Охота на канцлера - Платон Обухов

— Делай все, что она прикажет! — прохрипел банкир. От панического страха за свою жизнь голос его осип.

— Открывай все двери и иди вперед! — приказала Наумова.

Тюренн нехотя повиновался. Он постоянно оглядывался и косил на Веру ненавидящим глазом. Когда осталось открыть последнюю дверь и перешагнуть через высокий порог, он неожиданно упал на пол и пополз к ногам Веры.

— Не смей! — остановил его отчаянный вопль банкира.

Вера успела отступить и сразу же чиркнула по шее Вальмана осколком. Воротничок белой манишки банкира стал мокрым от крови.

«Если я каждый раз стану надрезать ему шею, из этого тщедушного тела вытечет вся кровь, и Вальман умрет у меня на руках!» — подумала Вера. С угрозой в голосе она произнесла:

— Я же предупреждала тебя, Тюренн: без глупостей! Или ты хочешь, чтобы я прикончила Вальмана?

Франсуа Тюренн промычал что-то нечленораздельное и открыл дверь. Вера с банкиром оказались во дворе. Циркачка тут же подтащила Вальмана к стене и встала к ней спиной, решив обезопасить себя от ударов ножом или выстрелов сзади.

— Пригони сюда «мерседес»! — потребовала Вера.

— Он уже уехал, — быстро ответил Тюренн.

— Скажи Мишелю, чтобы он пригнал мою машину! — крикнул банкир.

Тюренн пожал плечами, с трудом открыл массивный висячий замок, откинул засов и исчез.

Вера и Вальман остались стоять во дворе. Банкир дрожал от страха. «Сколько жажды жизни в этом трясущемся теле!» — усмехнулась Вера.

Через несколько минут послышался шум автомобильного мотора. Ворота приоткрылись, и во двор въехал бордовый «ягуар» Вальмана.

Вера не успела сообразить, что заставило ее отойти от стены — подозрительный шорох или обострившееся чувство опасности.

В тот же момент рядом с Верой оказался Тюренн, который, войдя через другие ворота, незаметно подкрался к Вере, сжимая в руке кинжал. Если бы Вера замешкалась, он торчал бы уже у нее в спине.

— Безмозглый идиот! — вне себя от ярости крикнула Наумова. — Тебе что, совсем не жалко старика?

Тюренн тяжело дышал. Он затрясся от страха, когда Вальман прокричал ему тонким голосом:

— Ну, Франсуа, как только я выберусь из этой переделки, тебе не сдобровать!

Обхватив Вальмана за тонкую шею левой рукой, а правой продолжая прижимать к ней осколок стекла, Вера медленно продвигалась к машине.

— Прикажи шоферу распахнуть дверцу и сесть за руль!

Перепуганный Вальман беспрекословно выполнял все требования. Втолкнув банкира на заднее сиденье, она следом за ним влезла в машину и вновь прижала осколок к шее банкира.

— Не будь таким же идиотом, как этот безмозглый болван, — сказала Вера шоферу, презрительно кивнув в сторону поникшего Тюренна. — Гони в Дюнкерк. Пока не доставишь меня к парому, я не отпущу твоего шефа!

Вера не отвела осколка от горла Вальмана и тогда, когда бордовый «ягуар» притормозил в двадцати метрах от билетной кассы. Очередь быстро проходила мимо окошка. Через десять минут паром уходил в море.

— Чего же ты ждешь? — не выдержал банкир.

— Компенсации за моральный и физический ущерб! Смотри, как разукрасил меня твой дружок Тюренн! — закатала Вера рукав. На ее белой руке багровели свежие кровоподтеки.

— Он не мой, а твой дружок, — процедил сквозь зубы Вальман. — Сколько ты хочешь?

— Сто тысяч франков.

— Наверное, я ослышался, — с иронией проговорил банкир.

— Ладно, давай пятьдесят, старый жмот!

— У меня нет таких денег…

Осколок зеркального стекла процарапал кожу банкира. Вальман нервно дернул кадыком. Он сидел в нескольких десятках метров от толпы людей. Поблизости наверняка прохаживались блюстители закона. Но, несмотря на все это, его жизнь целиком и полностью зависела от какой-то мерзкой девчонки…

— Старый развратник! — брезгливо кривя губы, процедила Вера. — Небось, чтобы заставить лечь меня в постель, ты не пожалел гораздо большей суммы!

— Тюренн обещал все устроить гораздо дешевле. Он попросил десять тысяч, если быть точным…

Стекло еще сильнее врезалось в морщинистую кожу.

— Дай ей пятьдесят тысяч, Мишель!

Шофер протянул Вере пачку кредиток. Она сунула их в сумочку и выскочила из автомобиля.

