Круги на воде - Антон Шаффер

Возвращаясь под новый год домой, отец, будучи навеселе после отмечания всенародного праздника в тесном кругу родного НИИшного коллектива, решил поймать частника, чтобы поскорее оказаться дома. Не прошло и минуты, как на вытянутую руку отца рядом с ним остановилась раздолбанный жигуль, внутри которого веселый кавказец слушал родные мелодии. Открыв дверцу, отец поинтересовался, готов ли гость столицы отвести его на Юго-западную, и, получив утвердительный ответ, уселся в машину. Ехали быстро и весело. Бомбила представился Асламбеком и долго рассказывал отцу, как в его родных краях сейчас хорошо и тепло, а кое-где еще можно и полакомиться последними мандаринами, не опавшими на землю.

Где-то в районе Университета Асламбек вдруг изменил маршрут, чем вызвал естественное удивление отца Олега.

– Нэ волнуйся, дарагой, – был ему ответ. – Встрэтишь свой новий год!

Отец особо и не волновался – машины он ловил и до этого, и до дома его всегда довозили. К тому же веселый хмель играл в голове в такт горным напевам, несущимся из допотопной кассетной магнитолы, а на душе было легко и хорошо.

Первые признаки беспокойства появились у Игоря Сергеевича, когда 'Жигули' пересекли МКАД и устремились в сторону области.

– Ты куда, Асламбек? – весело спросил он. – Мы ж уже за окружной!

– Встрэтишь, встрэтишь Новий год!- посмеялся в ответ Асламбек.

Когда за окном замелькали подмосковные леса, Игорь Сергеевич окончательно протрезвел.

– А ну поворачивай назад, твою мать!- заорал он на водителя.

– Заткни сваю пасть, – оскалился в ответ кавказец.

– Да ты чего, совсем охренел что ли!? – растерялся скромный инженер НИИ В ответ Асламбек ткнул ему в живот чем-то твердым. Когда Игорь Сергеевич опустил глаза, то увидел, что в его дубленку упирается черное дуло.

– Эх ты, Асламбек. – обреченно пробормотал он. – Мандарины, мандарины… Грабить будешь?

– Нэт. – Односложно отозвался Асламбек, после чего умело ударил Игоря Сергеевича прикладом по голове.

А через несколько дней по всем телевизионным каналам показывали ужасные кадры, которые навсегда запомнились многим людям: чеченские боевики стояли полукругом с автоматами наперевес, а у их ног сидели три мужчины славянской внешности, одним из которых и был отец Олега.

То был дерзкий акт устрашения, которым чеченские воители открыли новую волну противостояния с Россией. По всей стране ими были выкрадены несколько человек, которых они потом прилюдно казнили, записав свои злодеяния на пленку. После этого пленка была разослана всем ведущим мировым каналам, которую те с радостью крутили с утра до вечера, поднимая свои рейтинги.

Одним словом, смерть собственного отца Олег наблюдал по телевизору по несколько раз на дню, ощущая слепую злость и беспомощность одновременно. И это стало вторым потрясением, подтолкнувшим его к письменному столу. Естественно, его первая книга была посвящена чеченским событиям…

– Вынырнув из своих воспоминаний, Смолин обнаружил, что они уже почти на месте.

Недавно построенный дом на Садовом кольце мрачно нависал фасадом над широкой улицей. Водитель припарковался у нужного подъезда:

– Мы на месте, товарищ полковник, – сообщил он.

– Вижу, вижу, – Смолин решил еще раз, прежде чем идти наверх, рассмотреть листок, который ему дал Глеб, а потому не торопился выходить из машины.

Он пошарил рукой в кармане кителя, и достал сложенный кусок бумаги.

– Выйди, покури, – обратился он к водителю.

– Слушаюсь. – Водитель покинул салон.

Смолин еще раз рассмотрел записку и закрыл глаза. 'Опять эта чертова семиконечная звезда, – начал про себя размышлять он. – Сколько же лет прошло? Десять. Десть лет. Тогда все закончилось ничем: погиб этот бедный паренек, как его звали…Потапов. Потом выяснилось, что с сердцем у него были какие-то проблемы – именно этим и объяснили причину смерти. И зацепок никаких не было, кроме кругов и звезды…Ладно, сейчас, по крайней мере, все пока живы, а с этой чертовщиной разберемся…' С этими мыслями Смолин вышел из машины и направился к знакомому подъезду. Он бывал в этом доме не часто, так как сразу же после переезда Львовой в Москву ему дали понять, что старуха была нужна самому Сталину. Квартира Львовой находилась под круглосуточным наблюдением, а ее обитательница почти все время проводила дома. Лишь иногда она выходила на кратковременные прогулки. Посетителей у Львовой почти не было. Единственным человеком, который регулярно навещал старуху, был Новиков, о котором Смолина довольно долго расспрашивали коллеги из соответствующих отделов. Смолин отговорился тем, что Новиков, по его данным, не представляет никакого интереса, а уж тем более опасности. Само собой на Новикова довольно быстро было собрано обширное досье, но и в нем не было никакой компрометирующей этого скромного ленинградского служащего информации.

