Пожинатель горя - Сергей Владимиров

— Догадываюсь. — Я обернулся к нему. — Меня отправят обратно в камеру и будут колоть на убийство.

Костя кивнул, расплывшись в фальшивой улыбке. Я помялся только для вида, твердо уяснив для себя, что правды не открою. Хватит. Я им никому не верю.

— Ну что ж, — приступил я. — Рад был бы помочь тебе, да нечем. Ланенский действительно встречался со мной, рассказал про телефонного шантажиста. С него требовали деньги в обмен на важную для него информацию. Но какую, не говорили. Я отправился на встречу с этим неизвестным. Увы, результата не было. Он, видимо почуяв что-то неладное, не явился. Вчера утром я узнал, что произошло в «Миллениуме». Скорее всего, звонки и налет были связаны между собой. А сегодня Ланенский вновь вышел со мной на связь и потребовал найти его любовницу. Я в свою очередь нашел его труп.

Я завершил свой рассказ, не упомянув ни Клоуна, ни Настю, ни прочих персонажей разыгравшейся драмы. И остался собой очень доволен. Ремизову тоже придраться было не к чему.

— Что ж, ступай, — довольно легко сдался он, однако забыв о выплате обещанной компенсации.

Действо восьмое. Галкин подозреваемых намечает и…

В «Миллениуме» не протолкнуться. Торговый дом никогда не испытывал недостатка в состоятельных покупателях, сегодня же народ валит сюда валом, и основная масса никак не принадлежит к категории лиц с туго набитой мошной. Насмотревшись криминальных новостей местного пошиба, городской люд устремился поглазеть на место, где свершилась кровавая трагедия. Интерес подогревался расползшимися, точно раковая опухоль, слухами — число жертв росло в геометрической прогрессии, иные знатоки утверждали, что случившееся — дело рук чеченских боевиков. Даже опухший от пьянства гегемон, стрелявший на опохмелку перед торговым домом, имел свое мнение насчет произошедшего. Окидывая ненавидящим взглядом стеклянный фасад здания, он бубнил себе под нос:

— Так им и надо, буржуям. Будь моя воля, вовсе бы взорвал к едрёне фене.

На первом этаже дежурил охранник — мужчина средних лет с военной выправкой. В руке у него попискивала портативная рация, на боку — кобура с пистолетом. Видимо, администрация торгового дома раскошелилась на путевую службу безопасности.

Я поинтересовался, на месте ли Фирсов. Охранник сквозь зубы процедил, что тот отсутствует. Цепкий взгляд его серых глаз буравил людские потоки, отмечая личностей подозрительных, праздно шатающихся, смуглых и бородатых.

Вход в административное крыло мне преградил другой бдительный страж, помоложе, но тоже вооруженный.

— У вас назначено? — серьезно осведомился он на мою просьбу пропустить меня к Друзиной.

— Свяжитесь с ней, — устало вздохнул я. — Передайте, что пришел Галкин.

— Одну минуту. — Пружинистым шагом он отправился докладывать.

Вернулся, кивнул с таким видом, будто осуществил особо важную миссию.

— Пожалуйста, документы.

Еще минута ушла на бюрократическую процедуру. Охранник тщательно сверил фотографию в моем паспорте с оригиналом, переписал данные в специальную тетрадь, заведенную лишь сегодня, отметил время моего появления.

— Распишитесь.

Я расписался.

— Алевтина Семеновна согласна вас принять, — наконец прозвучало желаемое.

Я направился вперед по коридору, затылком чувствуя неусыпный бдительный взгляд сотрудника службы безопасности. Все это напоминало игру, показуху, плохой спектакль. Вспомнилась часто слышанная в детстве поговорка: «После драки кулаками не машут».

Дверь в кабинет Друзиной была приоткрыта, но, прежде чем постучать и войти, я воровато заглянул в щель. Большая полная женщина сидела за столом, упираясь в его дубовую поверхность размякшими локтями и сжимая виски пальцами. Она смотрела куда-то перед собой, но вряд ли что видела; ее лучистые светло-голубые глаза, утопнув в жировых отложениях, потеряли живой блеск, как-то смазались. Высокая строгая прическа, которую раньше носили номенклатурные дамы, растрепалась, прядь золотистых волос струилась по белой от пудры щеке. Женщина казалась ошеломленной каким-то страшным известием. Однако я не строил никаких догадок. Наблюдая за ней в этой обстановке, сам по-прежнему оставаясь невидимым, я подумал, что, несмотря на приличное состояние, высокое положение в обществе и всесильного супруга, Друзина очень одинока и несчастна, но вынуждена играть совсем другую роль — властной преуспевающей хозяйки. И еще, что уже никак не относилось к делу — давно, лет двадцать назад, Аля была очень красивой девушкой с внешностью героинь русских народных сказок.

