Зимняя королева - Аманда Маккейб

Энтон хмурился, наблюдая за Сесилией, прохаживающейся между кустов и фонтанов: ее черный плащ — вороновы крылья в холодном тумане. Он подумал о своем доме в Швеции, древнем холодном каменном замке на берегу замерзшего озера, замке одиноком и мощном, которым управлял еще более-холодный отец. У Рональда Густавсена был совершенно непредсказуемый нрав, без человеческих чувств и эмоций. К счастью для Энтона и его матери, отец годами не бывал дома, оставляя их на собственное усмотрение. Дни Энтона уходили на занятия с гувернерами, катание на коньках на озере и охоту в лесу, который раскинулся за замком. А по ночам мать рассказывала ему старые легенды ее родной Англии о рыцарях и их приключениях. В ее рассказах поместье Брайони представлялось волшебным колдовским местом в стране из такой далекой старины, как король Артур и его рыцари. Но мать утверждала, что оно реально и наступит день, когда он сам его увидит. Когда-нибудь оно и для него будет реальностью, а холодный замок останется только в памяти.

Когда он повзрослел, а мать умирала, она открыла ему тайны, которые еще больше настроили его вернуться в Англию и начать все сначала.

Брайони должно стать его новым домом! И как бы ни было ему противно доставлять кому-то неприятности, леди Сесилия Саттон не остановит его. У нее есть вдовья часть наследства ее последнего мужа, а Брайони — все, что у него сейчас есть.

Энтон наблюдал, как его вновь обретенная кузина повернула ко дворцу, и вспомнил, как она выглядела прошлым вечером, когда разговаривала с королевой, — полная решимости, как, собственно, и он. Нелегким будет воссоединение семьи… И Розамунда знала Сесилию. Где они подружились? В совместных интрижках? Если да, то они не очень-то ладят. Розамунда явно удивилась появлению Сесилии при дворе, что не мешает им быть наперсницами. Значит, ему придется быть осторожным с Розамундой, не идти на поводу ее влюбленности, притягательного сверкания ее небесно-голубых глаз и собственной жажде ее целовать.

Целовать! Энтон нахмурился, вспоминая минувшую ночь, когда они обнимались в разгоряченной секретной темноте. Неожиданный всплеск желания застал его врасплох, но от этого он не был слабее. В действительности притяжение разгоралось между ними, как из искры разгорается огромное пламя, с той минуты, когда он увидел ее на пруду. Вкус ее мягких губ, ощущение ее тела, прижатого к его телу, запах розовых духов — все это было изумительно-опьяняющим. Он хотел от нее больше и больше, хотел всего, что она могла дать: ее тело, улыбку, смех, ее тайны.

Но Розамунда, естественно, захочет от него в ответ того же, а он дать ей этого не сможет. Она хорошо знала Сесилию Саттон и была преданной служанкой королевы Елизаветы! Его тайны были запрятаны глубоко и могли стоить ему всего, чего он хотел, поведи он себя неосторожно. Его многому научили ошибки матери, и он ставил доводы рассудка над побуждениями сердца. Он приехал сюда искать справедливости, вернуть поместье и начать новую жизнь. И он не отступится!

Но как же быть с Розамундой?! Избегать ее он не мог, было ведь нелепое пари с королевой! Двор слишком мал, все в нем слишком тесно связаны. Было еще, о чем поразмыслить: о человеке в маске, который занял место Лестера, а потом куда-то исчез. Зловещие козни, опасные тайные намерения, чем все это грозит? Королеву-то охраняют хорошо, а Розамунду?! Мерзавец танцевал с нею, и она, казалось, испугалась его. В сердце Энтона закипели гнев, жгучее желание защитить девушку от всего, что могло бы напугать ее.

Ему надо быть внимательным и осторожным! Он может защитить Розамунду от лорда Мисрула и понять, что она знала о делах Сесилии, при этом, не позволяя естеству взять верх над его рассудком.

— Я — не трепещущая трусиха, Сесил! — вскричала королева. — И не позволю введенным в заблуждение озорникам испортить мне Рождество!

Изумленная Розамунда видела, как королева ударила кулаком по туалетному столику так, что задребезжали венецианские бутылочки, и горшочки и перевернулась шкатулка с драгоценностями. Жемчужные ожерелья и рубиновые броши разлетелись по полу, и служанки поползли собирать их.

Уильям Сесил, лорд Бергли, оперся на свою трость с миной безмерного терпения и страдания.

Розамунда с изумлением смотрела на эту сцену: королева — в отороченной мехом спальной мантии, с полураспущенными волосами — и ее фрейлины, готовящие ее ко дню Рождества! По всей спальне разбросаны туфли, пролиты жемчужные белила, кругом перепуганные лица!

Розамунда боялась, что у нее такое же лицо. Анна говорила ей, что на королеву находят приступы раздражения, иногда даже ярости, раза два в день. Но они быстро проходят, и потом она спокойно занимается делами. Так что Розамунда выглядывала из-за подвернутого занавеса королевской постели, опираясь на полку с молитвенниками.

Она сомневалась, что сможет когда-нибудь стать таким сангвиником, как лорд Бергли. Конечно, он много раз был свидетелем таких бурь и понял, как заставить королеву вернуться к делам, — для ее же пользы. Сегодня он старался убедить ее сократить продуманный план рождественских праздников — ради ее безопасности — и оставаться в своих апартаментах, пока не поймают загадочного лорда Мисрула и не допросят его. Долго ждать не придется, зная, как взбешен лорд Лестер и его люди, которые рвали дворец на куски, отыскивая злодея. Но королева ничего из этого не услышит.

— Ваше величество, — произнес лорд Бергли, — никто не обвинит вас, если вы и окажетесь трепещущей трусихой. Просто неразумно ходить посреди толпы, когда налицо заговор.

— Ха, заговор! — фыркнула королева. — Какой это заговор! Просто праздничная проказа против Лестера, который определенно стоял так, что его можно было сбить ударом, двумя… как угодно.

— Не соглашусь, ваше величество, — проворчал Бергли. — Пока мы не можем знать, была ли это только выходка против Роберта Дадли, или действуют силы глубже. Сам факт, что какой-то злодей просочился на ваш праздник, очень тревожен. С этой Испанией, Францией, королевой Шотландии… их связями…

— Не говори мне о королеве шотландцев! — вспыхнула Елизавета. — Меня тошнит от одного ее имени. Мало того, что первая леди Леннокс постоянно умоляет меня разрешить ей отправить ее никчемного сына в Эдинбург. Или я не могу насладиться моим Рождеством без ее вмешательства?!

— Боюсь, мы не сможем удержать ее от вмешательства, — отозвался Бергли. — Она — постоянная угроза, ваше величество, даже будучи за границей, где она и есть, но с поддержкой Франции. Ее амбиции давно хорошо известны.

— Если бы она сделала, как я говорю, и вышла замуж за лорда Дадли, ее амбиции укоротились бы, — пробормотала королева, хватая флакон с духами. Спальня наполнилась ароматом фиалок.