Змей - Валерий Сертаков

— Ну… мы поменялись оружием…

— Нет.

— Я ищу следы наркотика, который…

— Нет. О чем вы говорили в Кибер-пансионе? Это единственное место, где человека проверяют на наличие скрытых сканеров. Там невозможно прослушивание. Я жду.

И тут я понял. Не будь я в ту минуту негром, наверняка бы покраснел.

— Мы говорили о женщинах. Смешок. Облако дыма.

— Подробнее.

Святые яйца! Воробей ей передал наши мужские сплетни…

— Ну… мы обсуждали и сравнивали, у кого сильнее темперамент. Бронислав интересовался моим временем, когда все люди, нет… большинство людей были порчеными. Он… он сказал, что предпочитает восточных маленьких девушек и специально ездит в Китай и Корею, чтобы…

— Чтобы что?

— Гм… В общем, чтобы потрахаться.

— А вы?

— А я сказал, что люблю крепких брюнеток французского типа.

— Вот как? И как часто вы их любите?

— Редко! — признался я. — Точнее, всегда хотел влюбиться по-настоящему…

— И в чем вы еще разошлись? — На экране шевельнулась тень, Жанна снова выпустила дым. Мне показалось, Жанна улыбается.

Я сделал вдох и кинулся в омут.— Брониславу нравится позиция, когда миниатюрная девушка сидит на нем верхом… — Я сделал паузу. Она выжидала. — А мне — поза, когда мужчина сзади…

— Дальше. Что еще вам нравится? Я рассказал.

— Дальше…

Я еще рассказал.

Господи, о чем мы треплемся? Меня в любую минуту грохнут, и никакие позы уже не пригодятся!

— Да, для натурала, пожалуй, слишком… Стало быть, брюнетки? — задумчиво переспросила она. — Но волосы так несложно перекрасить… Возникнет путаница. Как тогда быть?

— Очень просто! — Я внезапно разозлился. — Там не стоит перекрашивать, никакой путаницы и не возникнет!

— Вы забавный человек, Снейк! — Тень в углу экрана шевельнулась.

Я остолбенел. Напротив сидела вылитая Мирей Матье. Такая, какой я запомнил ее в детстве, по редким интервью и фотографиям на пластинках. Та, что заставляла всю страну подпевать «Чао, бамбино, сорри». Та, чей портрет я вырезал, будучи подростком, из журнала.

— Спускайтесь на уровень «Си», место тридцать четыре. Там скажете машине пароль — свое настоящее полное имя, я уже его ввела, и прикажете доставить вас в холодильник.

— Я не смогу… У меня ни копейки… Тьфу ты! — После всех этих пошлых откровений я стеснялся смотреть ей в лицо. — То есть это… закрыт финансовый ресурс. Я нищий!

— Сочтемся позже. Моих друзей я вожу в кредит!

Черт подери! Я встретил первого человека, обладающего личным транспортом. И какого человека… От Чака я уже слышал, что дело не в цене, просто владельцы водных и воздушных судов наслаждались свободой передвижения, в то время как закрытые автобаны диктовали жесткие условия. Деп сообщений задавал строго одинаковую для всех дистанцию и скорость, сам определял маршрут, сам менял полосы движения. Ни малейшего простора для лихачей и ни единого завалящего проселочного тракта. Все необходимые магистрали были давным-давно построены, такого понятия, как автомобильная карта, не существовало.

У Скаландис, впрочем, имелось к машине дорогостоящее приложение — собственный подводный паркинг. И там действительно стоял порядочный мороз. Жанна избегала жары. Равным образом она избегала шума, политики, тяжелой наркоты и общества в целом. Она предпочитала море и все, что с ним связано. И она была чертовски, невыразимо привлекательна, несмотря на свои сорок два. Возраст я почти угадал на слух, но на вид не дал бы ей больше двадцати восьми. Я стоял и пялился на нее. Я почти забыл, зачем пришел, а она умело делала вид, что не замечает моего столбняка.

Первым делом мне показали, что за комбинацию надо набрать на браслете, дабы остановить кровь. Стало ясно, каким идиотом я выглядел в глазах прохожих. Затем меня выкупала и отмассировала новейшая гибкая ванная. В гостиной Снейка ждал свежий деловой костюм европейского образца, хотя, на мой взгляд, в этом попугайском мешке следовало кукарекать в цирке. Гостиная неторопливо покачивалась внутри исполинского аквариума, соединенная гибкими переходами с прочими жилыми комнатами. Жанна Исмаил Скаландис дремала, поджав ноги, в анатомической капле. Мерцающие блики океанских фантазий отражались в стеклах визора.

