Разгром в Сент-Луисе - Дон Пендлтон

Парень с собакой подбежали к нему раньше, чем завершился этот нехитрый процесс.

— Что это, к черту, значит?! — зло закричал охранник, тогда как его пес подозрительно принюхивался к свежей влаге на стволе и у корней.

— Отлить захотелось, — дружелюбно пояснил Политик.

— Это я вижу, — ответил стражник, переводя глаза с автомата Бланканалеса на его винтовку. — Я не о том. Что вы здесь делаете?

Бланканалес добродушно улыбнулся и ответил вопросом на вопрос:

— А ты, собственно говоря, что глотку дерешь, когда у тебя лежит труп у ворот?

Лицо парня выразило одновременно испуг и тупое недоверие:

— Ринго? Ринго умер?

Улыбка Бланканалеса стала просто обворожительной:

— Ага. Это я его уделал.

Прошло несколько долгих секунд, прежде чем охранник уяснит смысл сказанного. Его рука метнулась к пистолету, но это инстинктивное движение остановил взмах левой руки Политика... Отсеченная с хирургической точностью кисть упала на траву. Длинное лезвие продолжило свой путь, и тонкий глубокий надрез возник на горле парня. Стражник свалился, издавая булькающие звуки.

Пес заметался, пытаясь сорваться с поводка, потом присел, ощетинился, оскалил белые клыки и угрожающе зарычал.

Политик начал медленно водить лезвием охотничьего ножа перед мордой собаки, приговаривая:

— Сидеть! Сидеть, чтоб тебя, сидеть или кровь пущу!

Секунд десять длилась борьба взглядов, потом пес сдался, поджал хвост и уселся на траву. Рычание перешло в скулеж.

Бланканалес осторожно протянул руку и почесал пса за ухом, потрепал по загривку, высвободил поводок и мягко заставил собаку подняться на ноги.

— Пошли, дворняга, — сказал он, и неспешным шагом направился к зданию. Пес последовал за ним, лишь раз оглянулся на своего павшего хозяина.

Второй раз Политика окликнули метрах в тридцати от дома. Человек, подавший голос, находился под куполом, на крыше здания и был практически невидим с того места, где стоял Бланканалес, зато сам он созерцал Розарио через телескопический прицел большой винтовки.

Бланканалес присел рядом с собакой, глядя на крышу, откуда раздался голос, и прокручивал в мозгу всю совокупность факторов: линию огня, высоту солнца над горизонтом, возможное укрытие. Он находился на открытой лужайке, солнце светило сбоку, и у снайпера, засевшего на крыше, не было никаких помех для стрельбы. Бланканалес был весь как на ладони, и даже его потрясающая способность сливаться с окружающей средой ничем не могла ему помочь. Что ж, придется положиться на свой язык и, если все будет хорошо, на своего партнера.

— Я сыт по горло этим дерьмом, — заорал он вверх, стараясь придать голосу раздраженные интонации. — Кто-нибудь распоряжается в этом бардаке?

— Кто ты, парень?

— Кто я? Слушай, где завтрак для моих парней? Мы уже два часа ждем!

— Каких парней? Эй, скаут, ты уверен, что попал в свой лагерь?

— Не валяй дурака! И отведи от меня свою пушку!

Человек на крыше колебался.

— А где Эл? — спросил он.

— Какой Эл?

— У тебя его собака, приятель.

— А-а, этот... Он отправился к воротам перекинуться словцом с Ринго. Ты что — не видишь его?

— Я еще не научился глядеть одним глазом в одну сторону, а другим в другую. Как у тебя оказалась его собака?

— Он голодный, точно так же, как я и мои парни. Слушай, я не собираюсь тут всю жизнь торчать и ...

— Не шевелись!

Бланканалес, который начал было осторожно двигаться в сторону портика, снова замер.

— Да послушай же, черти бы тебя забрали! Дел еще два часа назад обещал прислать нам чего-нибудь пожрать.

Стрелок оторвался от прицела, но ствол винтовки в сторону не отвел.

— Мне никто ничего не говорил насчет группы за оградой.

— Но меня-то ты видишь, не так ли?

— Вижу.

— Прекрасно, чтоб тебя! Ринго об этом сказали, Элу тоже сказали. Я знаю, что и прислуга в курсе, потому что она должна нас накормить. А теперь выходит, что я должен здесь торчать из-за того, что тебе о нас никто и словом не обмолвился?

Переговоры явно затягивались. Куда к черту подевался...

Парень наверху заявил:

— Ладно, ты стой, где стоишь, а я звякну вниз, чтобы тебе кого-нибудь прислали.

— Давно пора!

— Ты там не очень! — охранник, судя по движению руки, поднес к уху трубку. — Что это на тебе за маскарад? Ко Дню всех святых готовишься?