Я решительно постучал по косяку.

— Войдите.

Друзина выпрямилась, и ее большие материнские груди заколыхались под черным свободным платьем.

— Простите, — произнесла женщина, приглаживая выбившиеся волосы пухлой розовой ладошкой. — У меня было предчувствие, что вы вот-вот должны были прийти. И принести какие-то важные новости. Мне тоже есть что сообщить вам. Только что позвонили из милиции и сообщили, что…

Ей стало трудно говорить, и взгляд вновь стал матовым, неподвижным.

— Я догадываюсь, — сказал я. — Вам сообщили о смерти Ланенского.

— Да, — выдохнула Друзина. — Вы уже все знаете?

— Это я нашел его тело. И я вызвал милицию.

— Господи, — прошептала Алевтина Семеновна. — А я все не могла поверить, сидела точно ошарашенная, потеряла счет времени. И самое главное, я ведь говорила с ним незадолго до смерти. И ничего не почувствовала.

— Вот как?

— Да. Виктор Евгеньевич звонил мне и предупреждал, что болен и на работу не выйдет. Конечно, он генеральный директор и вправе не ставить никого в известность, однако он был очень обязательным человеком. Даже подумать страшно, такие чудовищные совпадения. Сначала охранники, потом он…

— Вряд ли здесь имеют место совпадения, — сказал я. — Хотя прямой связи я тоже пока не нащупал.

— Расскажите, как это произошло, — подавшись вперед, попросила Друзина.

Уже в который раз я живописал свои утренние похождения. Не забыл упомянуть и о вчерашнем разрыве Инги с Ланенским, и о мордобое сына с отцом. Женщина не перебивала меня вопросами, лишь время от времени повторяя тихо и обреченно: «Это ужасно… Это просто ужасно…»

— Виктор Евгеньевич был незаменимым работником, о таком управляющем можно только мечтать, — собравшись с духом, заговорила хозяйка «Миллениума», когда мое повествование подошло к концу. — По натуре он был трудоголиком, почти не думал о себе, всегда на первом месте у него был бизнес. И вдруг такие потрясения: налет, разрыв с… любовницей, ссора с сыном. Какие нервы нужно иметь, чтобы пережить все это?! Вам не приходило в голову… — Алевтина Семеновна понизила голос, и я перехватил ее взгляд, робкий и просительный, — что Виктор Евгеньевич покончил с собой?

— Исключено, — ответил я. — Правда, я плохо знал Ланенского, но он не походил на человека с суицидальными наклонностями. И, кроме того, ванная комната была закрыта не изнутри, а снаружи, чего он сделать никак бы не смог. Это дело рук или убийцы, или человека, который побывал там прямо передо мной. Если это был убийца, то они очень хорошо знали друг друга. Настолько хорошо, что Ланенский открыл ему дверь, без стеснения расхаживал перед своим гостем в нижнем белье и преспокойно брился, не ожидая нападения.

— Брился? — изумленно спросила Друзина. — Насколько я знаю, Виктор Евгеньевич очень ревностно относился к своей бороде, гордился ею. Она придавала ему солидности и скрывала ямочку на подбородке, которой он всегда стеснялся. С чего бы он стал бриться?

— Он был сильно пьян и пережил драму на личном фронте, — предположил я. — Он мог посчитать, что борода его старит, к тому же Инга любит гладко выбритых красавцев, а от бороды, простите за интимные подробности, у нее бывало раздражение на теле. Я ничего не придумываю, всего лишь повторяю ее слова. В свете вчерашних событий его любовница становится одной из подозреваемых.

Алевтина Семеновна недоверчиво выслушала меня.

— Я не думала, что у него могло зайти так далеко, — сказала она с легкой долей презрительности. — Увлечься такой… пустышкой, взбалмошной размалеванной куклой, у которой, кроме красивого юного тела, ни в душе, ни на сердце… Мужчины часто корят женщин за неразумность, но сами бывают ничуть не лучше. Вы что, серьезно подозреваете Ингу Князеву?

— Я не отбрасываю такой версии.

— Уверяю, вы на ложном пути, — с неожиданной горячностью произнесла Друзина. — Она не из тех, кто может убить. У нее на уме только развлечения и отдых. Когда устает развлекаться — отдыхает, когда надоедает отдыхать — развлекается. Этим наполнено все ее существование: путешествия, шикарные машины, ужины в ресторанах и, конечно, постель.