Том 1. Стихотворения 1906-1920 - Марина Цветаева

Письмо на розовой бумаге

В какой-то дальней рейнской сагеПечальный юноша-геройСжигает позднею поройПисьмо на розовой бумаге.

И я, как рыцарь (без пера,Увы, без шлема и без шпаги!),Письмо на розовой бумагеНа канделябре сжег вчера.

Его в поход умчали флаги,Фанфары смех и боя пыл,И он, счастливый, позабылПисьмо на розовой бумаге.

Оно погибло на огне,Но шелестит при каждом шаге,Письмо на розовой бумагеУж не на мне оно, — во мне!

Пусть забывает в дальней сагеПечальный рыцарь грусть свою, —Ах, я в груди его таю,Письмо на розовой бумаге!

Два исхода

Со мной в ночи шептались тени,Ко мне ласкались кольца дыма,Я знала тайны всех растенийИ песни всех колоколов, —А люди мимо шли без слов,Куда-то вдаль спешили мимо.

Я трепетала каждой жилкойСреди безмолвия ночного,Над жизнью пламенной и пылкойДержа задумчивый фонарь…Я не жила, — так было встарь.Что было встарь, то будет снова.

С тобой в ночи шептались тени,К тебе ласкались кольца дыма,Ты знала тайны всех растенийИ песни всех колоколов, —А люди мимо шли без словКуда-то вдаль спешили мимо.

Ты трепетала каждой жилкойСреди безмолвия ночного,Над жизнью пламенной и пылкойДержа задумчивый фонарь…Ты не жила, — так было встарь.Что было встарь, — не будет снова.

На концерте

Странный звук издавала в тот вечер старинная скрипка:Человеческим горем — и женским! — звучал ее плач.Улыбался скрипач.Без конца к утомленным губам возвращалась улы6ка.

Странный взгляд посылала к эстраде из сумрачной ложиНезнакомая дама в уборе лиловых камней.Взгляд картин и теней!Неразгаданный взгляд, на рыдание скрипки похожий.

К инструменту летел он стремительно-властно и прямо.Стон аккорда, — и вдруг оборвался томительный плач…Улыбался скрипач,Но глядела в партер — безучастно и весело — дама.

Зимняя сказка

«Не уходи», они шепнули с лаской,«Будь с нами весь!Ты видишь сам, какой нежданной сказкойТы встречен здесь».

«О, подожди», они просили нежно,С мольбою рук.«Смотри, темно на улицах и снежно…Останься, друг!

О, не буди! На улицах морозно…Нам нужен сон!»Но этот крик последний слишком поздноРасслышал он.

«И уж опять они в полуистоме…»

И уж опять они в полуистомеО каждом сне волнуются тайком;И уж опять в полууснувшем домеВедут беседу с давним дневником.

Опять под музыку на маленьком диванеЗвенит-звучит таинственный рассказО рудниках, о мертвом караване,О подземелье, где зарыт алмаз.

Улыбка сумерок, как прежде, в окна льется;Как прежде, им о лампе думать лень;И уж опять из темного колодцаВстает Ундины плачущая тень.

Да, мы по-прежнему мечтою сердце лечим,В недетский бред вплетая детства нить,Но близок день, — и станет грезить нечем,Как и теперь уже нам нечем жить!

Декабрьская сказка

Мы слишком молоды, чтобы проститьТому, кто в нас развеял чары.Но, чтоб о нем, ушедшем, не грустить,Мы слишком стары!

Был замок розовый, как зимняя заря,Как мир — большой, как ветер — древний.Мы были дочери почти царя,Почти царевны.

Отец — волшебник был, седой и злой;Мы, рассердясь, его сковали;По вечерам, склоняясь над золой,Мы колдовали;

Оленя быстрого из рога пили кровь,Сердца разглядывали в лупы…А тот, кто верить мог, что есть любовь,Казался глупый.

Однажды вечером пришел из тьмыПечальный принц в одежде серой.Он говорил без веры, ах, а мыВнимали с верой.

Рассвет декабрьский глядел в окно,Алели робким светом дали…Ему спалось и было все равно,Что мы страдали!

Мы слишком молоды, чтобы забытьТого, кто в нас развеял чары.Но, чтоб опять так нежно полюбить —Мы слишком стары!

Под Новый год

Встретим пришельца лампадкой,Тихим и верным огнем.Только ни вздоха украдкой,Ни вздоха о нем!

Яркого света не надо,Лампу совсем привернем.Только о лучшем ни взгляда,Ни взгляда о нем!

Пусть в треволненье беспечномГод нам покажется днем!Только ни мысли о вечном,Ни мысли о нем!

Станем «сестричками» снова,Крепче друг к другу прильнем.Только о прошлом ни слова,Ни слова о нем!

Угольки

В эту ночь он спать не лег,Все писал при свечке.Это видел в печкеКрасный уголек.

Мальчик плакал и вздыхалО другом сердечке.Это в темной печкеУголек слыхал.

Все чужие… Бог далек…Не было б осечки!Гаснет, гаснет в печкеКрасный уголек.

Дикая воля

Я люблю такие игры,Где надменны все и злы.Чтоб врагами были тигрыИ орлы!

Чтобы пел надменный голос:«Гибель здесь, а там тюрьма!»Чтобы ночь со мной боролась,Ночь сама!

Я несусь, — за мною пасти,Я смеюсь, — в руках аркан…Чтобы рвал меня на частиУраган!

Чтобы все враги — герои!Чтоб войной кончался пир!Чтобы в мире было двое:Я и мир!

Гимназистка

Я сегодня всю ночь не уснуОт волшебного майского гула!Я тихонько чулки натянулаИ скользнула к окну.

Я — мятежница с вихрем в крови,Признаю только холод и страсть я.Я читала Бурже: нету счастьяВне любви!

«Он» отвержен с двенадцати лет,Только Листа играет и Грига,Он умен и начитан, как книга,И поэт!

За один его пламенный взглядНа колени готова упасть я!Но родители нашего счастьяНе хотят…

Тройственный союз

У нас за робостью лицаСкрывается иное.Мы непокорные сердца.Мы молоды. Нас трое.

Мы за уроком так тихи,Так пламенны в манеже.У нас похожие стихиИ сны одни и те же.

Служить свободе — наш девиз,И кончить, как герои.Мы тенью Шиллера клялись.Мы молоды. Нас трое.

Поклонник Байрона

Ему в окно стучатся розы,Струится вкрадчивый аккорд…Он не изменит гордой позы,Поклонник Байрона, — он горд.

В саду из бархата и блестокШалит с пастушкою амур.Не улыбается подросток,Поклонник Байрона, — он хмур.

Чу! За окном плесканье весел,На подоконнике букет…Он задрожал, он книгу бросил.Прости поклоннику, поэт!

Он был синеглазый и рыжий…

Костюмчик полинялыйМелькает под горой.Зовет меня на скалыМой маленький герой.

Уж открывает где-тоЗеленый глаз маяк.Печально ждет ответаМой маленький моряк.

Уж в зеркале заливаХолодный серп блестит.Вздыхает терпеливоМой маленький бандит.

Сердечко просит ласки, —Тому виною март.И вытирает глазкиМой маленький Баярд.

Под дождем