Смолин, вернувшись из Ленинграда, вновь погрузился в обычную рутинную работу отдела, пока несколько месяцев спустя не был вызван к руководству, которое сообщило, что гражданка Львова пожелала его видеть. Так началось их общение.

Говорили они всегда гуляя по узким московским переулкам, так как в квартире всегда существовала опасность быть услышанными. Довольно быстро Смолин понял, что старуха искреннее благодарна ему за то, что он сделал по ее просьбе. Смолин, как обещал, по возвращению в Москву сделал соответствующий запрос в Ленинград, в котором потребовал, чтобы все документы по делу 'Черного Солнца Востока' были срочно переданы в центр. Ленинградские чекисты с радостью отправили все требовавшиеся материалы в Москву, посчитав за благо избавиться от лишней работы.

Документы Смолин частично уничтожил, а кое-что отдал Львовой, которая сама же об этом попросила.

Смолин долго удивлялся тому, что Львова появилась в его жизни практически сразу после смерти Динтлер, отчасти заняв ее место. Конечно, о той доверительной близости, что была у него с бывшей баронессой и речи не шло, но все же Львова стала ему в некотором роде советчиком по определенным, требующим особой проницательности вопросам. А в проницательности он ей отказать никак не мог.

Вернее, в том, что он сам для себя называл 'проницательностью'. Смолин боялся признаться себе, что Львова обладает сверхъестественными способностями. Он считал себя материалистом, который никогда не поверит во всякую ерунду религиозного толка. Но в случае с Львовой он столкнулся с тем, что не мог оттолкнуть от себя, как не старался. Сначала он пытался уверить себя, что Львова мало чем отличается от баронессы – да, развита интуиция, – но все остальное блеф и шарлатанство. Но где-то глубоко внутри он чувствовал, что Львову и баронессу разделяет пропасть.

Дверь Смолину открыл Новиков.

– Добрый вечер, Илья Ильич, – поприветствовал его Смолин.

– Добрый вечер. – Новиков выглядел так, словно сама смерть наложила свой отпечаток на его лицо.

– Итак, братья – Дольская обвела всех присутствующих тяжелым взглядом. – час настал. Первый круг позади.

За столом раздались возгласы удивления. Присутствующие тут же начали перешептываться, но Ольга резко прервала их:

– На первый круг у нас ушло ровно двадцать лет. Много это или мало, братья? Это ничто. Я говорю вам – это ничто. Это мгновение мгновения в нашем деле. Я вижу ваше удивление. И я готова ответить на все ваши вопросы, которые, я уверенная, у вас есть.

Статный старик встал со своего места. Он откашлялся, извинился за задержку и заговорил осипшим голосом:

– Уважаемая Ольга Сергеевна, я как старейший из присутствующих на нашем собрании хотел бы высказаться первым. Уже двадцать лет, то есть со дня основания братства я являюсь его членом. С тысяча девятьсот восемнадцатого года. Вы все знаете, что я не всегда был скромным бухгалтером, коим являюсь теперь, на закате жизни.

Тогда, скажем так, в прошлой жизни я был тем, кого нынешняя власть именует знатью или как там еще. Мой древний род ведет свое начало еще с тех времен, когда первые князья закладывали столицы дохристианской Руси. Я знаю, что за этим столом есть сомневающиеся в том, что это так, но вы, Ольга Сергеевна, знаете это наверняка…

Дольская кивнула в знак согласия, а старик зашелся страшным кашлем, после чего продолжил:

– Так вот… До революции я был членом многих, многих обществ, пытавшихся открыть истину, пытавшихся призвать высшие силы для возвращения первородного мироустройства. Все эти общества потерпели крах. Как и сама Россия. Но во мне всегда жила вера, что наступит час, когда зори новой надежды засияют над нами всеми. И вот этот час настал. Я старый человек и мне осталось не так долго жить на этом свете, но я знаю, что и после смерти я буду с вами, за этим столом и это успокаивает мое больное сердце. Но еще больше меня успокаивает то, чем мы теперь обладаем. То, что позволило нам выйти из первого круга, пройдя сквозь огонь и ужас последних двух десятилетий. То, что позволит нам избавиться от этой власти!