Цыганская невеста - Кармен Мола

ты находишь в граппе! Наверняка в половине случаев тебе подают обычный галисийский самогон из виноградных выжимок, только вдвое дороже. На самом деле, думаю, галисийский самогон будет получше любой граппы, просто итальянцы умеют себя подать.

Погода стояла прекрасная, до лета, которое превращает Мадрид в раскаленный ад, оставалось еще две недели, и Элена с удовольствием возвращалась в отдел пешком. Никому из встречных туристов, студентов и молодоженов не приходило в голову, что перед ними — один из самых авторитетных испанских полицейских, из тех, кто обедает со вторым человеком национальной полиции в одном из самых роскошных ресторанов Мадрида. Элена даже позволила себе купить мороженое в уличном ларьке, хотя отказалась от десерта в «Галерее Азии». Такие минуты, безмятежные и спокойные, выпадали у нее очень редко.

По дороге Элена обдумала дальнейшие шаги. Сарате и Ордуньо надо отправить в Ла-Кинта-де-Виста-Алегре, на поиски нищих. Надо навестить родителей С­усаны — вдруг Мойсес сообщит что-нибудь новое? Надо еще раз допросить Рауля и, возможно, отпустить его. И вернуться к теме диазепама — что-то, она сама не знала что, подсказывало ей: это важнее, чем считает Буэндиа. Изучить дело Лары Макайи и повидаться в тюрьме с тем, кого признали ее убийцей, с Мигелем Вистасом. И все это, как обычно, не терпит отлагательства: нужно узнать как можно больше, пока о деле не разнюхали журналисты.

Глава 21

Дамиан Масегоса не был государственным адвокатом по назначению, он оказывал услуги за деньги, причем немалые. Как персона медийная, он нередко мелькал на телевидении, особенно когда шел какой-нибудь громкий процесс. Заключенные говорили, что стать его подзащитным — большая удача, некоторые даже просили родных заложить дом, чтобы нанять великого Масегосу.

— Сеньор Вистас? Я попросил вас о встрече, потому что хочу заняться вашим делом, — без околичностей начал он.

— Суд надо мной давно состоялся. Я осужден.

— Я все знаю, я читал ваше дело, уже семь лет, как вы сидите в этой тюрьме. Вы не хотите выйти?

— Конечно. Конечно, я хочу выйти, эти семь лет были кошмаром. Но это настолько невероятно, что я перестал и мечтать. Почему вы решили обратиться к моему делу после стольких лет? Вы даже не знаете, виновен ли я.

— Мне все равно. Ваше дело было рассмотрено, а вы осуждены; но если что-то заставит усомниться в вашей виновности, вам должны будут заплатить за то время, что вы просидели взаперти. Мы можем подать в суд на государство и получить хорошую компенсацию.

— И мы сможем добиться этого после семи лет?

— Уверяю вас, сможем, скоро станет известно кое-что очень важное, и вы сами поймете, насколько легко мы всего добьемся. Нельзя, чтобы вас снова защищал государственный адвокат; не упускайте шанс, я вытащу вас отсюда, очищу ваше имя и принесу вам кругленькую сумму.

— У меня нет денег, чтобы заплатить вам.

— Мне не нужны ваши деньги, мне нужны государственные. Сколько бы мы ни отсудили, я забираю половину, идет?

— Половина — это слишком; ведь в тюрьме сидел я, мне кажется несправедливым, что вам достанется столько же, сколько мне. Я даю вам сорок процентов.

— Тогда никаких сделок, я забираю свой портфель, и вы больше меня не увидите. Половина — либо вы согласны, либо я ухожу.

Мигель в ярости сжал кулаки, на мгновение им овладело желание отвернуться от этого знаменитого адвоката и молча уйти. Но затем он успокоился и улыбнулся:

— Хорошо.

— Отлично, расскажите мне о себе. И помните, что тайна клиента для адвоката все равно что тайна исповеди.

