Отель для страждущих - Соня Орешниковая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Лиза! – строго сказал муж. – Я пропускаю все это мимо ушей. Ты сама сказала, что сегодня не в себе. Я считаю тебя прекрасной женщиной во всех отношениях. Я тебя люблю. И хочу детей именно от тебя. Все. Я ушел. Вернусь поздно. Не жди. А завтра утром ты будешь уже другой Лизой. Не такой колючей, как сейчас. Как кактус.
Виктор быстро вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь, а я откинулась на подушки, скрипнув зубами.
Марсель никогда не говорил мне, что любит меня. Он вообще не говорил ничего о любви. Считал, что это банально. И что любовь выражается в поступках… И я была с ним согласна. И сама не говорила Марселю, что люблю его, и ничего не говорила о любви, считая это банальностью… Словом, в этом мы единодушно совпадали… И я знала, что Марсель меня любит. Я была уверена в этом. Это говорили за него его поступки. И ему о моей любви говорили мои поступки. Да, все так. Но почему же ничего не вышло? Почему не получилось последнего, настоящего поступка, который бы выражал нашу совместную любовь? Может, именно потому, что не было сказано даже самых банальных слов про «я тебя люблю»? И мы только верили в любовь? И боялись ошибиться?..
А вот Виктор сейчас так просто сказал о любви… Вроде бы, банальными фразами, но почему они не прозвучали банально? Они прозвучали красиво. Строго. Ничего лишнего. И в это не надо было верить. Это было знание. Абсолютная уверенность. Как истина…
Раньше я не обращала внимания на эти его короткие «люблю» и прочие комплименты. Но сейчас я это почувствовала кожей. И всеми своими клетками.
И слышать это было приятно. Как будто ты оказалась за той пресловутой каменной стеной. ЗА мужем. Который тебя любит. И хочет детей именно от тебя.
Когда мужчина хочет от тебя детей – это любовь. Даже если он не говорит про «я тебя люблю» – это одно и то же… Ах …
Лучше бы Виктор меня бросил… А сейчас… Как его бросать, такого хорошего? Который меня любит? И хочет детей именно от меня? Да, Виктор хороший человек и хороший муж, да. Но отчего тогда такая тоска? Почему больно?..
Мужчина может не любить ребенка от нелюбимой женщины. И чаще всего не любит. Не любит по-настоящему. А женщина может любить ребенка от нелюбимого мужчины. Просто любит – и все. Так чем я рискую?
ГЛАВА 12 (пять лет назад)
Мастерская была наполовину просто квартирой. Кухня, ванная комната, спальня.
Марсель быстро провел меня по своим владениям и тут же остановился в мастерской. Кругом был тот самый творческий беспорядок: глина, скульптуры в разной степени созданности, картины, наброски картин, краски и очень много света. Тут было много окон от пола до потолка. И потолки были высокие. И белые стены. И от этого мастерская казалась огромных масштабов. У одного из окон стоял круглый стол, заваленный кистями. За круглым столом – ширма.
– Что там? – Полюбопытствовала я.
– Посмотри.
Я зашла за ширму и обнаружила там гардероб. Чего там только не было: платья и наряды разных эпох, шарфы, шали, просто материи шифона и шелка разных цветов, веера и шляпы. И даже несколько свадебных платьев. И пышных, а-ля принцесса, и просто белых платьев, иногда эпатажных. Еще тут было огромное зеркало во весь рост. И профессиональный грим.
Я не удержалась и присвистнула. За ширму загляну Марсель.
– Ну, как тут тебе? – улыбнулся он.
– Потрясающе! – рассмеялась я.
– И ты тоже, – перестал улыбаться Марсель и стал серьезным. – С одеждой потом поэкспериментируешь, хорошо? Я знаю, у тебя шедеврально получится. Но пока что я хотел бы слепить тебя именно обнаженной. Раздевайся.
Он ушел, а я смутилась и некоторое время просто стояла, глядя на себя в огромное зеркало.
В принципе, у нас с Марселем было все такое, что стесняться его было глупо, но ведь это был секс, горячка, а тут – ослепительный свет и позирование.
Я, все-таки, разделась. И прикрывшись шелковым отрезом нежного бело-розового цвета, вышла и встала у стола.
