Собрание сочинений в десяти томах. Том четвертый. Драмы в прозе - Иоганн Гете

Советник. Вы с мечом в руках хотите договориться с императором?

Гец. Боже сохрани! Только с вами и с вашей честной компанией. Вы можете идти домой, добрые люди. За потерю времени вам ничего не дадут, а здесь взять нечего — кроме синяков.

Советник. Схватить его! Разве любовь ваша к императору не дает вам больше мужества?

Гец. Дает столько же, сколько император даст пластыря, чтобы залечить раны, которые причинит им их мужество.

Входит судебный служитель.

Судебный служитель. Дозорный кричит, что к городу приближается отряд более чем в двести человек. Они неожиданно показались из-за виноградников и угрожают нашим стенам.

Ратсгер. Горе нам! Что это значит?

Входит дозорный.

Дозорный. Франц фон Зикинген стоит у городских ворот. Он велел сказать вам: он узнал, что клятва, данная его зятю, недостойно нарушена, чему способствовали гейльбронские власти. Он требует удовлетворения, иначе — по истечении часа — он зажжет город с четырех концов и предаст его разграблению!

Гец. Молодец зять!

Советник. Удалитесь, Гец!

Гец уходит.

Что нам делать?

Ратсгер. Сжальтесь над нами и над нашими согражданами! Зикинген неукротим в своем гневе и способен выполнить угрозу.

Советник. Неужели нам отступиться от наших прав и от прав нашего императора?

Капитан. Если бы у нас были люди, чтоб защитить эти права! А так — мы погибнем, и дело от этого только ухудшится. Уступая — мы выиграем.

Ратсгер. Мы попросим Геца замолвить за нас слово. Мне чудится, что я уже вижу город в пламени.

Советник. Введите Геца!

Гец. В чем дело?

Советник. Ты бы хорошо поступил, если бы отговорил своего зятя от его мятежных намерений. Вместо того чтобы спасти, он толкает тебя к гибели, вмешиваясь в твое дело.

Гец (видит Елизавету в дверях, тихо ей). Иди, скажи ему, чтобы он тотчас же вторгся в город и пришел сюда, но пусть не причиняет никакого вреда населению. Если эти негодяи будут сопротивляться, пусть применит силу. Я согласен даже погибнуть, если и они все будут переколочены со мной вместе.

БОЛЬШАЯ ЗАЛА В РАТУШЕ

Зикинген. Гец.

Вся ратуша занята рейтарами Зикингена.

Гец. Вот уж поистине помощь с неба! Как ты попал сюда, мой желанный и нежданный зять?

Зикинген. Колдовства в том нет. Я выслал двух-трех гонцов, чтобы узнать, как идут твои дела. При вести об их вероломстве я двинулся в путь. Теперь они в наших руках.

Гец. Я желаю только рыцарского заточения.

Зикинген. Ты слишком честен. Не использовать того преимущества, которое честный имеет перед клятвопреступником! Они сидят в неправде, и не нам подкладывать им подушки. Они постыдно злоупотребили велениями императора. И — насколько я знаю его величество — ты смело можешь требовать большего. Это слишком мало.

Гец. Я всегда довольствовался малым.

Зикинген. И всегда был в накладе. Мое мнение таково: они должны освободить из тюрьмы твоих латников и тебя вместе с ними и отпустить вас на честное слово в твой замок. Ты можешь обещать им не покидать своих владений. И все же тебе там будет лучше, чем здесь.

Гец. Они скажут, что мои земли перешли к императору.

Зикинген. Тогда мы скажем, что ты берешь их по найму до тех пор, пока император не даст их тебе снова в лен. Пусть вертятся, как угри в верше, — от нас им не ускользнуть. Они станут говорить об его императорском величестве и о своих полномочиях. Нам это безразлично. Я тоже знаю императора и кое-что для него значу. Он всегда хотел иметь тебя в своем войске. Ты не засидишься — он скоро призовет тебя.

Гец. Дай бог, чтобы поскорее, пока я не разучился биться.

Зикинген. Отваге нельзя разучиться, как нельзя и научиться. Не тревожься ни о чем! Когда дела твои устроятся, я поеду ко двору, потому что замысел мой созрел. Благоприятные предзнаменования велят мне: начни! Мне остается только выяснить, каковы настроения императора. Трир и Пфальц ожидают скорее падения небес, чем того, что я свалюсь им на голову. Я примчусь, как гроза! И если нам удастся устроить нашу судьбу, — то ты скоро будешь зятем курфюрста. Я надеялся на твой кулак, замышляя это.

