Слямбу катамбу нок! или Прключения первобытного выдумщика - Вадим Чирков

— Куда? — забеспокоился Дум.

— За остальными знаниями! Их даст вам сам Чихала!

С этими словами Шелестун пошарил у себя за спиной, словно снова почесался, и протянул к Костру наполненный чем-то кулак.

— Дым! — вдруг завизжал он, и в огонь посыпался бурый порошок. — Дым-дым-дым! — Костер окутался дымом, который не поднимался, однако, вверх, а расползался в стороны тяжелыми клубами.

Сам же Шелестун вдруг попятился, попятился, раздвинул спиной молодцов с дубинками, встал за ними но тут же выглянул.

Дум напрягся. Что-то сейчас должно произойти. Это дым так сладок. Слишком сладок, чтобы быть просто дымом. Дум задержал дыхание. Шаман выглядывал из-за спин воинов и не сводил глаз с чужаков, сидевших у Костра.

Хоть-Куда вдруг начал подниматься. Встал, качнулся… И направился, шатаясь и чуть не падая, прямо к страшенной роже Чихалы! А вслед за ним с трудом, кряхтя, встал на четвереньки Напролом. Постоял так, качаясь, как медведь после зимней спячки, выпрямился и, даже не глянув в сторону Дума, будто его позвали, пошагал, тоже шатаясь, к Чихале.

"Что происходит? Что еще сейчас должно случиться?" — Дум оглянулся на Шелестуна.

Молодцы стояли не шелохнувшись, словно уже много раз видели такие зрелища, шаман же, судорожно схватившись за плечи двоих, неотрывно следил за каждым движением пришельцев. В вытаращенных его глазах бился огонь Костра.

Густое облако дыма, медленно плывя к Чихале, у самого камня неожиданно сужалось и быстро втягивалось в его широко раскрытую пасть. По пояс в дыме безвольно тянулись вместе с ним — как кусочки коры в ручье — два внука Горы.

Мысли Дума скакали теперь, как вспугнутые львом или тигром длиннорогие косули: что происходит?! Что?!!

Сторонясь на всякий случай сладкого дыма, Дум отворачивал голову и хватал ртом воздух у себя за спиной.

А Хоть-Куда уже ухватился обеими руками за нижнюю губу Чихалы и зачем-то сунул голову в его широко распахнутый рот. Буркалы чудища скосились на него. Или это только померещилось Думу?

Дум еще раз обернулся — шаманьи глаза жадно следили за происходящим.

Хоть-Куда полез в пасть Чихалы, которой хватило бы, чтобы проглотить целого оленя.

"Опасность! — наконец-то понял Дум. — Да ведь нас просто-напросто приносят в жертву! Этот дым — дурман, отрава! Вот о чем все время говорил шаман: ТУДА, ТАМ… Вот ГДЕ мы должны узнать ВСЁ ОСТАЛЬНОЕ — в бездонном брюхе каменного Чихалы! Вот что означало ПОЛНОСТЬЮ, ЦЕЛИКОМ! ВСЕ ОСТАЛЬНОЕ — это смерть! Что делать?!

Позади была все та же стена молодцов с дубинками и — сумасшедшие от непонятного возбуждения глаза шамана.

Дым достиг и Дума, начал окутывать — сладкий, как кленовый сок и ядовитый, как змея.

Дум вскочил, сорвал с себя шкуру и стал бешено вращать ею, гоня тяжелый дым в сторону воинов. Стена их стала рушиться прямо на глазах — кто из молодцов закашлялся и согнулся, кто ступил назад, отмахиваясь от дыма, кто закрыл лицо руками. Не двинулся с места только Шелестун У него, видно, перехватило дыхание, он схватился за грудь длинными пальцами с черными острыми ногтями и еще больше выкатил глаза. А Дум продолжал гнать дым в их сторону.

Потом бросил шкуру и кинулся к Хоть-Кудаю — тот уже почти провалился в черную дыру рта, а Напролом и не пытался его удержать: он стоял опустив руки и ждал, должно быть, своей очереди лезть в рот Чихалы. Дум ухватился за ноги Хоть-Кудая и потащил к себе. А тот цеплялся за что-то в глотке чудища и не хотел вылезать. Бездна чихастиков, куда притянул, куда завлек его ядовитый дым, не хотела отпускать несчастного.

Через какое-то время три внука Горы вышли, шатаясь, из пещеры. Они остановились у входа и стали жадно глотать свежий воздух. Глаза их слезились, они кашляли и долго не могли отдышаться.

Они смотрели на синее небо над собой, на Солнце, на горы вокруг, на деревья и кусты у речки, на траву под ногами и цветы — и радовались всему этому, как дети радуются улыбке матери.

На камне неподалеку от входа в пещеру сидел Вождь.

— Вот уж не думал, что вы вернетесь, — сказал он, вставая и с любопытством оглядывая еле живых пришельцев. — На моей памяти только один избежал гостеприимства нашего божества. Шелестун объявил тогда, что Чихала не захотел с ним делиться ничем, он, мол, недотепа, недостоин глубоких знаний.

