Бесконечная история - Михаэль Энде

Атрейо кивнул и заставил себя промолчать, боясь снова рассердить гнома.

– Первые ворота. Ворота Великой Загадки, ты видел в мою подзорную трубу. И обоих сфинксов тоже видел. Эти ворота, само собой разумеется, всегда открыты: у них ведь нет створок. Но, тем не менее, пройти через них никто не может, если только, – Энгивук поднял свой крошечный указательный палец, – если только сторожевые сфинксы почему-либо не зажмурятся в этот миг. И знаешь, в чем тут дело?.. Взгляд у них совсем иной, нежели взгляд любого живого существа. Мы с тобой, да и все другие, воспринимаем глазами какую-то картину мира, видим окружающее таким, как оно есть. А сфинксы ничего не видят вокруг, в каком-то смысле они слепы. Зато их глаза что-то излучают. И знаешь, что именно? Все загадки мира! Поэтому они и глядят только друг на друга:

взгляд сфинкса может выдержать только сфинкс. И представь себе, мальчик, что произойдет с тем, кто осмелится попасть в точку скрещения их взглядов! Несчастный застынет и не сдвинется с места, пока не отгадает все загадки мира. Если подойдешь к каменным воротам, увидишь печальные останки этих бедолаг…

– Но ты ведь сказал, – снова перебил его Атрейо, – что сфинксы иногда закрывают глаза! Должны же и они когда-нибудь спать!

– Спать? – Энгивук затрясся от смеха. – Скажешь тоже!.. Сфинксы спят! Нет уж, дружок, поверь, сфинксы никогда не спят! Ты и в самом деле ещё несмышлёныш. И всё же твой вопрос не лишен известного смысла. Именно ему я и посвящаю, собственно говоря, мое исследование. Некоторых посетителей сфинксы пропускают: закрывают глаза. Но вот на вопрос, почему одному можно пройти, а другому нельзя, так и нет до сих пор ответа. Нетрудно, допустим, предположить, что сфинксы пропускают только мудрых, храбрых, добрых, а глупым, трусам и злым прохода не дают… Однако дело обстоит вовсе не так. Сколько раз я собственными глазами видел, как какому-нибудь жалкому дурачку или отпетому мерзавцу они вдруг разрешают пройти, а приличные, разумные люди месяцами ждут этой возможности и в конце концов уходят, как говорится, не солоно хлебавши. Идут ли к Оракулу те, кого гонит беда или кто пытается проскочить просто так, шутки ради, – тоже не играет никакой роли…

– И что же, все твои исследования так и не привели ни к какому выводу?

Глаза Энгивука снова гневно сверкнули.

– Ты что, не слушаешь, что я говорю? Я же сказал, что до сих пор ещё никому не удалось разгадать тайну сфинксов. За эти годы я, конечно, разработал несколько теорий. Сперва я полагал, что поведение сфинксов определяется внешними данными смельчаков – их ростом, красотой, силой, но вскоре мне пришлось от этой идеи отказаться. Потом я попытался найти какую-то цифровую закономерность, скажем, из каждых пяти соискателей они всегда исключают троих или разрешают пройти только нечетным, или, наоборот, четным, или кратным какому-то числу. Подогнать под такую схему собранные данные мне удалось, но предсказать по ней, что будет с каждым следующим смельчаком, оказалось невозможно. В конце концов, у меня сложилось впечатление, что решение сфинксов всякий раз абсолютно произвольно и ни смысла, ни системы в этом нет. А вот жена моя уверяет, будто такой вывод свидетельствует об отсутствии фантазии, о полной моей бездарности. И что он глубоко антинаучный.

– Опять ты мелешь свой вздор? – раздался из пещеры голос Ургулы. – Как не стыдно! Если у тебя башка не варит, это ещё не дает тебе права отрицать великие вселенские тайны, глупец несчастный!

– Слышишь, мальчик? – И Энгивук горько вздохнул. – И ведь весь ужас в том, что она права.

– А Знак Власти Девочки Королевы? – спросил Атрейо. – Как ты думаешь, они посчитаются с ним? Ведь, в конце концов, сфинксы тоже существуют в Фантазии.

– Думаю, что да, – сказал гном и покачал своей маленькой головкой, похожей на печеное яблоко. – Но для этого они должны его увидеть. А ведь они ничего не видят, хотя их взгляд и пригвоздит тебя. К тому же я не вполне уверен, что они послушны Девочке Королеве. Не исключаю, что у них больше власти, чем у неё. Не знаю, не знаю. Во всяком случае, всё это весьма таинственно и неясно…

– Так что же ты мне посоветуешь? – настаивал Атрейо.

– Тебе придется поступить так, как поступают все, – ответил гном. – Ждать… Ждать, что они решат – так и не понимая, почему…

Атрейо задумчиво кивнул.

