Я понял жизни цель (сборник) - Борис Пастернак

1918 – 1919

Так начинают. Года в дваОт мамки рвутся в тьму мелодий,Щебечут, свищут, – а словаЯвляются о третьем годе.

Так начинают понимать.И в шуме пущенной турбиныМерещится, что мать – не мать.Что ты – не ты, что дом – чужбина.

Что делать страшной красотеПрисевшей на скамью сирени,Когда и впрямь не красть детей?Так возникают подозренья.

Так зреют страхи. Как он дастЗвезде превысить досяганье,Когда он Фауст, когда – фантаст?Так начинаются цыгане.

Так открываются, паряПоверх плетней, где быть домам бы,Внезапные, как вздох, моря.Так будут начинаться ямбы.

Так ночи летние, ничкомУпав в овсы с мольбой: исполнься,Грозят заре твоим зрачком,Так затевают ссоры с солнцем.

Так начинают жить стихом.

1921

Нас мало. Нас может быть троеДонецких, горючих и адскихПод серой бегущей короюДождей, облаков и солдатскихСоветов, стихов и дискуссийО транспорте и об искусстве.

Мы были людьми. Мы эпохи.Нас сбило, и мчит в караване,Как тундру под тендера вздохиИ поршней и шпал порыванье.Слетимся, ворвемся и тронем,Закружимся вихрем вороньим,

И – мимо! – Вы поздно поймете.Так, утром ударивши в ворохСоломы – с момент на намете, —Ветр вечен затем в разговорахИдущего бурно собраньяДеревьев над кровельной дранью.

1921

В ЛЕСУ

Луга мутило жаром лиловатым,В лесу клубился кафедральный мрак.Что оставалось в мире целовать им?Он весь был их, как воск на пальцах мяк.

Есть сон такой, – не спишь, а только снится,Что жаждешь сна; что дремлет человек,Которому сквозь сон палит ресницыДва черных солнца, бьющих из-под век.

Текли лучи. Текли жуки с отливом,Стекло стрекоз сновало по щекам.Был полон лес мерцаньем кропотливым,Как под щипцами у часовщика.Казалось, он уснул под стук цифири,Меж тем как выше, в терпком янтаре,Испытаннейшие часы в эфиреПереставляют, сверив по жаре.

Их переводят, сотрясают иглыИ сеют тень, и мают, и сверлятМачтовый мрак, который ввысь воздвигло,В истому дня, на синий циферблат.

Казалось, древность счастья облетает.Казалось, лес закатом снов объят.Счастливые часов не наблюдают,Но те, вдвоем, казалось, только спят.

1917

СПАССКОЕ

Незабвенный сентябрь осыпается в Спасском.Не сегодня ли с дачи съезжать вам пора?За плетнем перекликнулось эхо с подпаскомИ в лесу различило удар топора.

Этой ночью за парком знобило трясину.Только солнце взошло, и опять – наутек.Колокольчик не пьет костоломных росинок,На березах несмытый лиловый отек.

Лес хандрит. И ему захотелось на отдых,Под снега, в непробудную спячку берлог.Да и то, меж стволов, в почерневших обводахПарк зияет в столбцах, как сплошной некролог.

Березняк перестал ли линять и пятнаться,Водянистую сень потуплять и редеть?Этот – ропщет еще, и опять вам – пятнадцать,И опять, – о, дитя, о, куда нам их деть?

Их так много уже, что не все ж – куролесить.Их – что птиц по кустам, что грибов за межой.Ими свой кругозор уж случалось завесить,Их туманом случалось застлать и чужой.

В ночь кончины от тифа сгорающий комикСлышит гул: гомерический хохот райка.Нынче в Спасском с дороги бревенчатый домикВидит, галлюцинируя, та же тоска.

1918

Весна, я с улицы, где тополь удивлен,Где даль пугается, где дом упасть боится,Где воздух синь, как узелок с бельемУ выписавшегося из больницы.

Где вечер пуст, как прерванный рассказ,Оставленный звездой без продолженьяК недоуменью тысяч шумных глаз,Бездонных и лишенных выраженья.

1918

СОН В ЛЕТНЮЮ НОЧЬ

Крупный разговор. Еще не запирали,Вдруг как: моментально вон отсюда! —Сбитая прическа, туча препирательствИ сплошной поток шопеновских этюдов.Вряд ли, гений, ты распределяешь кетуВ белом доме против кооператива,Что хвосты луны стоят до края светаЧередой ночных садов без перерыва.

1918

Я вишу на пере у ТворцаКрупной каплей лилового лоска.Под домами – загадки канав.Шибко воздух ли соткой и коксомПо вокзалам дышал и зажегся,Но едва лишь зарю доконав,Снова розова ночь, как она,И забор поражен парадоксом.

