Консолидация - Джефф Вандермеер

Уитби был все еще зачарован полетом птицы, вертя головой, как кот, чтобы уследить за каждым движением. Пристальность его взора прямо-таки обескураживала, приводя в некоторое замешательство.

— Неполные данные, — ответил Уитби. — Но большинство вернувшихся говорили, что им просто не пришло в голову их прихватить. Или не считали, что это важно, или не чувствовали такого желания. Чувства тут играют важную роль. Они утрачивали потребность в диалоге, в общении, на манер того, как астронавты теряют мышечную массу. Большинство дневников вроде бы обнаружилось на маяке. Какое-то время этому особого значения не придавали, но когда мы просили последующие экспедиции достать их, те обычно даже и не пытались. Теряешь волю, стремления, а может, на первое место выступает нечто иное, д потом уже слишком поздно.

Отчего у Контроля возник неуютный образ, как некто или нечто в Зоне Икс входит в маяк и, сидя на груде дневников, читает их вместо Южного предела.

— Я могу показать вам кое-что интересное в одной из комнат рядом с научным отделом, имеющее к этому отношение, — мечтательным тоном проронил Уитби, по-прежнему отслеживая взглядом траекторию птицы. — Хотите посмотреть? — Его отсутствующий взгляд вдруг резко сфокусировался, упершись в Контроля. У того возникло ощущение, что перед ним два Уитби, один из которых притаился внутри другого. А то и три, вложенных друг в друга. Отчего тут же сработал сигнал тревоги.

— А почему бы вам просто не рассказать?

— Нет. Это надо показать. Это малость странновато. Чтобы понять, вы должны это видеть. — Теперь Уитби вроде бы и не волновало, увидит ли Контроль странную комнату, и в то же самое время волновало до чрезвычайности.

Контроль рассмеялся. С тех пор как он пришел во внутренний терроризм, уйма народу показывала ему безбашенные штуковины. А сегодня ему говорят сплошь безбашенные вещи.

— Завтра, — сказал он. — Посмотрю завтра.

Или нет. Никаких сюрпризов. Никакого удовольствия хранителям странных секретов. Никаких странностей раньше времени. На один день с него довольно, и так придется препоясать чресла за ночь, чтобы набраться духу для повторного столкновения. С людьми, желающими тебе что-то показать, штука в том, что порой их стремление наделить тебя знанием сдобрено толикой вуайеристического садизма. Они ждут Взгляда или Реакции, и им плевать, что это, если только оно вызвало некий дискомфорт. Интересно, не подставила ли Грейс Уитби после разговора, подстроив какой-нибудь розыгрыш, заставив сунуть руку куда-нибудь, чтобы обнаружить, что та покрыта дождевыми червями, или открыть коробку, из которой выскочила пластиковая змея.

Теперь птица хаотически заметалась, спустившись пониже, так что разглядеть ее в свете заходящего солнца стало трудновато.

— Вам надо увидеть это сейчас, — заявил Уитби тоскливо-уязвленным тоном. — Лучше поздно, чем никогда.

Но Контроль уже повернулся к Уитби спиной, направляясь к выходу, а оттуда к (благословенной) стоянке.

Поздно? И насколько же он опоздал, по мнению Уитби?

004: ВОЗВРАЩЕНИЕ

В машине было тесновато, чтобы перевести дух, пройти декомпрессию и трансформироваться из одного качества в другое. Городок Хедли расположен в сорока минутах езды от Южного предела на берегах реки, всего через двадцать миль вливающейся в океан. Хедли достаточно велик, чтобы обладать собственным лицом и культурой, но не настолько, чтобы превратиться в приманку для туристов. Люди переезжают туда, хоть он и малость не дотягивает до «города, где славно растить детей». Между бурлящими магазинчиками, сгрудившимися на одном конце короткой набережной, и дорогами, тянущимися под кронами деревьев, как под сводом, рассыпаны намеки на определенное качество жизни, несколько завуалированные торговыми пассажами, лучащимися вовне от окраин города. В нем есть маленький частный колледж с центром исполнительских искусств. Можно пробежаться вдоль реки или отправиться в поход по зеленой зоне. И все же при этом Хедли заодно не лишен своеобразной апатии, особенно летом, и может за одну ночь растерять обаятельность, став вялым и равнодушным. Перемену в настроении предвещает тишь и покой, когда бриз с реки стихает, и некоторые бары у самой набережной издавна стали притчей во языцех за внезапные, бессмысленные вспышки насилия — в такие места лучше не соваться, если ты не белый или не сойдешь за белого, да и тогда вряд ли стоит. Городишко будто увяз в прошлом, почти не переменившись с той поры, когда Контроль был подростком.

Местоположение Хедли пришлось Контролю кстати. Ему хотелось быть поближе к морю, но не на побережье. Некая неопределенность Зоны Икс породила в нем настоятельную потребность в этом отношении. Его сновидение каким-то образом возбраняло это. Сон вещал, что ему нужно держаться поодаль. В полете к месту нового назначения ему пришла в голову странная мысль, что жители прибрежных городков по обе стороны от Зоны Икс каким-то образом внутренне мутировали. Целые общины стали не такими, как прежде, хоть с виду и не скажешь. Подобные мысли следует и держать под спудом, и в то же время взращивать, если только ухитришься проделать подобный фокус. Нельзя позволить им снедать себя, но прислушиваться к ним надо. Потому что опыт Контроля подсказывал, что они отражают нечто подсознательное, некий инстинкт, перечить которому не стоит. Тот факт, что Южный предел даже три десятка лет спустя знает о Зоне Икс настолько мало, подсказывает, что даже иррациональные предосторожности могут оказаться не такими уж неразумными.

А уж Хедли-то ему знаком. В этот город они с друзьями начали приезжать поразвлечься на выходные, как только хоть один из них мог сесть за руль, даже зная, что это тоже дыра, вот только побольше, чем та, где жили они сами. Глухомань вдали от моря. Мать даже упомянула о городке при последней встрече. Залетела к нему на прежнее место работы на севере, где он мало-помалу съехал от анализа и руководства к более ситуационной и административной роли. Благодаря собственному багажу, как он догадывался. Благодаря тому факту, что всегда начинал резво, но потом, если засиживался на месте чересчур долго-когда-нибудь случалось что-нибудь — что-нибудь эдакое, с чем он не вполне мог совладать. Он становился чересчур вовлеченным. Чересчур проникался сочувствием — или чуть меньше, чем следовало. И впадал в замешательство, когда все шло прахом, потому что не мог припомнить момент, когда дело покатилось под уклон, и был по-прежнему убежден, что у него все схвачено.

Но мать приехала из Центра, и они встретились в конференц-зале — вероятно, нашпигованном жучками, как он понимал. Не путешествовал ли вместе с ней и Голос, устроившись в резервуаре с соленой водой в смежной комнате?