Тут из пещеры вышла Ургула с ведерком, из которого шел пар, под мышкой у неё были зажаты пучки сушеных трав. Она направилась к Белому Дракону, который всё ещё лежал неподвижно, погруженный в глубокий сон. Вскарабкавшись на него, она стала менять примочки на его ранах. Огромный пациент, казалось, и не чувствует лечебных припарок. Лишь один раз он довольно крякнул и вытянулся во весь рост.

– Займись-ка лучше чем-нибудь полезным, – бросила старушка, опять пробегая на кухню. – Ну что сидеть здесь и нести околесицу?

– Я делаю весьма полезное дело, – огрызнулся муж ей вдогонку, – может, куда более полезное, чем ты! Но тебе этого не понять, дуреха!.. – И добавил, обращаясь к Атрейо: – Только о практических вещах и думает. Для глобальных проблем у неё, увы, не хватает широты ума.

Башенные часы пробили три.

Если отец поначалу и не обратил внимания на то, что Бастиан не вернулся домой, то теперь-то уж он наверняка это заметил. Или нет? А что, если он волнуется и отправился его искать?.. А вдруг он уже сообщил в полицейский участок?.. И дело кончится тем, что по радио будут передавать его приметы. У Бастиана снова засосало под ложечкой.

И если всё это так, где они будут его искать? В школе? Может, даже здесь, на чердаке?

Хорошо ли он запер за собой дверь, когда вернулся из туалета? Он точно этого не помнил и потому встал, чтобы проверить. Дверь была заперта и закрыта на задвижку.

Тем временем уже начало смеркаться. Свет, проникавший сквозь чердачное окно, заметно потускнел.

Чтобы успокоиться. Бастиан немного побегал по чердаку. При этом он обнаружил кучу вещей, которые не имели решительно никакого отношения к школе, но почему-то здесь находились. Например, старинный разбитый граммофон с трубой – кто знает, когда и кто его сюда принес? В одном углу стояли какие-то картины в золоченых рамах с отбитой лепниной, на них уже почти ничего нельзя было разглядеть, но кое-где из темного фона проступали, мерцая, бледные лица со строгими глазами. Был тут и покрытый ржавчиной посеребренный подсвечник, в котором ещё торчали огарки свечей с бородками оплывшего воска.

Вдруг – Бастиан чуть не умер от страха – в дальнем углу он увидел какую-то движущуюся фигуру. Он не сразу сообразил, что там стоит большое, мутное, запыленное зеркало, в котором нечетко отражается он сам. Потом он подошел поближе к зеркалу и долго себя разглядывал. Да что и говорить, красавцем его уж никак не назовешь – полное, бледное, как мел, лицо, ноги кривые… Бастиан медленно покачал головой и произнес вслух:

– Нет!

Потом он снова уселся на мат. Теперь, чтобы читать, приходилось держать книгу прямо перед глазами.

– На чем же мы остановились? – спросил Энгивук.

– На Воротах Великой Загадки.

– Верно! Допустим, тебе удалось через них пройти. И тогда – заметь, только тогда – ты увидишь вторые ворота: Ворота Волшебного Зеркала. О них, как ты уже понял, я тебе ничего не могу поведать из личных наблюдений, лишь то, что мне удалось почерпнуть из рассказов других. Про эти ворота можно с равным успехом сказать, что они заперты и что они открыты. Дико звучит, не правда ли? Можно сформулировать точнее: они не заперты, но и не открыты. Впрочем, и это звучит достаточно дико. Короче, речь идет о большом зеркале или о чем-то вроде зеркала, хотя оно и не из стекла, и не из металла. А из чего оно, мне никто не смог толком объяснить. Одним словом, надо стать перед ним, и тогда видишь себя – но, конечно, совсем не так, как в обычном зеркале. Видишь не свой внешний облик, а свою истинную внутреннюю сущность, какая она есть на самом деле. Кто хочет проникнуть сквозь него, должен – попробую выразить это так, – должен постичь свою суть.

– Во всяком случае, – сказал Атрейо, – в Ворота Волшебного Зеркала, видно, куда легче пройти, чем в первые.

– А вот ты и ошибся! – воскликнул Энгивук и снова стал в волнении шагать взад и вперёд. – Очень сильно ошибся, мой друг! Я слышал, что именно те посетители, которые считали себя вполне безупречными, в ужасе, с криком убегали от чудищ, которые, ухмыляясь, пялили на них зенки из этого зеркала. Некоторых бедняг нам даже приходилось очень долго лечить, прежде чем они смогли пуститься в обратный путь.

– Нам! – проворчала Ургула, которая как раз проходила мимо с ещё одним ведерком целебного отвара. – Всё «нам» да «нам». Интересно, кого это ты лечил?

В ответ Энгивук только махнул рукой.

– Были и такие, – продолжал он свой рассказ, – что хоть и видели в зеркале нечто совершенно ужасное, всё же набрались мужества через него пройти. Но даже тем, у кого изображение было не таким уж удручающим, приходилось преодолевать себя. Однако здесь трудно обобщать. В каждом случае всё было по-другому.