100 Великих Книг - Юрий Абрамов

Боэций получил самое совершенное образование, которое только можно представить в конце V века. К его услугам были и лучшие латинские школы, и лучшие наемные греческие учителя, преподававшие в приватном порядке за достаточно высокую плату. Учителей подбирал опекун — Симмах-сенатор. Но главное — это необыкновенный энциклопедический мозг самого Боэция.

В 510 году Боэций стал консулом и вошел в большую политику с ее интригами, страстями, идеологическими спорами (в религиозной, конечно, оболочке). Вершиной государственной карьеры оказался 52 год, когда король Теодорих назначил его на пост «магистра всех служб» — по существу, премьер-министром, два его сына были назначены консулами.

Боэций боролся с беззаконием за права и честь сената и отдельных граждан с прямотой и достоинством истинного римлянина. Это его и погубило. Не прошло и двух лет, как первый министр (и одновременно принцепс сената) Аниций Боэций был заподозрен в изменнических сношениях с византийским Двором, обвинен в причастности к заговору, посажен в заключение в городе Павли, а еще через год казнен вместе с Симмахом.

В тюрьме Боэций сумел написать свою знаменитую книгy — «Утешение философией» — глубокое размышление, состоящее из пяти частей (книг), перемежающихся прозой и стихами. По форме это как бы мысленный диалог автора с прекрасной дамой, олицетворяющей возвышенную науку философию:

Песни, что раньше слагал в пору цветенья и силы,

Вынужден ныне теперь петь я на горестный лад…

В «Утешении…» затронуто множество философских проблем, актуальных и для V–VI веков, и для последующих эпох. Три — главнейшие из них — темы Судьбы, Фатума, Фортуны. Как понимать «везение» в жизни, как понимать несчастье? Почему добрые и честные не вознаграждаются судьбой, а мерзавцы благоденствуют, и Бог не наказывает их за злодейство?

Откуда берутся хорошие и плохие люди. Особенно, почему много злых, недобрых людей?

Наконец, свобода воли человека и божественное предопределение. Как они совмещаются? Вопросы — актуальные для всех времен. Ответы госпожи Философии и самого Автора понять не всегда просто. Изложение подчас изобилует многочисленными метафорами, аналогиями, философскими и нравственными отступлениями. Но в целом перед читателем открывается синтез мудрости античной и мудрости первых веков христианства — эпохи отцов церкви.

И главное: несмотря на общий пессимистический тон всего «Слова перед казнью», финал «Утешения» все-таки звучит как возвышенный призыв творить добро, вопреки всем невзгодам, не думать о воздаянии. Оно будет, не может не быть под оком всевидящего Судьи.

Через пятнадцать веков к нам обращен призыв Боэция, вложенный в уста Философии:

— Теперь мне понятна другая, или, точнее сказать, главная причина твоей болезни. Ты забыл, что есть сам. Так как я полнее выяснила причину твоей болезни, то придумаю, как найти средство, чтобы возвратить тебе здоровье. Ведь тебя сбило с пути забвение, поэтому ты печалишься о том, что сослан и лишен всего имущества. А поскольку ты, действительно, не знаешь, какова конечная цель всего сущего, то и считаешь негодяев и злодеев могучими и счастливыми, ибо предал забвению, посредством каких установлений управляется мир. Ты полагаешь, что перемены фортуны совершаются без вмешательства управителя. В этом и кроются причины, ведущие не только к болезни, но и к гибели. Но, благодарение создателю, твоя природа еще не совсем повреждена. У меня есть средства, которые исцелят тебя, — это прежде всего твое правильное суждение об управлении мира, которое, как ты считаешь, подчинено не слепой случайности, но божественному разуму. Не бойся ничего. Из этой маленькой искры возгорится пламя жизни. Но так как время для более сильных лекарств еще не наступило, и уж такова природа [человеческой] души, что она отступает от истины, увлекаясь ложными суждениями, а порожденный ими туман страстей препятствует ясному видению вещей, то я попытаюсь немного развеять его легкими целительными и успокоительными средствами, чтобы, когда рассеется мрак переменчивых страстей, ты мог увидеть сияние истинного света.

Философия исцеляла во все времена. Любого и каждого. Исцеляет она и теперь всякого, кто к ней обратится. И так будет всегда, пока жив будет трепетный, мятущийся и жаждущий познания человеческий дух.

19. МАКИАВЕЛЛИ

«ГОСУДАРЬ»

Вот уже более четырех веков небольшой трактат флорентийского мыслителя, как магнит, притягивает властителей и политиков всех мастей и калибров. Книга одинаково интересна сторонникам монархии и республики, жестокосердным деспотам и мягкотелым либералам, профессионалам и дилетантам, демократам, патриотам, космополитам и вообще — всем кому угодно. Нетрудно предсказать и будущее удивительной книги: ее будут читать всегда, пока люди не устанут заниматься увлекательной и опасной игрой под названием «политика». А так как человек — «животное политическое» (Аристотель), ничего подобного никогда не случится.