А шаман жив? Он всем говорит, что остальные знания, самые важные, ТАМ, а сам почему-то ТУДА не хочет, сколько я ему ни предлагал ТУДА слазить. Надо попробовать спихнуть Шелестуна в брюхо Чихалы…

— Но ведь он же не вернется, — еле нашел в себе силы произнести что-то Дум.

— Вернется! Он у нас такой такой проныра! А не вернется, значит, ТАМ ему и место!

Когда четверо подошли уже к "жилым" пещерам, Дум, отдышавшись, спросил:

— Скажи, о славный Чихан, как вознаграждает Чихала самых усердных чихастиков?

— Ежели тот, желая что-то получить от нашего божества, чихнет не менее ста раз, выкрикивая в промежутках просимое, тот ему непременно что-то отвалит. Жаль только, что не каждый после ста чохов остается в живых — самых усердных Чихала забирает к себе, награждая, должно быть, ТАМ, — вождь махнул рукой в сторону страшной пещеры.

— Еще один вопрос. Ты сказал, что обмениваетесь с соседями. Ты забрал у нас гуслю — что ты дашь взамен?

— Вот видишь, чихнув всего семь раз, ты уже немного поумнел. — Здоровяк одобрительно похлопал Дума по плечу. — Мы научим вас считать — согласны?

На этом разговор (и торговый договор) вождя чихастиков и внука Горы Дума закончился. Гостей покормили, а после еды стали учить считать.

В круг сели: старый ворчун-чихастик, который однажды дочихал до ста и остался жив, и трое учеников. Перед ними на земле стояло глиняное блюдо с зеленым порошком, гости нюхали его и чихали, повторяя за ворчуном:

— Апчхи! — раз, апчхи! — два, апчхи! — три… — Что делать, если 30 тысяч лет назад именно так учились считать!

Напролом оказался строптивым учеником. Он сказал, досчитав до семи:

— Мы считаем никому не нужные чохи. Уж лучше оленей или хотя бы зайцев.

Старик прикрикнул на него:

— Олени могут разбежаться, пока ты их считаешь, о зайцах я и не говорю. А чохи всегда при тебе. Набирай побольше порошка и считай!

Путешественники выучились считать за три дня. Дум — до 36-ти, Хоть-Куда — до 23-х, а Напролом — до 11-ти… Он сказал, что для обеспеченной жизни ему этого вполне достаточно. Кажется, он все-таки считал дичь, а не чохи.

Еще два дня Дум учил чихастиков играть на гусле — они, кстати, оказались способными учениками.

Вождь надеялся, что как следует начихавшись, гости поумнеют и раздумают идти к Краю Земли, но им учение, видать, не пошло впрок. Дум, когда те и другие уроки закончились, решил продолжить путь. Напролом поддержал его — воину смерть как надоели уроки.

Путешественники собрались в дорогу. Им вернули их копья, снабдили едой и питьем. И предложили по мешочку сухого зелья.

— Вот уж не думаю, — проворчал Напролом, — чтобы чихание когда-нибудь нам помогло.

— Мало ли с кем или с чем мы еще встретимся, — ответил на это Дум.

Порошок внуки Горы взяли — каждый по мешочку. Напоследок Дум посоветовал чихастикам:

— Гусля тем лучше, чем больше на ней струн. А всего лишь при одной палка может разогнуться и ударить музыканта в лоб.

Вот они и расстались — путешественники к Краю Земли и гостеприимные чихастики, впереди которых стоял толстоносый здоровяк Чихан-Чихан. Когда Дум, Хоть-Куда и Напролом стали удаляться, провожающие набили носы порошком и почихали им вслед, желая счастливого пути. А вождь на прощание так чихнул, так ахнул, что из речки выпрыгнуло с десяток рыб и с перепугу сел на землю старенький Чихо-Лихо.

Навстречу им шли три человека, шли опустив головы и шаркая по земле ногами.

— Привет! — крикнул им Дум.

Один из встречных, самый, кажется, унылый из трех, чуть поднял голову и ответил еле слышным голосом, буквально прошелестел:

— Привет… Откуда вас несет?

Дум привык уже ко всяким неожиданностям в пути и вопросу не удивился.

— Несет? — уточнил он на всякий случай.

— Да, откуда несет вас ветер? — еле шевеля языком, продолжал спрашивать встречный.

— Э-э…

— Вы ведь осенние листья, как и мы? — чуть помог ему разобраться в обстановке Унылый.

— Конечно, — ответил Дум и побыстрей соорудил на лице грустную гримасу. — Кем же еще мы можем быть!

Ему захотелось побольше узнать, чем дышат люди-листья.

— С какого вы дерева? — спросил он.

— Не все ли равно, — был такой же, еле слышный ответ. — Подуют ветры, и листья со всех деревьев будут сорваны вихрями и полетят кто дальше, кто ближе. Полетят, но все равно упадут. А дожди всех превратят в месиво. Впрочем, мы с клена. Ты так и не сказал, откуда вас принесло.