Хелен - Элейн Каннингем

- Нет.

- Тебе безразлично, что тебя ждет смерть?

- Ну... пожалуй, да.

- Чушь собачья! Кто-то вбил тебе в голову, что тебя спасут от петли. Так вот, заверяю тебя...

Мои слова умерли у меня на губах. Я уселся за стол, а Хелен села напротив, внимательно глядя на меня.

- Что вы хотели сказать, Блейк?

- Тебе не отвертеться, - беспомощно выдавил я. - Если ты только не одумаешься и не начнешь говорить. Дай мне хоть что-нибудь. Любую зацепку. Господи, как мне не хватает хоть какой-то зацепки.

- Блейк, мне это безразлично.

- Но мне не безразлично! - заорал я. - Неужели тебе это не понятно?

Надзирательница просунула голову в дверь.

- Что-нибудь случилось, мистер Эддиман? Вы так кричали.

- Нет, нет. У нас все в порядке.

- Я буду снаружи, мистер Эддиман.

- Я знаю, спасибо. Если понадобится, я вас позову.

Хелен встала.

- Поговорим в другой раз, Блейк. Когда вы не будете так нервничать.

Я молча поднялся, проводив её до двери, но в последнюю секунду спохватился.

- Хелен?

- Что, Блейк? - спокойно спросила она, поворачиваясь ко мне лицом.

- Бергер сказал, что ты говорила с ним по-немецки... и очень хорошо.

Она вскинула брови.

- Какой Бергер?

- Новоорлеанский головорез из "Пустынного рая".

- Ах, да. Разумеется. Да, я что-то ему сказала.

- Откуда ты знаешь немецкий, Хелен?

- От дедушки. Он ведь у меня был немец.

Она подошла к надзирательнице, и они зашагали прочь по коридору.

* * *

Мэри Пиласки, мать Хелен, выглядела усталой, растрепанной и неряшливой. У неё были жиденькие седые волосы и унылые голубые глаза, утопавшие в морщинках. Кожа на шее висела складками, а ноги были сплошь испещрены варикозными венами. Я бы ей дал сколько угодно лет - от пятидесяти до шестидесяти пяти. Она была из тех женщин, что к пожилому возрасту бесследно утрачивают все, чем гордились в юности. В Чикаго она служила домработницей и хозяева отпустили её на два дня. Самолетом она никогда прежде не летала.

Первым делом, едва я её встретил, Мэри Пиласки пожаловалась:

- Ноги у меня, знаете ли, болят. Да и в самолете я едва не умерла от страха.

Я спросил, не хочет ли она перекусить или выпить кофе. Она согласилась, присовокупив, что не отказалась бы пропустить стаканчик. Я отвел её в бар.

- Что вам заказать, миссис Пиласки? - спросил я, когда мы уселись за столик.

- А вы часто летаете самолетами? - полюбопытствовала она.

- Да.

- Ох, и натерпелась же я, - пожаловалась она. - По-моему, Господь не зря противился тому, чтобы люди летали. Я ведь женщина набожная. Не судите обо мне по моей дочери. Мне, пожалуйста, виски с имбирной шипучкой. Только виски двойное, хорошо? Я вообще-то не пью, но очень что-то разнервничалась из-за полета.

- Двойное виски с имбирным лимонадом, - сказал я официанту. - И бурбон со льдом.

Она опорожнила свой стакан в два глотка, пояснив, что страшно хочет пить. Я заказал вторую порцию.

- Вы очень добры, мистер Индимен...

- Эддиман.

- Да, я так и хотела сказать. А за мою обратную дорогу вы тоже заплатите?

Я кивнул.

- Сколько вам лет, мистер Иддимен?

- Эддиман, - машинально поправил я. И ответил: - Тридцать семь.

- Извините, что я спрашиваю, но я гораздо старше. В том смысле, что имею право спросить...

- Да, разумеется, - отмахнулся я. - Можете задавать мне любые вопросы.

