откажутся?
— У меня они на даче живут. В Левобережной.
— Есть Бог на свете!
— Я скажу, чтоб Наташа чай вам поставила…
Но секретарь уже шла с чаем.
— Умница, — Скубилин краем глаз провел по ее крепким ляжкам, высоко поднимавшимся из–под джинсовой мини и обещавшим еще долго оставаться такими же мускулистыми и привлекательными.
— Так–то лучше, — Жернаков сделал несколько коротких глотков. — Во сколько завтра ты посылаешь к прокурору?
— После обеда. Надо дать им время оценить обстановку.
— Тяжело ждать! Давай махнем куда–нибудь…
— Нет, нет! Сейчас вам лучше всего домой. Вера Петровна, наверное, ждет. Завтра наш день!
— Ты прав, Вася! Еду…
— Держитесь. — Скубилин спустился в подъезд вместе с Жернаковым.
Завидев их, шофер подал машину, поставил впритык к дверям.
— Послать с вами кого–нибудь?
— Да нет, доеду. Что–то нашло на меня, но сейчас я в порядке… До завтра!
Скубилин, как положено, подождал, пока машина замминистра свернула на Садовое.
Омельчук встретил визитеров сухо. Не вставая, показал на стулья.
Жена директора ресторана — интеллигентная молодая женщина в модных очках, с только что появившейся в Москве изящной, с изгибом, оправой — представила обоих спутников.
— Евгений Васильевич, Ростислав Иванович…
Один оказался адвокатом, членом президиума Московской областной коллегии адвокатов, другой только что прилетел — тоже адвокат, бывший председатель республиканского Верховного суда, близкий друг и родственник арестованного. Оба были людьми пожилыми, солидными.
Картузова в отделе не было, и это сильно упрощало задачу.
— Чем могу быть полезен?
Московский адвокат обрисовал ситуацию:
— Я понимаю: адвокат может вступить в процесс лишь на более поздних стадиях. Но нередко устранение погрешностей еще в более ранние периоды способствует исключению возможных ошибок следствия в дальнейшем…
— Пока мы не видим в этом необходимости… — Омельчук с ходу отвел его доводы. — По делу собрано значительное число доказательств злоупотребления должностным положением со стороны бывшего директора ресторана. Понятно, я не могу приводить их…
— Конечно!
— Самое лучшее для него, мы считаем, рассказать правду…
Со стороны Омельчука это было по меньшей мере недипломатично.
— Простите! — Жена Гийо прервала его. — Как я могу надеяться на объективное разбирательство дела моего мужа, если у вас сразу взят обвинительный уклон? Мой муж принципиальный, требовательный работник. Он уклонялся от всяких махинаций. За это ему могли мстить… Нужны доказательства!
— А огромное количество золотых вещей, которые изъяли на обыске? Драгоценные камни, картины Кустодиева, Бенуа, Репина…
— Это мое. Подаренное, приобретенное… Мой папа — акушер–гинеколог…
Омельчук фыркнул:
— Там на сотни тысяч! И все ваше? Да у вас там зарплата десятка академиков–акушеров за сто лет работы…
— Мой папа лечит от бесплодия. Вы понимаете, что это? Тысячи женщин, которым он помог, и их мужья дарили ему свои самые дорогие украшения. Ведь он дал им возможность продолжить их род!
— А деньги?
— Тоже от наших родителей.
«Ваш муж сказал, что готовил деньги, чтобы послать матери…» — У Омельчука хватило ума промолчать об этом.
— Единственное богатство моего мужа — это его честь! — Оба адвоката немедленно склонили головы. — Репутация благородного человека, которую никому не удастся запятнать. И еще вот это…
Жена Гийо открыла кейс.
Он до самого верха заполнен был медалями, нагрудными знаками, вымпелами и дипломами различных международных соревнований, вырезками из отечественной и иностранной прессы.
Омельчук пошел на попятный:
— Это делает вам честь. Вы выгораживаете мужа. Я понимаю вас. Не каждая жена так поступит. К сожалению, мы, мужчины, не всегда думаем только о женах…
Яснее было трудно выразить свою мысль. Жена Гийо тут же парировала:
— К сожалению, вокруг немало людей, которые готовы оклеветать самого порядочного мужчину. Но в данном случае они бессильны. Гийо идеальный спутник жизни. Ни разу не вошел в дом без цветка. Без коробки конфет или плитки шоколада. Чтобы кого–нибудь не порадовать… Это самый порядочный и верный муж. Вскоре вы убедитесь.
— Но есть свидетели…
Жена директора ресторана снова перебила:
— Женщины, которые на него показывают!.. Кто–то их научил, кто–то организовал это дело! Не знаю, из каких соображений. Как только они поймут, что служат орудием, они сразу откажутся от своих показаний…
Разговор принимал характер, который Омельчуку был неприятен.
— Чем могу еще служить?
— Мы намерены ходатайствовать, чтобы мерой пресечения ему до суда оставалась подписка о невыезде… — сказал прибывший адвокат. — Вот справки о состоянии его здоровья. Заключение под стражу ему явно противопоказано…
Адвокат заметил еще:
— Как многолетний в прошлом председатель Верховного суда, я рассмотрел немало дел по материалам ОБХСС. Это сложные дела… Многие потом отказываются от показаний. И вот еще. У жены нашего клиента есть разрешение на свидание. Вот, пожалуйста.
Омельчук осмотрел бумагу. Документ, без сомнения, был подлинный. Угловой штамп. Печать. Подписал заместитель прокурора республики.
Жена Гийо снова вмешалась:
— И я надеюсь, вы не откажете в продуктовых передачах. Ему сейчас особенно нужно доброкачественное питание, витамины.
Омельчук наконец не выдержал:
— Может, его на это время прикрепить к «кремлевке»?
— Не беспокойтесь, — она поправила очки. — Свет не без добрых людей. Надо будет — прикрепят…
Жена спала. Вернее, делала вид, что спит. Игумнов поправил одеяло, но она все равно не откликнулась. Рационализм ее порой поражал.
Муж и жена, они не стали одним целым. Две параллельные жизни как два рельса одной колеи. Рядом, но никогда не сближаясь…
На тумбочке с ее стороны лежало ожерелье, купленное ей родителями по окончании университета. Рядом стояла фотография её отца.
Игумнов смотрел на жену, лежавшую с закрытыми глазами, лицом к стене. Обе руки ее были аккуратно сложены под щеку, так научили ее в детстве.
Какая, в сущности, глупость их брак! Как ни крути, но разве красивая эта женщина создана для того, чтобы прозябать вечерами в ожидании своего мужа, живущего ночной жизнью первобытного охотника и самца.
«Жестокий