Польша (Варшава)

Конец ноября в Варшаве был омерзителен. Над городом постоянно висела плотная завеса дыма, растворенная в мельчайших капельках нудного дождя и тумана. У Леха постоянно болело горло и слезились глаза. Главный редактор орал на фотографов, снимки которых выходили удивительно унылыми и тусклыми. Казалось, смог разъедал не только легкие людей, но и безупречную пленку «кодак».

Пребывание в Валломброзе казалось Леху сладким сном. Получив по почте фотографии Кунигунды и Эрика Мюллера, он разобрал паркет в гостиной и, выдолбив с помощью кухонного ножа ложбинку в полу, положил в нее пакет с фотографиями. После этого тщательно приладил дощечки паркета на место и натер пол в гостиной мастикой.

За время его отсутствия заговорщикам удалось собрать еще немного денег. Теперь Лех располагал сорока одной тысячью долларов.

Но когда он обратился к Дитриху Короне за гонораром, тот сделал непонимающее лицо и поспешно перевел разговор на спортивную тему. Потом предложил Леху пойти покурить. А в курилке, наклонившись к уху Леха, прошептал:

— Деньги пока не пришли. Как только получу, сразу дам тебе знать.

Лех изобразил бурное негодование, щедро рассыпал туманные угрозы, но на самом деле был настроен куда как менее воинственно. Конечно, ему очень хотелось получить обещанные пятьдесят тысяч долларов. Но время, проведенное им в Италии, в любом случае не было потеряно зря. Он насладился жизнью в фешенебельной гостинице, обедами в дорогом ресторане, любовью красивой девушки, красотами итальянского осеннего пейзажа. А главное — получил в свое распоряжение великолепный инструмент для шантажа Кунигунды фон Мольтке. Ввиду готовящегося покушения на Гельмута Фишера, это обстоятельство могло сыграть исключительную роль.

— Давай я подвезу тебя домой, — предложил Дитрих Корона Леху.

Он только что вернулся из очередной командировки в Германию на купленном в Мюнхене подержанном «БМВ». Варшавские автомеханики заменили мотор, перебрали задний мост, подкрасили машину — и автомобиль засверкал, как новенький.

— Нравится? — кивнул Дитрих на приборную доску, выруливая на аллею Свободы.

— Может быть и понравилась бы, если была бы польской, — пожал плечами Лех.

— Надеюсь, немецкие деньги не вызывают у тебя такого же отвращения, как автомобили? Нагнись вперед и подбери с пола пакет. Там ровно шестьдесят тысяч долларов.

— Щедрые заказчики…

— Я советую тебе забыть об этом дельце как можно быстрее, — негромко проговорил Дитрих, не отрывая глаз от дороги. — Иначе нам обоим не поздоровится…

Франция (Париж)

После ужасной ночи, устроенной ему Верой, Вальман улетел в Аргентину. Пассажиры трансатлантического авиалайнера с сочувствием смотрели на седого, как лунь, пассажира, шея которого была замотана бинтами.

Но, пробыв в Мар-дель-Плата два дня, Вальман почувствовал себя значительно лучше и уехал домой. Через несколько часов он уже сидел в своем кабинете на третьем этаже здания банка.

Полчаса спустя бледный Тюренн стоял перед огромным, похожим на театральную сцену столом банкира.

Вальман встал, заложил руки за спину и начал медленно прохаживаться вдоль стены. Глаза Тюренна со страхом следили за согнутой в вопросительный знак тщедушной фигурой банкира.

Сзади Вальмана висели авторские гравюры Шагала и перед глазами Франсуа все время маячили суровые пророки древнего Израиля и сцены Страшного Суда.

— Что мне с тобой делать? — внезапно остановился Вальман.

Тюренн смог лишь выдавить в ответ жалкую улыбку.

— Из-за тебя я чуть не погиб. А в моем возрасте к жизни относишься гораздо бережнее, чем в молодости. Ценность каждого прожитого дня возрастает неизмеримо!

Тюренн дернул кадыком, проглатывая скопившуюся слюну.

— За то, что ты сделал со мной, я уничтожу тебя. Сотру в порошок, — сладострастно произнес банкир. — Нет, ты будешь жить. Я не стану марать свои руки убийством. — Он поднес к глазам белые ладони, внимательно рассматривая их. — Эти руки никогда не знали крови. Но я сумею так отравить твое существование, что смерть покажется тебе желанной. Ты будешь страстно мечтать о ней и, быть может, решишься воплотить свою мечту в действительность.

— Но… я… — задыхаясь, проговорил Тюренн.

— Прочь! — закричал Вальман. — Чтобы ноги твоей здесь не было!

Все рушилось в жизни Тюренна. Лицо его сразу размякло, как у старой потасканной бабы. В глазах затаилась боль и печаль. Сгорбившись и шаркая ногами, он вышел из кабинета банкира.

Германия (Бонн)

Кунигунда вернулась из поездки по Италии загоревшей, посвежевшей и счастливой. Обретя любовника, она получила тот прочный внутренний покой, которого ей так не хватало в жизни.