— Что я могу рассказать? Я всего лишь бедный свадебный фотограф, который и представить себе не мог, что попадет за решетку. Это были очень тяжелые семь лет, сначала я переживал, я не мог понять, как можно посадить того, кто не совершил никакого преступления. Но я уже давно перестал об этом думать и теперь просто выживаю, стараюсь не привлекать к себе внимания, стараюсь, чтобы никто из заключенных не сделал мое пребывание тут еще более невыносимым.

— По словам судьи, вы убили одну из невест, которая у вас фотографировалась. Запустив червей ей в голову.

— Это не я. Убийца все еще на свободе. Единственное, в чем я виноват, это в том, что был последним, кто видел эту девушку живой, — если не считать ее убийцы, конечно.

Мигель Вистас работал у отца убитой, Мойсеса Макайи, в его компании по проведению свадебных церемоний и различных праздников. Его работа состояла в том, чтобы отснять всю свадебную церемонию, от церкви — Мойсес подкупал священников, чтобы те не пускали других фотографов, — и до банкета. В особых случаях он также делал альбом студийных фотографий для невесты. Такой альбом он хотел преподнести и Ларе, дочери начальника.

— Помните фотографии Лары, которые появились в газетах, когда ее убили? Она была красивая, красавица-цыганка, уверяю вас, господин Масегоса. Редко когда я встречал настолько красивых женщин.

Невеста хотела сфотографироваться в свадебном наряде, в котором пойдет под венец. Но не только. Она попросила сделать другие, особые фотографии, чтобы подарить своему жениху.

— Знаете, такие фотографии, которые предназначены только для двоих.

— Вы их сделали?

— Да, но потом сильно пожалел об этом и хотел их уничтожить. Мойсес Макайя — цыган, вы представляете, что бы он со мной сделал, если бы узнал, что я фотографировал его дочь обнаженной? Да он бы собственноручно вырвал мне глаза! Страшный ревнивец — с женой нет, а с дочерями очень даже.

Мигель продолжал рассказ. Лара стала с ним спорить, потребовала отдать ей фотографии, а он отказался, не хотел оставлять доказательства той съемки, они поссорились, девушка ушла из студии, и больше никто не видел ее живой.

— Кто-нибудь знал, что вы сделали эти фото?

— Не знаю, может быть. Я думаю, что из-за них ее отец разъярился и дал показания против меня, но я не убивал эту девушку, я никогда не причинил бы вреда такому прекрасному созданию. — Мигель сел поудобнее. — Послушайте, вы даже представить себе не можете, что я здесь пережил. Вы должны вытащить меня. Я часто думал о самоубийстве. Если я не покончил с собой, так только потому, что надеялся когда-нибудь доказать свою невиновность; адвокат, который защищал меня, Антонио Хауреги, не выполнил свою работу, он ограничился тем, что просто смотрел, как меня судят.

— Забудьте о нем, теперь вас защищаю я. Просто делайте то, что я скажу.

— А что изменилось — вы ведь мне не сказали? Почему я должен верить, что вы сумеете мне помочь?

— Скоро, скоро узнаете. Я пока не могу рассказать вам подробности. Могу только сообщить, что в полицейских кругах идут разговоры о преступлении, очень похожем на ваше. Известно не так много — они все скрывают.

— А вы откуда знаете?

— У меня везде глаза и уши. На меня работают мои деньги. В тюрьме обо всем узнают быстро — новость об убийстве, о котором я говорю, разлетится мгновенно. Вот почему я решил опередить адвоката, который даже не подозревает, как извлечь из этого выгоду.

— Хорошо, с сегодняшнего дня вы мой адвокат.

Дамиан Масегоса кивнул.

— Я позвоню Хауреги, чтобы он передал мне все документы вашего дела. Вам надо будет подписать кое-какие бумаги, завтра к вам придет один из моих помощников.

Глава 22

Рауль смотрел на Ческу с ужасом. Такое не привиделось бы и в кошмарном сне: молодая полицейская орала на него, приблизившись почти вплотную, и единственной