Проект - Кортни Саммерс

Я на секунду зажмуриваюсь, пытаясь взять контроль над ситуацией.

– Я видела, как погиб Джереми.

– Кейси сказала.

– Потому знаю: в его смерти виноваты вы.

По лицу Льва проходит тень.

– Что бы ты чувствовала, – тихо спрашивает он, – если бы верила во что-то, жила в соответствии со своей верой, следовала постулатам этой веры, а кто-то извратил бы ее из простого нежелания принять или понять?

Он дает мне время на ответ, но я молчу.

– Джереми проделал прекрасную работу, – продолжает Лев, рассеянно поглаживая пальцем кулон на своей шее. – Участвовал в нескольких программах помощи нуждающимся. Был одним из ведущих членов в воспитательной программе для молодежи. Он любил нас, и мы любили его. Отрицать его независимость, обесценивать его жизненный труд, отвергать его веру, чтобы сделать из него мою жертву или жертву Проекта, с единственной целью – излить свою ненависть к нам и злость на сестру – ужасно и низко.

Я так сильно закусываю щеку изнутри, что зубы прокусывают кожу и рот заполняет отвратительный медный привкус.

– Если кто-то и мог спасти Джереми, то разве не ты?

– Нет. Потому что я не Бог. Я лишь человек.

Лев приближается, занимая собой все поле зрения, вынуждая смотреть ему в глаза. Мое тело мгновенно реагирует на его близость: во рту пересыхает, губы и кончики пальцев немеют. Сердце сжимают тиски, и оно лихорадочно колотится в них.

– Скажи, что тебе нужно от нас.

– Мне нужна правда.

– Я открываю тебе правду, но ты ее отвергаешь.

– Я хочу…

Услышать голос. Ее голос.

Падают стены, в которые билась маленькая сломленная девочка внутри, и сердце сжимается от острого желания увидеть Би. «Я хочу вернуть сестру», – шепчет девочка, и слова чуть не срываются с губ. Сжимаю зубы, не давая им вырваться. «Я хочу вернуть сестру». Слова громче голоса Джереми, эхом звучащего в голове. Его последняя мольба сливается с жалобной мольбой девочки и звучит совершенно по-новому: «…обретет ее…»

– Ло.

Я вздрагиваю от прозвучавшей в голосе Льва нежности, но цепляет меня нечто иное – мое имя. «Глория» чуть ранее было сказано так, словно Лев никогда не произносил этого имени. А вот «Ло» с легкостью соскользнуло с его губ. Мысль о том, что Би говорила с ним обо мне, ожесточает меня, и ярость вновь затмевает все, включая желание увидеться с ней.

– Кейси не сказала тебе? Это больше не история Пола. Это моя история.

– Правда?

– Да. И начинается она с полумертвого ребенка в больнице, у которого нет никого, кроме старшей сестры. Пока «Единство» не забирает и ее. Я помню все телефонные разговоры с Кейси, все случаи, когда она захлопывала дверь у меня перед носом. И каждый раз она твердила, что Би не хочет иметь со мной ничего общего. Как читатели отреагируют на это? Что подумают о том, как вы обращались с ребенком? Сломленным, осиротевшим ребенком… – Мой голос срывается. – А теперь Джереми. Присоединяется к Проекту, перестает общаться с отцом, а потом прыгает под поезд. Вы – отрава, и мир должен об этом узнать.

Лев не отвечает.

– И если это не привлечет всеобщего внимания, то, возможно, привлечет другое. – Я указываю рукой на него и себя. – Первое интервью Льва Уоррена с прессой с 2011 года.

Я разворачиваюсь и выхожу в коридор. В это время по ступенькам крыльца со смехом взбегает девочка. За ней следует Фостер. Малышка резко останавливается и внимательно рассматривает меня сквозь сетчатую дверь. Мне ее личико за сеткой почти не видно.

Позади тихонько скрипит половица.

– Ты многого не понимаешь, – говорит мне в спину Лев.

– Если «Единство» не хочет, чтобы мою историю увидел свет, – отвечаю я, не оборачиваясь, – тогда Би должна рассказать мне другую, и рассказать лично.

Часть 2

2012

Чтобы самой дарить искупление, Би сначала должна освободиться от грехов.

Чтобы освободиться от грехов, Би должна отпустить все то, что составляло ее прежнюю жизнь.

Прижав телефон к уху, она дрожит в ожидании ответа. Перед глазами за окном безмятежный зимний пейзаж. Взгляд Би скользит по голубизне небес, спускается на верхушки припорошенных снегом сосен, растущих по периметру фермы, и уходит вдаль – к озеру, невидимому отсюда, но, она точно это знает, мерцающему на солнце.

Вода будет ледяной.

Но сначала дело.

На звонок отвечает Пэтти.

Би просит позвать Ло.

– Она недавно приняла лекарства и сейчас не в состоянии говорить.

Би настаивает на разговоре.

В трубке раздаются звуки шагов и шорох. Снова звучит голос Пэтти – невероятно мягкий, к удивлению Би. Пэтти просит Ло открыть глаза.

– Вот умничка, все хорошо…

Шуршат простыни. Пэтти передает телефон в слабую руку Ло, и наконец Би слышит голос сестры – густой, как патока:

– Алло?

– Ло… – начинает Би.

– Мам? – откликается сестра.

Последующее за этим молчание болезненно, но было бы гораздо больнее, если бы Ло находилась в ясном сознании. Так даже лучше, – уговаривает себя Би. – Пусть лучше Ло останется в неведении и будет открыта душой, чем закроется ото всех и будет злиться, обвиняя Би в том, что от нее совершенно не зависит.

– Би, – поправляется Ло, – это правда ты?

Вопрос вызывает укол вины, но Би тут же задает другой. Ей важно знать, как Ло себя чувствует. Ответ сестры медленно преодолевает расстояние от мозга Ло до ее губ, чтобы дойти до уха Би:

– Устала.

Она так устала. Исцеление – дело утомительное.

Би сглатывает вставший поперек горла ком, ей тоже больно. Она жаждет того, что ждет ее впереди, но вместе с тем не хочет прерывать этот разговор, хочет вечно обмениваться с Ло парой незамысловатых слов – Би уже забыла, когда общение с сестрой давалось легко.

Плечо ободряюще сжимает ладонь, и Би сосредоточивается на ее тепле, ощущаемом через рубашку. Мелькает мысль, что вода за соснами будет холодной.

– Мне нужно поспать, – тихо говорит Ло, и Би просит ее подождать. Ей нужно рассказать что-то важное. – Хорошо, – выдыхает Ло.

Би набирается решимости произнести нужные слова, но с губ слетают другие:

– Я помню тот день, когда ты родилась.

Сколько бы времени ни прошло с того дня, Би он помнится так отчетливо, словно все происходило вчера. Она рассказывает Ло о своей злости и страхах, о том, как эгоистично отказывалась признать рождение сестры, пока ее не попросили дать ей имя. Би не хотела этого делать, но услышала внутри себя голос. Спустя годы она поняла, кому он принадлежал.

– Это была ты, Ло. Ты сама себя назвала.

– Мне нравится мое имя, – слабо отзывается сестра.

Би тихо смеется, проводя ладонью по лицу.

– Мне сказали, что ты умрешь. Сказали, что я буду тебя хоронить.

– Но я здесь, – выдыхает Ло. Ее голос так быстро слабеет. – Почему ты не здесь?

Би закрывает глаза. Ей хочется, чтобы Ло поняла: та ночь в больнице должна была стать ее последней ночью на земле. И это бросило Би на колени, разбило ее сердце на части, и душа взмолилась о