— Ты, болван, видимо не заметил, что идет война? — осведомился Бланканалес.

— Что-то я тебя, парень, не видел раньше.

— Твое дело позвонить. Спроси их, где завтрак для Гав-команды?

— Для какой команды?

— Гав! Гав! Не слышал, как собачки разговаривают?

Охранник засмеялся и сказал:

— Минутку...

Но время, отпущенное ему, уже вышло, не осталось даже минуты. Парень внезапно замер, и даже на таком расстоянии Политик увидел, как характерно выкатились его глаза. А затем и он, и его ружье исчезли под куполом.

На его месте на долю секунды возникла знакомая фигура в черном, подала знак рукой и снова скрылась.

Человек и собака без помех прошествовали к ступеням большого каменного крыльца и уже начали подниматься наверх, когда отворилась парадная дверь.

На крыльцо вышел здоровенный тип с пистолетом в руке и тяжелым взглядом уставился на Бланканалеса.

— Что за шум? Ты кто такой?

— Нет, ну это же надо! Я не намерен начинать все заново, — раздраженно отреагировал Бланканалес. Он быстро намотал поводок на перила из кованого железа и на секунду повернулся спиной к «горилле», чтобы на прощанье погладить пса. Когда он выпрямился и снова обернулся к охраннику, в руках у него был автомат, ствол которого уже изрыгал огонь.

Под ударами пуль мафиози свалился с крыльца на клумбу, разбитую на краю газона. Следующая очередь разнесла вдребезги все стеклянные панели двери. Бланканалес ворвался в холл, водя стволом автомата справа налево. Два парня с широко раскрытыми ртами не успели даже вытащить пушки, хотя кобура у каждого была расстегнута. Оба свалились как тряпичные куклы на пол у дальней двери холла.

Холл напоминал огромный бальный зал со сводчатым потолком и великолепной изогнутой мраморной лестницей. Пока что никого живого, кроме самого Политика, здесь не было, но за дальней дверью открывался еще один обширный холл с высокими сдвигающимися дверями по обе стороны. И из одной двери уже выбегал охранник с внушительной пушкой в руке. Политик к этому времени находился в центре бального зала.

Перестрелка длилась всего несколько секунд, но с пяток «шмелей» сорок пятого калибра прожужжало мимо Бланканалеса, прежде чем он нашпиговал грудную клетку мафиози «орешками» в стальных оболочках.

В это самое мгновение на лестнице прогремел и раскатился гулким эхом выстрел какого-то солидного оружия, которое могло быть только «громом небесным», как любовно называл Болан свой «отомаг»... Грохот выстрела ознаменовал появление на сцене еще одного тела. Оно прибыло откуда-то с верхних этажей и рухнуло вместе со своим оружием под ноги Бланканалесу.

— Эй там, наверху, — заорал Политик, — поосторожней — ты чуть не уложил меня этим типом.

— Будь повнимательнее, Политик, — донесся сверху холодный, наставительный голос Болана. — Тут есть еще несколько таких же.

Мак находился, очевидно, на самом верхнем этаже.

— Очисти первый уровень, — проинструктировал он Бланканалеса, — а я займусь остальными.

Сверху послышались револьверные выстрелы. Бланканалес обогнул лестницу и начал обход холла, методично заглядывая во все встречные двери. И пока он осматривал помещения первого этажа, наверху грохотала дуэль.

Болан возник у дверей кухни, когда Бланканалес собирался приступить к осмотру подвалов.

— Сколько народу было снаружи, Политик? — спросил Мак.

— Я снял одного у ворот и еще двоих ближе к зданию, — небрежно ответил Бланканалес.

— Думаю, больше тут и не было. Большая часть банды — на выездной операции. Эти здесь — так, смотрители.

— Я как раз хотел осмотреть подвалы.

— Не надо. Запри их пока что и забудь, — сказал Болан. — Давай-ка поищем фамильные драгоценности.

Бланканалес ухмыльнулся.

— Через бальный зал, в восточный холл, первая раздвижная дверь налево. Я провожу тебя.

Комната, вероятно, служила раньше кабинетом и библиотекой. Теперь же это был безвкусно обставленный деловой офис. Стены, отделанные панелями из вишневого дерева, были увешаны полотнами с изображениями обнаженных красоток в духе «Плейбоя» в натуральную величину. К массивному дубовому письменному столу буквой "Т" примыкал длинный стол, уставленный многочисленными пепельницами. В воздухе витал устойчивый запах табака.

Там, где раньше стояли книжные полки, тянулась сплошная стальная стена, как в подземном хранилище в банке.

— Золотая жила, — пробормотал Болан и направился к стене, скидывая с плеч армейский ранец, набитый пластиковой взрывчаткой.