- Знаете, мистер Идни.. Энди... Моей дочери следовало бы выйти замуж за вас. Может, тогда в её жизни все вышло бы иначе. Но вы уже женаты. Я это вижу.

- Да, я женат.

- Так я и знала. Самые лучшие, они почему-то всегда женаты.

Допив вторую двойную порцию виски, которое мгновенно возымело на неё свое действие, миссис Пиласки расслабилась. в конце концов, не так уж часто ей выпадало сидеть в баре аэропорта города Сан-Вердо с молодым человеком, который платил за её выпивку.

- Знаете, мистер Аддиван, - заговорила она, доверительно наклоняясь ко мне, - я бы с удовольствием заглянула в одно из этих знаменитых казино. Я, правда, никогда в азартные игры не играла, но вот посмотреть бы хотелось... Что там у них внутри. Вы не думайте, я ни о чем не прошу. Деньги у меня есть. - Она раскрыла сумочку и извлекла из неё ветхий бумажник. - Вот, здесь пятьдесят девять долларов. Я не нищенка. А, знаете, бывают ведь люди, которым ничего не стоит за один вечер просадить в казино двадцать, а то и тридцать баксов!

Я кивнул и перешел к делу.

- А меня, миссис Пиласки, больше всего волнует судьба вашей дочери. Вы знаете, что ей грозит?

- Ее посадят в тюрьму?

- Она уже в тюрьме. Ее хотят отправить на эшафот.

- Что? - У неё отвисла челюсть.

- Ей грозит смертная казнь, - пояснил я. - Через повешение.

- Нет.. - миссис Пиласки криво усмехнулась, обнажив ряд неровных желтых зубов с зияющими между ними дырами. - Так только в кино бывает.

- И в нашем штате. Вам известно, миссис Пиласки, что ваша дочь застрелила человека?

- Я не желаю иметь с ней ничего общего! - вскричала вдруг её мать. Она проститутка!

- Нельзя так говорить. Вы нужны вашей дочери.

- А не кажется ли вам, что мне стоит выпить еще?

- Может быть, после ужина?

- Одну порцию.

Я заказал ей виски.

- Как, говорите, вас зовут-то? - вдруг спросила она.

- Эддиман.

- Ваше здоровье, мистер Эддиман.

- Ваша дочь хорошо успевала в школе? - спросил я.

- А?

- В школе. Она хорошо училась?

- Кто?

- Ваша дочь, - терпеливо повторил я.

- А почему, по-вашему, её оттуда выгнали, сучку эту?

- Я имею в виду её успеваемость, - сказал я. - Оценки по разным предметам.

- Она была безнадежна, - сказала миссис Пиласки. - Тупа, как пробка.

- Может быть, все-таки не совсем тупа? - пытался настаивать я.

- Сучонка бесстыжая... Послушайте, что я вам скажу, мистер Иддивен. Я это не каждому говорю, я - женщина гордая. Сейчас гордых людей мало, а я вот как раз такой человек. Но вы... вы ведь вроде врача, да?

- Ну, не совсем...

- В том смысле, что от вас дальше это никуда не пойдет.

- Да, можете мне доверять, - заявил я.

- Так вот, я не хочу, чтобы моя дочь, какой бы она ни была, оказалась на электрическом стуле. Зла я ей не желаю, нет, сэр. Но что еще? Ей было всего двенадцать, когда она позволяла парням щупать себя во всех местах за десять центов. И сама их щупала. Эх и драла же я ее! Кровища так и хлестала! Я ей говорила: прекрати, ты вырастешь дешевой блядью. И - вот видите, так и случилось! Она и стала дешевой блядью! Что делать-то?

- Расскажите про её отца.

- Мерзавец! Он бросил меня двадцать лет назад. Думаете, легко было растить её в одиночку? Нет, сэр. Жизнь - сложная штука, мистер Айзерман...

Она залпом осушила очередную рюмку и, громко икнув, спросила, не закажу ли я ей пива.