Избранное. Том 1 - Станислав Константинович Ломакин

презрение к ней. У тебя должен возобладать долг перед Родиной, служение России во все времена, а особенно в непогоду. После того, как ты всё осмыслишь, расширение границ интересов у тебя, Андрей, явится естественным и необходимым процессом твоего развития. Тебе захочется применить свои познания на службе Отечеству, душа твоя не будет немотствовать, она должна жить бескорыстными, высшими целями и идеалами. Прощай, милый, родной внучек, моё время уже истекло. Прощай!..

– Дед, дедуля, дедушка, родной! – кричал в трубку Андрей, – не уходи, мне ещё многое нужно спросить!

Но ответом Андрею была звенящая тишина... В комнату Андрея не вошёл, а ворвался отец Сергей Матвеевич: – Ты, что кричишь, сын, что случилось? С кем ты разговариваешь, уже половина третьего ночи? Андрей опустил глаза в пол и, не выпуская трубку телефона из рук, ответил: – С дедом говорил во сне...

МОСТ

Деревянный мост, соединяющий берега реки Тары, стоял более тридцати лет. Он делил большое село на две части. Каждый год весной, в период половодья, когда лед приходил в движение, бригада рабочих во главе с Иваном Федоровичем Синициным, вооружившись длинными баграми и динамитом, денно и нощно находилась на реке... Вообще-то Иван Федорович по профессии был строителем, дорожным мастером и только весной на несколько дней становился хранителем моста до тех пор, пока не пройдет ледоход.

На подступах к мосту стояли мощные столбы, оббитые железом, напоминающие ледоколы в миниатюре, но они лишь частично задерживали, раскалывая небольшие льдины, несущиеся по течению. Бригаде приходилось взрывать леса и сопровождать баграми осколки льдин между столбами и сваями моста. Взрывы льда эхом прокатывались по всему селу и привлекали на реку в основном ребятишек и молодежь. Они собирались на мосту и наблюдали за действиями рабочих, иногда люди постарше давали советы, как и что надо делать, как спланировать и разрывать мощный поток льда.

На что Иван Федорович отвечал: «Чтобы я не планировал – всё впустую. Стихия природы мне не подвластна. Поэтому я предоставляю Богу планировать мою жизнь». Бригадир шел по иссеченному льду, собирал урманские бобы, оглушенную рыбу в воде и отдавал ребятишкам, продолжая вслух размышлять: «Весь мир изменчивый и шаткий, и только иногда в нем проглядывает некое скрытое сцепление событий, некий извечно предопределенный Всевышним порядок, благодаря которому все идет, как положено, по заранее предначертанному пути». Однажды Иван Федорович проталкивая багром льдину между столбами, свалился и ушел с головой в воду. Вынырнув, он не без помощи товарищей, падавшим ему багор, вылез на лед и заявил: «Сила нашего умения в любом деле зависит от убеждения – это совесть разума». Когда его вели по мосту, с него стекала вода, он пробубнил, и многие это слышали: «Слава Богу, что я не в новой фуфайке был, а то бы талон на книги Вл. Чивилихина замочил или утопил». Об этой сентенции сельского мудреца нужно сказать особо. Это сегодняшняя молодежь, увлеченная компьютерами, мало читает и не знает своих выдающихся писателей 60-70-80-х годов XX века. Иван Федорович в 1984 году побывал на всесоюзном совещании строителей в г. Туле. На совещании выступил директор Тульского оружейного завода, который говорил о достижениях завода и заметил, что за первое место в социалистическом соревновании на заводе вручали победителям двухтомник Вл. Чивилихина «Память», а за второе – холодильник.

Многие, прочитав написанное, усомнятся, т. к. сегодня жизнь людей поставлена в такие условия, что все проходит через желудок, а не через дух. Наша страна из самой читающей превращена, посредством либерально-демократических реформ, в одну из мало читающих стран в мире.

Такие люди, как Иван Фёдорович не были единичным явлением деревенской жизни. Они, как яркие всполохи, возникали на ночном небосводе и уходили из жизни в предрассветных сумерках, не реализовав свои способности.

ДИАЛОГ С САМИМ СОБОЙ

В окно пятистенного деревянного дома, стоявшего на конце деревне Сергеевки, подул свежий ветерок, облака сгустились и заслонили собой месяц. Деревья зашелестели, зашумели: заколыхались рябины, черемуха, дождем посыпались лепестки цветущей яблони. Птицы уже устроились на ночлег. Издалека доносится лай собак и неясный разговор припозднившихся мужчины и женщины, идущих за телегой. На противоположном краю деревни слышен одинокий звук гитары, расстоянием смягченный, он томительно грустно звенит в чистом прозрачном воздухе. Василий Фёдорович Чернявский, пенсионер, хозяин дома, не спал уже трое суток, он слушал радиостанцию «Маяк» и ловил через каждые полчаса сообщения из Москвы. Причина этой бессонницы для него наиважнейшая. Василий Фёдорович всё ещё надеялся, что президент страны Владимир Путин не подпишет закон о продаже земли. Как бывший тракторист и комбайнёр, он очень переживал, когда часть депутатов Государственной Думы и Совета Федерации одобрили данный закон и теперь оставалась одна надежда-президент. Бывший механизатор, всю свою жизнь связанный с землей, Василий Фёдорович понимал, что если земля-кормилица станет товаром, то это последнее, что нас связывает с Россией. Мысленно он костерил либералов-демократов, депутатов, называл их пятой колонной, космополитами, которым недорого Отечество, голосовавших за данный закон. Они, по мнению пенсионера, не думают о последствиях и будущих поколениях людей. Мысли его часто возвращались к началу перестройки, когда руководители-разрушители страны и продажные журналисты говорили и писали об инвестициях, которые будут направлены во все сферы производства и особенно в сельское хозяйство. Что из этого поручилось, сегодня каждый школьник знает. А что говорили о приватизации, какие частная собственность даёт преимущества перед государственной собственностью? Словом, развалили производство, восемьдесят процентов населения осталось за чертой бедности. Продолжается тотальное разграбление России. Василий Федорович, выйдя на пенсию, много читал: стал постоянным читателем библиотеки, слушал радио и смотрел телевидение, хотя и плевался, слушал декорированную ложь, льющуюся с телеэкрана. Думы, думы днем и ночью не покидали старика. Он поднялся с кровати и подошел к открытому окну. Ночь была светлая, мягкая: осыпанная цветами яблони. Молочно-дымчатые облака несутся по бледно-голубому небу, скрывая полупрозрачными покровами месяц и слабо мерцающие звезды. Облака иногда разрывались и освобождали месяц; тихо плывет он по небосводу, рассеивая все более ночные тени, чуть видневший через дорогу лес. Засеребрилась трава, распустившаяся листва, нежная, прозрачная, как кружево, засияла роса, унизывающая крупными слезинками благоуханными чашечки цветов. Воздух, отягощенный сладким ароматом черёмухи, смородины, среди которого как бы издалека, проносится тонкий, едва уловимый запах яблонева цвета, словно манит, тянет под стройно воздушную колоннаду белоснежных берёз, под пахучую сень цветущей яблони. Близится рассвет, уже первые деревенские петухи возвестили о приходе будущего дня. Боже мой, как прекрасен мир природы! Сколько лет Василий Фёдорович наслаждался этим