Если вы не влюблены - Галина Куликова

Любившая во всем порядок, она вышла из каморки, дошла до лифтов и посмотрела, где остановилась кабина, в которую вошел мужчина в шляпе. Да, восьмой этаж – значит к Валентине. Дело в том, что на восьмом этаже было лишь две большие квартиры. Одна из них полгода стояла пустая – инженер Симаков уехал работать за границу и жену с собой прихватил. Во второй жила сестра мэра города, а теперь, временно, и сама Романчикова.

«Небось опять по делу, – думала Клавдия Петровна, возвращаясь на свой пост. – Вот бедолага – ни семьи, ни дома толком. Все работает! Днем и ночью ее люди осаждают. Когда же ее ремонт закончится, наконец? А то ведь и сестру с детьми из дома выжила».

Жизнь в подъезде постепенно замирала: жильцы все реже приходили, и почти никто не выходил на улицу. Все собачники успели выгулять своих питомцев. Тем удивительнее показалось Клавдии Петровне, когда со стороны лифта мимо нее неспешно прошествовала блондинка в красных брюках и белом пиджачке. На плече у блондинки висел подарочный пакет на веревочках – Клавдия Петровна знала, что в такие пакеты упаковывают купленные вещи в дорогих магазинах. Блондинка здесь не жила – это точно. И никогда не появлялась раньше – на лица у Клавдии Петровны была исключительная память.

«Это еще кто? – изумилась консьержка. – Когда же это она проскочила?»

Не в силах сдержать любопытство, Клавдия Петровна резво выскочила из своей кабинки и засеменила рядом с незнакомкой, которая даже не думала останавливаться.

– Извините, а к кому же это вы приходили-то? Что-то я вас сегодня не видела, – спросила бдительная консьержка ей в спину, хотя прекрасно знала, что многие жильцы решительно возражали против такой дотошности. Блондинка повернулась, быстро, но внимательно посмотрела на старушку и, не проронив ни слава, вышла на улицу.

«Ну вот, теперь нажалуется на меня, будто я лезу не в свое дело, – подумала Клавдия Петровна. – А почему не в свое – очень даже в свое! Работа у меня такая, чтобы за порядком наблюдать. А случись что, с меня же и спросят».

– Послушай, Кэрол, я тебе в последний раз говорю – иди сюда! Слышишь? Я кому сказал – сюда!

Было уже темно, вокруг – ни души, а мужчина, довольно высокий и плечистый, заводился все больше и больше:

– Иди сюда, сюда! Сейчас же. Я вот сейчас тебя поймаю!

Кэрол, кажется, стала понимать всю серьезность своего положения и, руководствуясь чисто женской интуицией, решила сменить тактику. Она мелкими быстрыми шажками подкатилась к мужчине и, встав на задние лапки, умильно глянула в его лицо. Хвостик вертелся туда-сюда изо всех сил.

– Вот, другое дело, – смягчился мужчина. – Но больше я с тобой гулять не пойду. Хватит мне уже за тобой гоняться, да и не слушаешься ты меня. Да, да! И не подлизывайся, нам домой пора.

Мужчина и непослушная Кэрол уже шли по двору к своей пятиэтажке, когда появилась симпатичная блондинка, двигавшаяся в сторону автобусной остановки. Возбужденная собачка немедленно кинулась к ней и стала метаться прямо у ног незнакомки.

Та в нерешительности остановилась, опасаясь наступить животине на лапу. Тут в дело вмешался мужчина. Он решительно подошел к блондинке со словами:

– Сейчас я уберу эту негодницу! Подруга моя ее разбаловала, просто спасу нет!

Тут мужчина почему-то замолчал, потом часто заморгал, после чего неуверенно улыбнулся:

– Ого, какие люди! А я вас узнал. Это ведь вы, верно?

– Да, вот видите, я, – спокойно согласилась блондинка, ожидая, видимо, продолжения.

Продолжение последовало незамедлительно:

– А вы не боитесь ходить вот так, в одиночку… Темно уже и время позднее. Может быть, вас проводить?

– Да нет, не стоит. Хотя… Ой смотрите, ваша собачка убежала в подъезд!

– Да это же наш подъезд. Сейчас там ее и поймаю. А потом могу проводить вас. А то, может, зайдем ко мне?

– Нет, нет, спасибо. Я вас тут подожду.

Заперев собаку дома, мужчина уже двинулся было вниз по лестнице, когда увидел, что блондинка поднимается ему навстречу.

– Вы все-таки решили зайти? – спросил он у нее.

– Пожалуй.

Из подъезда блондинка вышла довольно скоро. Судя по всему, ее общение с хозяином собачки много времени не заняло.

Перегудов, день третий

Милиция нагрянула незадолго до спектакля. Как Будкевич ни пытался объяснить, что актеров нельзя беспокоить перед выходом на сцену, на представителей правоохранительных органов его вдохновенные тирады никакого впечатления не произвели.