— Там, внизу, — ее голос был хриплым, но не содержал и капли сонливости, — на парковке стоят две субмарины. Возьмете ту, которая открыта. Управление на автомате, завернитесь в одеяло и спите. Лодка высадит вас в Гааге, в таком же подводном парке. Не пытайтесь изменить маршрут, ни при каких условиях не пользуйтесь больше общим транспортом, ваша личность в реестре Психо-поиска Содружества… Енг вылетела в пробой, потому и не пришла, ее забрали в карантин… На верхней палубе аттракциона зарезервирован флай, номер посадочного гнезда и место посадки я сообщу вам позже. Вы сумеете долететь до Брюсселя без автонавигатора?

— Справлюсь. — Я подумал, что с ней полетел бы куда угодно.

— Хотите коньяку?

Мы выпили. В ее серых омутах отражались пляски экзотических рыб. Я чувствовал себя героем романа, которому надо было слетать на другую планету, чтобы найти там свою Аэлиту.

Черт подери, все это совершенно некстати! Хотя такие вещи никогда не бывают вовремя…

— Расскажите о себе. Все, что хотите, не задумываясь…

Она смотрела сквозь волнующуюся стену воды, сквозь пастбища морских ежей, сквозь ленивое колыхание водорослей. Я понял, что ее интересует совсем не Брюссель и не опасные похождения Макса в стране Желтых Городов. Я начал с рассказа о выпускном вечере в старой московской школе, где протекали стены актового зала, поэтому праздники проводили в спортивном, сваливая маты в углу, у раздевалки, куда бегали тайком курить… О Светке Зарядичевой, самой первой моей, смешной и трагической влюбленности; о той, что уехала в Америку и оставила подарок, который капитан Молин хранил до сих пор… О Светке, которая родила в Америке дочку Молина и ничего не сказала своему замечательному американскому мужу; он так и жил в уверенности, что ребенок недоношенный… О папе, который жить не мог без неба и, выйдя на пенсию, тайком от мамы ездил на аэродром и проводил там все выходные, о том, как он стал задыхаться в последние годы и дергается всякий раз, когда заходит речь о том, что сотворили с палубной авиацией… О Евгении, о Женечке, тоже почти первой, но так и не ставшей женой, потому что оба наговорили глупостей, а потом нас потянуло в разные стороны тем непреклонным механизмом, что зовется распределением… О работе в тех краях, которые потом не называются и не отражаются в послужном списке, где кожа становится за сезон цвета мореного дерева, а чистая вода только снится… О книгах, что так и не успел взять в руки, что так и остались ждать на полках в маминой спальне… О погибшем друге Лехе Безрукавко, о том, как долго шел к его жене с этой жуткой вестью… О присяге, которую давал, не понимая смысла, замирая под чеканный грохот подкованных сапог, и о другой присяге, которую давали уже потом, со стаканами водки, обнявшись над снимком убитого в Фергане майора Сашина… О Катерине, прекрасной и светлой Катерине, которая надеялась, хотя и знала, что все кончится, и Молин знал, что она знает, и оба бились, словно рыбы в сетях, не видя спасения от ее крепкого, счастливого брака… О пустоте в душе, которую никак не заполнить, о фотографии Мирей Матье, на которой в детстве хотел жениться, но так и не встретил девушку, похожую на нее… О безумии века, о безумии страны, самой лучшей страны на свете, где любовь так легко спутать с ненавистью, где так призрачны точки опоры и нет больше веры в светлое завтра…

Я смотрел, как она подносит к губам бокал, и тихо сходил с ума. Нельзя было сюда приходить…

— «Светлое завтра»? — откликнулась она. — Как сладко звучит… Губами тянет потрогать. Как бы мне хотелось жить тогда…

— Теперь ваша очередь! — сказал я и плеснул коньяку. Жанна не появилась на свет предпринимателем. Арабская ветка ее отца, которого она никогда не видела, но чье имя носила вторым по закону, автоматически делала ее наследницей значительного пакета акций Всемирной сети отдыха. Наследование оставалось нормальным явлением. Та, что подарила ребенку материнскую клетку, отказалась от девочки на тринадцатом году ее жизни, как только Демо-пансион подтвердил ненормальность в сексуальном развитии. Мамаша занимала видный пост в одном из творческих объединений Америки и предпочла карьеру насмешкам окружающих. Как ни странно, позже они с дочерью начали довольно сносно общаться. Жанна понятия не имела, приносят аквапарки прибыль или нет, она никогда не заглядывала в финресурс. Из трехсот двадцати рабочих, обслуживающих рижский парк, лишь четырнадцать были людьми из плоти и крови, и это вполне ее устраивало. Она находила больше удовольствия в общении с первобытным миром морских существ, чем с толпами туристов. Она играла на гитаре, инструменте, в котором струны уступили место иголочкам света; она сочиняла печальные речитативы…