Петр Первый. Император Всероссийский - Анна Романова

Екатерина почивала в своих покоях, когда к ней вошел Петр и присел рядом с ней на постели. Царь внимательно посмотрел на сонно улыбнувшуюся супругу и произнес:

– А что, жена, не скучно тебе без меня было, пока я по делам государственным ездил?

Императрица сладко потянулась и поуютнее завернулась в одеяло. Ее ничуть не насторожил вопрос, она свято была уверена, что Петр ничего не подозревает о ее прелюбодеянии…

– Конечно, скучно, Петр, – ответила Екатерина и ласково посмотрела на царя. – Мы столько времени провели вместе, помнишь – походы, прогулки, морские путешествия, заграничные балы… – на секунду взгляд женщины затуманился и приобрел мечтательное выражение.

Ее по-прежнему называли за глаза безвкусно одевающейся прачкой. Однако присутствие великого монарха рядом с ней вынуждало злые языки источать патоку лести, которая была неприятна Екатерине. Царица предпочитала относиться к придворной фальши как к абсолютно естественному явлению, а Петр помогал ей в этом, потихоньку заменяя особо усердствующих в распространении сплетен людьми, которые более уважительно относились к царскому выбору.

Петр задумчиво посмотрел на улыбающуюся жену. Он уже отдал приказ об аресте Виллима Монса – тот будет казнен, как и Мария Гамильтон. Екатерину он наказывать не станет, ведь она стойко переносила все его измены, не переставая искренне любить царя и мужественно сносить его дурной нрав. Однако урок царица должна получить, и он ей его с удовольствием преподаст…

С утра Екатерина получила от Петра приглашение прогуляться с ним по Петербургу в коляске. Императрица обрадовалась – последнее время царь нечасто баловал супругу своим вниманием, с головой погрузившись в свои загадочные дела. Надев одно из лучших платьев, велев фрейлине уложить тяжелую копну волос в изысканную прическу, укутав плечи теплым горностаевым манто, царица вышла из дворца. Петр уже ожидал ее рядом с коляской, запряженной тройкой белых скакунов. Галантно подав ей руку, царь усадил Екатерину на мягкое сиденье и велел кучеру трогать.

– Душа моя, какие нонче погоды стоят прекрасные, не правда ли? – промолвил Петр и взял супругу за руку. Осеннее утро действительно выдалось на славу: солнце светило в прорехах темно-синих туч, прорезая воздух ярко-золотыми лучами. Мостовая была усыпана опавшими листьями, занесенными ветром из парковых аллей, а пожухшая травка покрылась легким седым налетом первого инея.

Екатерина вдыхала холодный воздух с видимым наслаждением. Коляска свернула на Троицкую площадь.

– Петя, кого-то опять казнят? – удивилась императрица, издали увидев огромную толпу людей, привычно собравшихся вокруг эшафота, где на коленях стояла чья-то сгорбленная фигура с руками, связанными за спиной.

– Да вот казнят, майн херц, подлеца одного, – подкрутил усы Петр и нежно погладил руку Екатерины. – Попался на взяточничестве, негодник, и поделом ему…

В этот момент палач размахнулся и точным ударом обезглавил осужденного. Екатерина вздрогнула и отвернулась. Палач поднял отрубленную голову и насадил ее на позорный столб. Коляска поравнялась с эшафотом, и поверх моря волнующейся толпы императрица увидела, что голова принадлежала Виллиму Монсу, которому все-таки изменила его легендарная удача.

– Господи… – прошептала стремительно бледнеющая Екатерина и поднесла к губам надушенный носовой платок. От рвотного спазма ее удержало лишь присутствие Петра, который пристально следил за реакцией царицы.

– А что, любимая, – вкрадчиво произнес царь и ближе склонился к лицу супруги, – жаль тебе своего камергера аль просто вида смерти не переносишь?

Екатерина быстро пришла в себя. Она уже поняла, что Петр узнал о ее романе с Вилли, что чудом она не заняла очередь на плаху за своим любовником. Мысли в голове императрицы неслись бешеным галопом: ничем нельзя выдать своих чувств, нужно сохранить лицо до конца – если Петр поймет, что она действительно сожалеет о кончине Монса, ее уже ничто не спасет.

Екатерина глубоко вдохнула и постаралась принять как можно более равнодушный вид.

– Ах, Петр, эти придворные стали жутко испорченными, – притворно вздохнула императрица и опустила глаза, прикрыв лицо веером. На большее ее не хватило, однако Петру и этого оказалось вполне достаточно – он убедился, что Екатерина не питала к Монсу глубоких чувств.

Однако вместе с тем царь явственно ощущал пропасть, которая разделила их, оставив каждого наедине со своими грехами.