И бормочет: прерви до утраЭтих сохлых белил колебанье.Грунт убит и червив до нутра,Эхо чутко, как шар в кегельбане.

Вешний ветер, шевьот и грязца,И гвоздильных застав отголоски,И на утренней терке торцаОт зари, как от хренной полоски,Проступают отчетливо слезки.

Я креплюсь на пере у ТворцаТерпкой каплей густого свинца.

1922

ПОЭЗИЯ

Поэзия, я буду клястьсяТобой и кончу, прохрипев:Ты не осанна сладкогласца,Ты – лето с местом в третьем классе,Ты – пригород, а не припев.

Ты – душная, как май, Ямская,Шевардина ночной редут,Где тучи стоны испускаютИ врозь по роспуске идут.

И в рельсовом витье двояся, —Предместье, а не перепев —Ползут с вокзалов восвоясиНе с песней, а оторопев.

Отростки ливня грязнут в гроздьяхИ долго, долго, до зариКропают с кровель свой акростих,Пуская в рифму пузыри.

Поэзия, когда под краномПустой, как цинк ведра, трюизм,То и тогда струя сохранна,Тетрадь подставлена, – струись!

1922

С тех дней стал над недрами парка сдвигатьсяСуровый, листву леденивший октябрь.Зарями ковался конец навигации,Спирало гортань и ломило в локтях.

Не стало туманов. Забыли про пасмурность.Часами смеркалось. Сквозь все вечераОткрылся, в жару, в лихорадке и насморке,Больной горизонт – и дворцы озирал.

И стынула кровь. Но, казалось, не стынутПруды, и – казалось, с последних погодНе движутся дни, и казалося – вынутИз мира прозрачный, как звук, небосвод.

И стало видать так далеко, так трудноДышать, и так больно глядеть, и такойПокой разлился, и настолько безлюдный,Настолько беспамятно звонкий покой!

1916

Потели стекла двери на балкон.Их заслонял заметно зимний фикус.Сиял графин. С недопитым глоткомВставали вы, веселая навыказ, —

Смеркалась даль, – спокойная на вид, —И дуло в щели, – праведница ликом, —И день сгорал, давно остановивЧасы и кровь, в мучительно великом

Просторе долго, без конца горевНа остриях скворешниц и дерев,В осколках тонких ледяных пластинок,По пустырям и на ковре в гостиной.

1916

Весна была просто тобой,И лето – с грехом пополам.Но осень, но этот позор голубойОбоев, и войлок, и хлам!

Разбитую клячу ведут на махан,И ноздри с коротким дыханьем.Заслушались мокрой ромашки и мха,А то и конины в духане.

В прозрачность заплаканных дней целикомГубами и глаз полыханьемВпиваешься, как в помутнелый флаконС невыдохшимися духами.

Не спорить, а спать. Не оспаривать,А спать. Не распахивать наспехОкна, где в беспамятных заревахИюль, разгораясь, как яспис,Расплавливал стекла и спаривалТех самых пунцовых стрекоз,Которые нынче на брачныхБрусах – мертвей и прозрачнейОсыпавшихся папирос.

Как в сумерки сонно и зябкоОкошко! Сухой купорос.На донышке склянки – козявкаИ гильзы задохшихся ос.

Как с севера дует! Как щуплоНахохлилась стужа! О вихрь,Общупай все глуби и дупла,Найди мою песню в живых!

1917

Здесь прошелся загадки таинственный ноготь.– Поздно, высплюсь, чуть свет перечту и пойму.А пока не разбудят, любимую трогатьТак, как мне, не дано никому.

Как я трогал тебя! Даже губ моих медьюТрогал так, как трагедией трогают зал.Поцелуй был как лето. Он медлил и медлил,Лишь потом разражалась гроза.

Пил, как птицы. Тянул до потери сознанья.Звезды долго горлом текут в пищевод,Соловьи же заводят глаза с содроганьем,Осушая по капле ночной небосвод.

1918

СТИХИ РАЗНЫХ ЛЕТ

1922 – 1931

БОРИСУ ПИЛЬНЯКУ

Иль я не знаю, что, в потемки тычась,Вовек не вышла б к свету темнота,Иль я – урод, и счастье сотен тысячНе ближе мне пустого счастья ста?

И разве я не мерюсь пятилеткой,Не падаю, не подымаюсь с ней?Но как мне быть с моей грудною клеткойИ с тем, что всякой косности косней?

Напрасно в дни великого совета,Где высшей страсти отданы места,Оставлена вакансия поэта:Она опасна, если не пуста.

1931