И современным «Государь» останется в любую эпоху, ибо он посвящен самому вожделенному — хотя и не для всех досягаемому и благополучно решаемому — вопросу о власти. Причем — о самых сокровенных ее пружинах, тех, что прячутся в самых отдаленных тайниках человеческой души. Простые, всем и любому понятные истины (из тех, что именуются прописными) Макиавелли преподносит бесстрастно и бесхитростно, с первой же страницы подкупая читателя открытостью и откровенностью:

Я не заботился здесь ни о красоте слога, ни о пышности и звучности слов, ни о каких внешних украшениях и затеях, которыми многие любят расцвечивать и уснащать свои сочинения, ибо желал, чтобы мой труд либо остался в безвестности, либо получил признание единственно за необычность и важность предмета. Я желал бы также, чтобы не сочли дерзостью то, что человек низкого и ничтожного звания берется обсуждать и направлять действия государей. Как художнику, когда он рисует пейзаж, надо спуститься в долину, чтобы охватить взглядом холмы и горы, и подняться на гору, чтобы охватить взглядом долину, так и здесь: чтобы постигнуть сущность народа, надо быть государем, а чтобы постигнуть природу государей, надо принадлежать к народу.

Будучи не только известным общественным деятелем и политическим мыслителем, но также признанным поэтом и драматургом, — Макиавелли развертывает перед читателем подлинное театральное действо, авансценой для которого служит реальная история, а актерами и статистами выступают живые люди. Писатель хорошо знает их пороки и слабости. Он понимает, что людскую психологию не изменишь. Ее нужно принимать такой, какая есть, и изучать тщательнейшим образом, ибо в конечном счете именно она создает типы и стереотипы поведения великих и малых властителей или же тех, кто только претендует на подобную роль. Самые неприглядные и отвратительные черты (такие, как лживость, жестокость, бессердечность, необязательность в соблюдении данного обещания и т. п.), по Макиавелли, — совершенно естественные, более того — необходимые, атрибуты политического деятеля, без которых он вообще таковым не может считаться. Это прекрасно показано в главе XVII, названной «О жестокости и милосердии и о том, что лучше внушать — любовь или страх»:

По этому поводу может возникнуть спор, что лучше: чтобы государя любили или чтобы его боялись. Говорят, что лучше всего, когда боятся и любят одновременно; однако любовь плохо уживается со страхом, поэтому если уж приходится выбирать, то надежнее выбрать страх. Ибо о людях в целом можно сказать, что они неблагодарны и непостоянны, склонны к лицемерию и обману, что их отпугивает опасность и влечет нажива: пока ты делаешь им добро, они твои всей душой, обещают ничего для тебя не щадить: ни крови, ни жизни, ни детей, ни имущества, но когда у тебя явится в них нужда, они тотчас от тебя отвернутся. И худо придется тому государю, который, доверясь их посулам, не примет никаких мер на случай опасности. Ибо дружбу, которая дается за деньги, а не приобретается величием и благородством души, можно купить, но нельзя удержать, чтобы воспользоваться ею в трудное время. Кроме того, люди меньше остерегаются обидеть того, кто внушает им любовь, нежели того, кто внушает им страх, ибо любовь поддерживается благодарностью, которой люди, будучи дурны, могут пренебречь ради своей выгоды, тогда как страх поддерживается угрозой наказания, которой пренебречь невозможно.

Макиавелли просвечивает подноготную власти точно на рентгене. Даже более того, ибо во все времена рентген мысли был посильнее самой совершенной техники. Вот философский вывод и мудрый совет на тему, как государь (читай — любой властитель) должен держать данное слово:

Излишне говорить, сколь похвальна в государе верность данному слову, прямодушие и неуклонная честность. Однако мы знаем по опыту, что в наше время великие дела удавались лишь тем, кто не старался сдержать данное слово и умел, кого нужно, обвести вокруг пальца; такие государи в конечном счете преуспели куда больше, чем те, кто ставил на честность. Надо знать, что с врагом можно бороться двумя способами: во-первых, законами, во-вторых, силой. Первый способ присущ человеку, второй — зверю; но так как первое часто недостаточно, то приходится прибегать и ко второму. Отсюда следует, что государь должен усвоить то, что заключено в природе и человека, и зверя. Итак, из всех зверей пусть государь уподобится двум: льву и лисе. Лев боится капканов, а лиса — волков, следовательно, надо быть подобным лисе, чтобы уметь обойти капканы, и льву, чтобы отпугнуть волков. Тот, кто всегда подобен льву, может не заметить капкана. Из чего следует, что разумный правитель не может и не должен оставаться верным своему обещанию, если это вредит его интересам и если отпали причины, побудившие его дать обещание. Такой совет был бы недостойным, если бы люди честно держали слово, но люди, будучи дурны, слова не держат, поэтому и ты должен поступать с ними так же. А благовидный предлог нарушить обещание всегда найдется. «…» Отсюда следует, что государю нет необходимости обладать всеми названными добродетелями, но есть прямая необходимость выглядеть обладающим ими. Дерзну прибавить, что обладать этими добродетелями и неуклонно им следовать вредно, тогда как выглядеть обладающим ими — полезно. «…» Поэтому в душе он [государь] всегда должен быть готов к тому, чтобы переменить направление, если события примут другой оборот или в другую сторону задует ветер фортуны, то есть, как было сказано, по возможности не удаляться от добра, но при надобности не чураться и зла.