Марсель некоторое время еще возился с глиной, потом взглянул на меня, улыбнулся, подошел, провел пальцем по щеке.
– Ты что? Что за стеснение? После того, что у нас было?
Марсель взял со стола какую-то тряпку, тщательно вытер руки, затем отошел немного назад, пристально на меня посмотрел, снова шагнул вперед и мягко снял с меня «покрывало».
– Ты очень красива, ты это знаешь? – пробормотал Марсель.
Он не спрашивал меня и не ждал от меня ответа. Он говорил сам с собой. Я молчала и старалась не дышать. Мне казалось, я слишком бурно дышу.
Он быстро провел руками по моему лицу и фигуре, словно читал меня пальцами. Руки у него все равно были в глине. Он всю меня перепачкал. Но никто из нас не обращал на это внимания.
Марсель немного поэкспериментировал с моими волосами, а затем поднял их на затылке, пристегнув какой-то примитивной заколкой, которая валясь тут же, на столе.
– Вот так хочу.
Марсель лепил быстро. Делал набросок. Не вылепливал досконально. Словно наводил контур.
Набросок он закончил быстро, затем, на ходу, поспешно вытер руки какой-то тряпкой, валявшейся на полу, стремительно подошел ко мне, опрокинул на стол и начал целовать.
– Лиза. Ты моя, Лиза. Ты моя муза.
… А потом мы пили глинтвейн на его кухне.
– Набросок я сделал. Теперь буду творить с ним то, что захочу.
Я захотела еще побродить по мастерской, посмотреть его скульптуры. Марсель шел следом и иногда что-то рассказывал мне.
У скульптуры обнаженной дамы я остановилась.
– Кто это?
– Женщина.
– Вижу, что не мужчина. Кто это?
– Почему тебе это так интересно?
– Она кажется мне знакомой.
– Ерунда.
– Нет.
– Пойдем.
И тут меня словно ударило: это Кристина.
Марсель проследил за моим взглядом и улыбнулся.
– Узнала?
Я что, ревную? Да, я ревную. Уверена, далеко не одна натурщица пережила в этой мастерской то же, что и я, стоя под его читающими пальцами.
– Лиза, почему мы так поздно встретились? Завтра уже помолвка…
Если бы Кристина познакомила нас сразу. Но она перестраховалась. Молодец, конечно, Кристина, ничего не скажешь.
Глава 13
На званый обед в честь помолвки мы с Лизой пришли последними…
Стол уже ломился от яств. Лион смущался, Крис рдела от гордости. Матушка просто была счастлива. Лишь мы с Лизой были лишние на этом празднике жизни.
Когда Крис вынесла собственноручно испеченный торт – ее шедевр, кулинарный экзамен, матушка дала мне знак, что пора дарить кольцо. Я залпом выпил коньяк, встал, достал из заднего кармана джинсов бархатную коробочку, открыл ее и протянул невесте.
Матушка захлопала в ладоши, Крис прижала ладони к щекам, просто шоу, словно обе они были не в курсе. Стало противно. Я взглянул на Лизу. Она выглядела обычно. Даже не побледнела. Или что там еще в таких случаях может случиться с девушкой, которая не так давно занималась сексом с женихом своей родной сестры… Она даже встала и обнялась со всеми, со мной тоже, я прижал ее сильнее, чем нужно и услышал, как нервно бьется ее сердце… Значит, ей не все равно… Какая выдержка…
Торт был выше всяких похвал. Наступил час Лиона. Женщины возносили ему дифирамбы. А Лион вдруг трепетно сжал руку Крис и патетично и поэтично высказался, какая она прекрасная ученица, женщина, человек вообще и невеста в частности. Глаза матушки изумленно расширились. Я опять взглянул на Лизу. Она усмехалась. Крис же просто была счастлива.
Вот с того момента веселье пошло на убыль. Потому что матушка перестала бравировать, сидела и пристально за всем происходящим наблюдала. Говорили лишь Крис и Лион, опять что-то про кулинарию, но как-то неловко.
Я снова опустошил залпом бокал коньяка. В меня впились матушкины глаза. И тут ее как разморозило. Она пристала к Лиз. Спрашивала про шитье-бытье, как там ателье в мастерской, что мы сделали, что собираемся делать,