Глава 17 Месть императора

Спустя несколько дней после казни Виллима Екатерина поняла, что навсегда утратила доверие Петра. Государь распорядился не принимать от императрицы никаких рекомендаций и приказаний, касающихся государственных вопросов, и свел общение с супругой к минимуму. Отныне Екатерина даже не могла рассчитаться со своими долгами – ей ссуживали деньги придворные дамы, и это унижало императрицу более всего. Она знала, что после каждой такой ссуды те злорадно обсуждали бедственное положение царицы, которую вот-вот сошлют в какую-нибудь деревню, подальше от дворцовой роскоши.

Была и еще одна проблема. Каждую ночь к Екатерине во сне являлся окровавленный и избитый Вилли, протягивающий ей свою плачущую голову, которую он держал в бледных руках. Голова неловко двигала губами, пытаясь что-то сказать похолодевшей от ужаса императрице, а из глаз текли крупные розоватые слезы. После таких снов женщина просыпалась, задыхаясь от безмолвного вопля, и до утра не могла сомкнуть глаз.

Петр не пытался каким-либо образом объясниться с супругой, продолжая игнорировать ее. Царь поселился в другом крыле, не приглашал ее на совместные трапезы и ни разу не посетил ее покои. Не выдержав разрыва между родителями, дочери Петра и Екатерины умолили отца хотя бы выслушать матушку. Тот, скрепя сердце, согласился.

– Войдите, – буркнул Петр в ответ на робкий стук в дверь. Та тихонько распахнулась, и в комнату вошла Екатерина, при взгляде на которую у царя защемило сердце. Императрица была простоволоса, в скромном закрытом платье и пуховом платке, в который она зябко куталась, словно не могла никак согреться. Под глазами женщины чернели большие круги, губы растрескались, взгляд ее нервно перебегал с одного предмета на другой.

Приблизившись к Петру, но не решившись подойти совсем близко, Екатерина умоляюще взглянула на царя и внезапно стала на колени.

– Бес попутал, Петя, – покаянно произнесла государыня и сдавленно всхлипнула. – Прости дуру грешную…

Петр отвел взгляд. В памяти ярко всплыла Мария Гамильтон, умолявшая его о пощаде подобными словами. «Все женщины суть зло», – вспомнил он слова епископа, с которым ему довелось пообщаться в одной из своих поездок. «Измена в самом сердце их, червивом и коварном», – говорил епископ, перебирая четки, свисавшие с его запястья. Петр тогда еще мысленно посмеялся над священником, который просто не был знаком с его женой.

– Как же я ошибался, старый дурак! – горько вырвалось у Петра, и Екатерина опустила голову еще ниже. – Я же свое государство тебе передать хотел как единственной достойной наследнице, а теперь что? – царь постепенно начал впадать в ярость. – Теперь мой престол будет занят каким-нибудь проходимцем, которого ты изволишь взять в свою постель?!

– Петя! – оскорбленно вскрикнула Екатерина, не выдержавшая такого обвинения.

– Что Петя? – издевательски передразнил ее интонации Петр. – Тебе ли не знать, как для меня была важна твоя верность? Да я тебя в пример товарищам своим боевым ставил, мол, супруга у меня любой благородной даме сто очков вперед даст, могу спокойно в походы уходить, зная, что постель супружескую неоскверненной застану!

Распаленный Петр поднял Екатерину с колен и отвесил императрице сухую пощечину. Та же вцепилась государю в мундир, уткнулась лицом в холодные ордена и зарыдала с новой силой. Ее истерика немного охладила пыл Петра, и тот беспомощно опустил руки, железной хваткой сжимающие плечи Екатерины.

– Я же тебя одну любил… – недоумевающе произнес царь. – Я же тебе доверял больше, чем самому себе. Зачем же ты, друг мой сердешный, растоптала нашу любовь?

Петр оттолкнул плачущую супругу и обессилено опустился в кресло, подперев лоб рукой.

– А каково было мне? – всхлипнула Екатерина, понимая, что терять уже особо нечего, что Петр навеки от нее отвернулся. – Каково мне было, когда ты не пропускал ни одной придворной юбки, а весь двор потешался над деревенской дурой, возомнившей себя любимой фавориткой самого Петра Великого?!

Императрица поднялась с колен и подошла к столу.

– Когда мужчина берет девицу, – назидательно вымолвил Петр, – он приумножает свою мужскую честь. Девица же, возлегшая с мужчиной, более не может считаться чистой в глазах своего избранника.

Екатерина тяжело вздохнула. Она страшно сожалела о своей слабости, но уже поздно было что-либо менять – Вилли мертв, их любовь с Петром, скорее всего, тоже… но царице так не хотелось перечеркивать долгие годы их совместной счастливой жизни…