Гец (смотрит на свою руку). О! Так вот что значил сон, который я видел накануне того дня, в который обещал Марию Вейслингену. Он мне клялся в верности и сжал мою правую руку так крепко, что она вышла из поручней и как бы обломилась. Ах, ныне я беззащитней, чем был в тот миг, когда ее отстрелили. Вейслинген! Вейслинген!

Зикинген. Забудь предателя. Мы разрушим его козни и подорвем его влияние, а совесть и стыд пусть сведут его в могилу. Я вижу, вижу духовными очами, что мои враги и твои враги будут ниспровергнуты. Гец, еще только полгода!

Гец. Полет души твоей высок. Не знаю почему, но с недавних пор моя душа уже не ждет радостей. Я не раз бывал и в горшей беде, был я и в плену, но так, как сейчас, я себя никогда не чувствовал.

Зикинген. Счастье дает отвагу! Идем к парикам! Довольно им толковать, теперь мы потрудимся.

ЗАМОК АДЕЛЬГЕЙДЫ

Адельгейда. Вейслинген.

Адельгейда. Это ужасно!

Вейслинген. Я скрежетал зубами. Такой чудесный замысел, такое удачное выполнение — и в конце концов он отпущен в свой замок! Проклятый Зикинген!

Адельгейда. Они не должны были этого делать.

Вейслинген. Им не было выбора. Что они могли поделать? Зикинген грозил огнем и мечом, надменный, бешеный человек! Ненавижу его! Его влияние растет, как ноток, который если поглотил один-два ручья, то остальные впадают сами собой.

Адельгейда. Разве не было у них императора?

Вейслинген. Милая жена, он — лишь тень императора, он становится стар и слаб. Когда он узнал о том, что случилось и я стал горячиться так же, как и все остальные военачальники, он сказал: «Оставьте их в покое! Ведь могу же я дать местечко старому Гецу, и если он там будет сидеть тихо, на что вам тогда жаловаться?» Мы заговорили о благе государства. «О, — сказал он, — если бы у меня нашлись советники, которые направили бы мой беспокойный дух на счастье отдельных лиц!»

Адельгейда. Он утрачивает дух правителя.

Вейслинген. Мы ополчились на Зикингена. «Он — мой верный слуга, — сказал он. — Если он это сделал и не по моему повелению, то волю мою он все-таки выполнил лучше, чем те, кого я облек властью, не все ли равно, когда я его одобрил — тогда или теперь».

Адельгейда. Можно лопнуть от злобы.

Вейслинген. Поэтому-то я еще и не отказался от всякой надежды. Он отпущен в свой замок на рыцарское слово, чтобы жить там спокойно. Это для него невозможно. Вскоре у нас снова окажется предлог для того, чтобы действовать против него.

Адельгейда. Тем более что есть надежда на близкую кончину императора, а Карл, его прекрасный наследник, обещает проявить более царственный образ мыслей.

Вейслинген. Карл? Он еще не выбран и не коронован.

Адельгейда. Кто не желает этого, кто не надеется на это?

Вейслинген. Ты очень высокого мнения о его достоинствах, можно почти подумать, будто ты глядишь на них другими глазами.

Адельгейда. Ты оскорбляешь меня, Вейслинген. Неужели ты меня считаешь способной на это?

Вейслинген. Я не хотел тебя обидеть. Но я не могу молчать об этом. Необычайное внимание Карла к тебе тревожит меня.

Адельгейда. А мое обращение с ним?

Вейслинген. Ты — женщина. Вам мил всякий, кто за вами волочится.

Адельгейда. А вам?

Вейслинген. Она грызет мне сердце, эта страшная мысль! Адельгейда!

Адельгейда. Как я вылечу твое безумие?

Вейслинген. Если б ты пожелала! Ты могла бы удалиться от двора.

Адельгейда. Укажи средства и способ. Разве ты не при дворе? Почему я должна оставить тебя и моих друзей, чтобы в моем замке беседовать с совами? Нет, Вейслинген, из этого ничего не выйдет. Успокойся, ты знаешь, как я люблю тебя.

Вейслинген. Священный якорь среди этой бури, пока не порвется канат. (Уходит.)

Адельгейда. Ах, вот ты как! Этого еще не хватало! Я ношу в груди моей слишком великие замыслы, чтобы ты мог им стать поперек дороги! Карл! Великий, необычайный муж и вместе с тем император! И неужели он должен быть тем единственным из мужчин, которого не прельстит моя благосклонность? Нет, Вейслинген, не пробуй помешать мне, иначе ты сойдешь в могилу, и я перешагну через нее.