Таня в тот момент сидела в гримерке у Белинды, которая раздобыла-таки подходящий портсигар для Курочкина и теперь вдохновенно соскабливала с него этикетку. Вадим Веленко, повадившийся бегать к ней по поводу и без повода, вел по телефону беседу с любимой бабушкой. Бабушка, выросшая среди лесов и полей, по-своему беспокоилась о его здоровье.

– Да, бабуля, – говорил Веленко. – Конечно, я помню о можжевельнике. Как только готовлю ужин, так сразу под крышку кидаю пару-тройку ягод – и порядок… А как же! Разумеется, я пью козье молоко. У нас его в бутылках продают. Я знаю, что от коз одна сплошная польза.

Таня ухмыльнулась. Бабуля Веленко вряд ли так проста, чтобы верить внуку на все сто, но все же то, что он глушит пиво и питается в забегаловках, вряд ли приходило ей в голову.

– Кончайте базар, – заявил Будкевич, появляясь в дверях и ведя за собой двух типов с сосредоточенными лицами. – Вас тут допрашивать пришли. По поводу ужасного происшествия, которое вчера вечером случилось. И это серьезно! – добавил он, глядя на своих подопечных со значением.

Веленко быстро распрощался с бабушкой и захлопнул крышку мобильного.

– А что стряслось? – первым спросил он, отлепив зад от тумбочки, которую беззастенчиво использовал вместо стула. – Что за ужасное происшествие вчера вечером? У нас вроде бы все в порядке?

Это был вопрос, а не утверждение. И этот вопрос повис в воздухе. Типы с сосредоточенными лицами вышли на середину помещения и представились по всей форме. Фамилии у них оказались подходящими к случаю – Страхов и Бедовчук. Оба были примерно одного роста и смотрели на присутствующих с заведомым подозрением.

– Убийство! – выпалил Будкевич, не в силах сдержать эмоции. – Мэра города убили. Романчикову. Валентину Васильевну.

– Она в день премьеры у вас на банкете присутствовала, – подсказал тот, который назвался Страховым.

Он был приземист, смугл и смотрел из-под густых бровей жгучим цыганским взором.

– Мы пришли со всеми артистами побеседовать. Предварительно, – включился в разговор Бедовчук. Этот выглядел свежим, сытым и бесстыдно носил живот поверх ремня. – Нам важно знать, кто из вас видел ее последним. И что происходило на позавчерашнем банкете. Ну, и так далее.

Это «и так далее» прозвучало особенно устрашающе. Кроме того, в голосе Бедовчука слышались неприятные нотки, наводившие на мысль о казенном доме.

Когда Алик объявил, что Романчикову убили, сердце Тани нырнуло куда-то вниз, оставив ее на несколько секунд без пульса и дыхания. Она испугалась так сильно, что это наверняка бросилось в глаза всем присутствующим. Считается, что актеры должны великолепно владеть собой… Однако здесь не сцена, и они играют не роли, а свою собственную жизнь.

Белинда бросила на подругу обеспокоенный взгляд и, оставив портсигар в покое, спрятала руки за спину. Взгляд ее сделался задумчивым, а прищур свидетельствовал о напряженной работе мысли.

Таня и Веленко набросились на незваных гостей:

– Как убили? Когда? Где? Что случилось?

– Ее убили дома, поздно вечером, – быстро проговорил Будкевич. – Ударили по голове, а потом задушили. Ужас какой-то!

Правоохранительные органы в лице Бедовчука и Страхова в два горла цыкнули на несдержанного режиссера, и тот мгновенно заткнулся. Устроился на высоком табурете в углу и все остальное время сидел на нем с видом орла, которого подселили в клетку к попугаям.

Беседа вышла недолгой и сумбурной. Веленко оказался приставучим и все рвался выяснить подробности убийства. Милицейские же, в свою очередь, наседали на актеров, с профессиональной ловкостью вытягивая из них сведения о Романчиковой и ее поведении на банкете.

– К ней какой-то лысый маленький тип все время приставал, – вспомнил Веленко. – Из ваших, из местных. В глаза заглядывал. А она его отшила.

Таня с замиранием сердца ждала, что осветитель вспомнит о явном интересе, который мэрша проявила к Таранову, однако тот промолчал. Тогда она подумала о назначенном свидании за чашкой кофе и прикусила губу. Рассказал ли Лешка об этом следователям? Или, может быть, Будкевич выложил все, как на духу? Она бросила на режиссера испытующий взгляд. После подслушанного ночью разговора она ожидала от Алика чего угодно. Это было странное и гнусное ощущение, какое испытываешь, когда испачкаешь руки и не знаешь, где их вымыть. Кроме того, Таня после банкета злилась на Романчикову, мысленно призывая на ее голову все громы небесные. Теперь ей было как-то не по себе от того, что она думала о человеке плохо, а его убили.