Мастер и мяч. Честный футбол Федора Черенкова - Фонд «Форвард»

Черенков очень быстро и прочно влился в спартаковский коллектив, так как в манере его игры, в восприятии «бесковских» замыслов на поле, в их игровом воплощении он оказался не только «своим среди своих», но и одним из тех, кто продолжил замечательные традиции клуба, восстанавливая, обновляя и закрепляя его игровой почерк.

Конечно, ассоциировать имя Федора Черенкова с другим клубом было просто невозможно. А сколько за полтора десятка лет мальчишек, юных приверженцев футбола, обратил он своей игрой в спартаковскую веру! Сколько новых болельщиков получил «Спартак» благодаря виртуозному мастерству Черенкова! Не сосчитать. На протяжении всех тех лет он был лучшей «визитной карточкой» красно- белых.

…Спустя полгода, Черенков приехал из Парижа в отпуск – и назад возвращаться не стал. Он посоветовался с «Дедом» Николаем Старостиным и вернулся туда, где честно мог быть самим собой. Он вернулся домой – в «Спартак».

«Он вернулся лидером – таким же, каким и был. И надежды оправдал», – это слова Олега Романцева. И вот весна 1991-го, матч «Спартак» – «Днепр». На поле вроде бы все молодые спартаковские звезды – Мостовой, Шалимов, Кульков, Шмаров. Но игры нет. А после перерыва вышел Федор – и все преобразилось. Весь второй тайм болельщики пребывали в восторге. Невероятно, но виновен в этом был один тридцатидвухлетний игрок. «А зачем человеку в паспорт заглядывать, – прокомментировал «черенковский» выход Романцев. – На поле и без паспортных данных все видно – кто состарился для игры, а в ком она еще нуждается. Черенков хорош, все нагрузки переносит легко, индивидуальный график тренировок ему не требуется».

И когда в декабре 1992 года в московском концертном зале «Россия» состоялось чествование «Спартака» – первого чемпиона России по футболу, несмотря на присутствие многих высоких гостей и почетных спортсменов, Федору, скромно притулившемуся на сцене с краю, был преподнесен от присутствующих в зале огромный, самый большой за этот вечер букет цветов. И описывающая этот праздник пресса, нисколько не сомневаясь, что выразит общее мнение, назвала Черенкова «богом футбола».

Пожалуй, в отношении с представителями прессы и телевидения Черенков стал проявлять тогда сдержанность и даже холодность, как никогда остро реагируя на, как ему казалось, незаслуженное его восхваление и завышенную оценку результатов его участия в достижениях «Спартака» или же на чересчур назойливые и бестактные расспросы о его парижском вояже и его здоровье. Под разными предлогами он старался уклониться от интервьюеров, а если это не удавалось – мягко, но решительно побуждал их закрыть свои блокноты: «Я в разговорах с журналистами за свою жизнь больше, по-моему, времени провел, чем на тренировках. А сейчас мне лучше свое внимание и время именно на тренировках сосредоточить».

И сильным тяжесть тяжела…

Крики с трибун слились в один глухой, далекий гул. Воздух помутнел, стал вязким и плотным. Тело с неимоверным трудом удавалось проталкивать сквозь его тугую, враждебную плоть, каждое движение отдавало тупой болью куда-то внутрь, где затаилась – замерла в унынии душа. Не привычным осязанием – а каким-то наитием он почувствовал у ноги мяч и впервые не обрадовался этому. Перед глазами рябило дрожащее марево, и он только по расплывшимся цветным пятнам маек угадывал, где свои, где чужие. Но разглядеть партнера, рассчитать расстояние, выверить время, определить направление удара – не мог… Пас отдавать нельзя! На мгновение охватил ужас: ответственность слишком тяжела, ведь ее не с кем разделить. Значит, надо самому довести до ворот, ударить. И попасть! Мяч, будто понял – прилип к ноге. Так вдвоем, как одно целое, прошли они все поле, и никто не услышал за многогласным «го-о-ол!» его отчаянный выдох-стон…

Только Наставник, последним заходя в автобус, искоса бросил на него проницательный взгляд: «Черенков был сегодня «вареный» какой-то».

Он пришел в большой футбол скромно и тихо, но большой футбол поглотил целиком и сразу все его силы, время, помыслы. Сезоны пошли, как верстовые столбы. Каждый раз, выходя на поле, он старался сыграть ярко, эмоционально, нестандартно. Старания не прошли даром: 1983-й год, лучший игрок страны. Сезон тот во всех отношениях сложился для него просто здорово. Удалось поиграть и в чемпионате страны в составе «Спартака», и в двух сборных: олимпийской и национальной. Везде он был нужен – как это радовало! Он был полон сил и мечтал о многом: победить с командой в еврокубке, попасть на чемпионат мира и там сыграть не хуже Кройфа или Руммениге. Напряженный график – тренировки, частые переезды, матчи…

«Вы задействованы так много, это не тяжело? – Ну, что вы! Это приятная тяжесть. Я счастлив, что нужен и там, и здесь. Конечно, устаю… Но сил в игре не экономлю. Знаю: попытаешься сберечь энергию на следующий матч – вовсе потеряешься на поле. Чтобы этого не случилось – стараюсь превозмочь себя, концентрирую внимание на каждом игровом эпизоде. Действуя вполсилы, невозможно поддерживать спортивную форму на высоком уровне».

В тот год журналисты и спорткомментаторы говорили о нем много и охотно. Высокотехничный и корректный, ловкий и находчивый, искрометный и неповторимый – вот каких эпитетов удостоился лучший полузащитник «Спартака» и сборной страны. И вдруг весной 1985 – го он надолго выбыл из строя. Врачи констатировали переутомление – даже у выдающихся спортсменов силы не беспредельны. Пропало ощущение легкости, постоянно чувствовался дискомфорт – физический и душевный. Тяжелым грузом навалилась депрессия.

Футбол повернулся неожиданной, неправдоподобно страшной стороной – оказалось, что он может быть жестоким.

«Мне казалось в тот счастливый год, что футбол – это сплошной праздник, яркий и легкий, я испытывал огромный душевный подъем, буквально рвался на поле. И играл, играл… За клуб, за олимпийскую, за первую сборную. Играл и забивал. Чувствовал, что получается хорошо, был уверен в себе. Футбол захлестнул меня полностью, отодвинув все на десятый план. Казалось, что силы мои беспредельны, что я способен выдержать любые, самые запредельные, нагрузки. Совершенно забыл о самоконтроле. И сам не заметил, как внезапно навалилась на меня физическая усталость, доходившая порой до полного истощения. Никого не хотелось видеть, не было ни сил, ни желания что-либо делать. Помню, как с трудом, словно робот, передвигался по полю, механически работал с мячом, автоматически отдавал пас. Игра не доставляла никакого удовольствия. Я просто работал, потому что это было нужно моим близким. Последовал закономерный нервный срыв, за ним другой, третий. Из власти футбола я попал во власть медицины. Тяжело вспоминать время болезни. Не покидала мысль, что с футболом придется расстаться. Спасибо врачам. Но особенное спасибо – «Спартаку». Заботу и тактичное внимание тренеров, товарищей по команде я чувствовал всегда. Только это помогло мне справиться с нервно – психологическим стрессом. Болезнь моя, не так уж часто встречающаяся в спорте, протекала долго и трудно. И каким нелегким и долгим казалось избавление от недуга… Ведь многое зависит от психологии человека, от умения четко оценивать создавшуюся ситуацию, умения настроиться на необходимое осмысление и восприятие окружающего. Предстояло научиться полностью контролировать себя – как физические нагрузки, так и эмоции…»