Первая вокруг света - Кристина Хойновская-Лискевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Хорошо, я уплачу, только скорее. Мне нужно вернуться на яхту сегодня.
Пан сотрудник покопался в посылке.
— Это точно керосиновая плита? Может быть, газовая?
— Точно керосиновая. Тут есть бачок для керосина.
— Бачок может быть и для спирта.
— В спецификации ведь все написано.
— Писать можно многое. Пишут так, а потом оказывается иначе.
Я предложила зажечь плиту у него на столе, если он принесет стакан керосина. Пан сотрудник занервничал: огонь на складе? Ведь всюду висят таблички: «Не курить!»
Наконец я уплатила пошлину и забрала свое подозрительное сокровище. Оставалось только оформить таможенные и портовые документы «Мазурки». С кучей бумаг в руках я опять отправилась в путешествие по учреждениям. К счастью, в каждом из них находился некто, нужный для оформления соответствующего документа. Снова я клялась, что не вывезу с Барбадоса ничего, подкрепляя клятву гербовыми марками, за которыми пришлось сбегать на соседнюю почту. Я чувствовала себя капитаном по меньшей мере стотысячника, а не маленькой «Мазурки». Скорее сняться с якоря и взять курс на запад.
Реджи с Тони пришли помочь. Я лазала по мачте, проверяя мой движитель перед походом. Они ныряли и соскребали обрастания с ватерлинии. Потом общими силами выдернули якорь; мы с Тони очистили его от грязи, а Реджи свернул 60 метров каната в огромную бухту. И оба нырнули в воду.
— До встречи в Кристобале!
Я прошла вдоль пляжа, потом слаломом между стоящими на якорях яхтами. Двигатель бездействовал, а грот только начал хватать нежные дуновения пассата. Но постепенно Бриджтаун исчез за кормой.
В Карибском море, или неделя без сна
Первый день плавания прошел хорошо. Дул свежий пассат, волнение было умеренным, вечером состоялся сеанс связи с Гдыней-Радио, который закончился телефонным звонком домой. Я смогла, наконец, поговорить с мужем. Слышимость оказалась лучше, чем в Бриджтауне. Мне стало казаться, что плавание до Кристобаля через Карибское море — «пустая формальность». Даже вечерняя буря и проливной дождь не испортили хорошего настроения. На Барбадосе я что-то слышала о приближающемся сезоне дождей, однако, если верить лоции, сюрпризы в виде ураганов наблюдаются в этих водах только с июня. Так что у меня в запасе еще две недели отличной майской погоды.
На рассвете показался маяк Мулесик на Сент-Люсии. Посещение этого острова в мои планы не входило, хотя издали он выглядел более заманчиво, чем Барбадос. Однако тут чуть было не состоялась внеплановая стоянка: ночью на яхте стало твориться что-то неладное. Изредка слышимый до этого стук в районе руля превратился в непрерывную канонаду. Я подлезла под кокпит, внимательно прислушалась. Стук явно шел от головки баллера. У меня уже был когда-то печальный опыт с поломкой руля и испытать это вторично мне совсем не улыбалось. Просмотрела чертежи — теоретически стучать просто нечему! Закономерно, что все аварии случаются почему-то в принципе с очень надежными устройствами. Перепуганная до смерти, едва дождавшись рассвета, я подкрутила все гайки на румпеле — единственное, что можно было сделать. Стук как будто уменьшился. Стала размышлять, что еще можно предпринять — перспектива аварии руля не приводила меня в восторг.
Можно попытаться подойти к Сент-Люсии. По описанию в лоции я справилась бы с заходом, хотя карты у меня не было. Только удастся ли отремонтировать руль на этом живописном острове? Судя по лоции, вряд ли. Если авария произошла в месте подвески руля, то яхту будет нужно поднимать на берег. Я медленно шла вдоль зеленых берегов, понимая, что на Сент-Люсии необходимых мне услуг не окажут. Решение помогли принять рыболовные лодки. На Барбадосе пан Хольт и другие яхтсмены остерегали меня: опасайся малых прибрежных судов! Они служат не только для рыбной ловли. В Карибском море немало яхт не доходит до порта назначения. Есть подозрение, что их захватывают торговцы наркотиками и пользуются ими как удобным средством передвижения для одноразовой переброски товара. Одиночный яхтсмен — «лакомый кусок» и очень легко может стать жертвой местных бандитов. Лучше избегай встреч с ними.
Яхта снова легла на курс 300°. Стук руля превратился в настоящий кошмар. До самого Панамского канала я терзалась сама, терзала мужа, верфь. И, оказалось, напрасно. В Кристобале, где яхту сразу подняли на слип, я убедилась, что вся конструкция находится в идеальном состоянии. Что стучало, так и осталось тайной, но из-за этого стука, а точнее, из-за постоянной боязни аварии я излишне щадила «Мазурку» в Карибском море. Несла минимум парусов и не разгоняла ее так, как это можно и нужно было сделать, по крайней мере, на начальном этапе перехода. Мне казалось, что этим я продлеваю «жизнь» рулевому устройству, потеря которого была бы невосполнимой.
Всю первую неделю дул пассат с востока — сильный, но не такой ровный, как в Атлантике. Здесь этот ветер стал просто сумасшедшим. Скорость его весьма энергично менялась от 10 до 25 узлов. А ночью 20 мая пассат достиг силы шторма, продолжавшегося несколько часов.
Я уже миновала траверз маяка Пунта-де-Гальинас и приближалась к берегам Южной Америки. Близостью суши и объяснялась усиливающаяся «нервозность» ветра. Вообще, это было неприятное плавание. Постоянное сильное волнение — больше, чем можно было бы ожидать по силе ветра, — осложняло жизнь. Короткие, высокие и злые волны наваливались одновременно с двух или трех сторон. Подруливающему устройству стало трудно справляться с ними, хотя лучше и я не смогла бы это сделать.
Как-то раз такой особенно зловредный «морской ансамбль» столкнувшихся волн собрался возле кормы с наветренной стороны, вытянулся в изящный стожок и пнул «Мазурку». Бедняга повалилась на бок. Мокрая пакость залила палубу, заполнила кокпит, заглянула в каюту и только после этого ретировалась через леера, попутно унося с собой спасательный плот. Я выскочила, окунувшись по уши в воду, наверх, схватила плот, перенесла его через кормовой релинг обратно и уложила в нишу на корме. До сих пор удивляюсь, что могла это сделать — поднятие тяжестей никогда не было моим увлечением, а плот весил 90 кг! Как я смогла поднять его на метровую высоту, повернуться с таким грузом на 180° и положить на место? Однако, если нужно, то, оказывается, все можно.
До Кристобаля оставалось около 320 миль — «скачок лягушки» по океанским меркам. Я шла осторожно, тем не менее суточные пробеги были неплохими — до 90 миль. Уже с надеждой смотрела в будущее и даже вызубрила все возможные — дневные и ночные — навигационные знаки в районе входа в бухту Лимон. Во время сеанса связи с польским судном «Болеслав Храбрый», находящимся в Кристобале, поступила дополнительная информация: половину ширины входа в бухту занимает затонувшее судно. Оно хотя и обозначено соответствующими знаками, тем не менее представляет серьезное препятствие. Радист судна утешил меня, добавив, что для «Мазурки» места, пожалуй, хватит. Забота большого судна с судьбе «маленького коллеги» очень тронула меня. Подобные предупреждения поступили также с «Центауруса» и «Колумба». Я уже стала договариваться о встрече с польскими судами в Кристобале.