Заставлю тебя полюбить (СИ) - Асхадова Амина

Это был молчаливый диалог между братьями.

Заминка между боем — кровавым и страшным. Неужели кто-то из них способен погубить другого? Это был жуткий мир, в который я попала по своему желанию.

‒ И как она тебе? Хороша?

Доменико заговорил первым. Обо мне.

‒ Замолкни, ‒ пригрозил Давид.

‒ Я спросил, нормально она ноги раздвигает? Моему брату, — выплюнул с отвращением, — понравился подарок?

Доменико смеялся, потешался над нами ‒ заложниками ситуации. Наше счастье, что Дом не знает о моей беременности. Давид собирался биться до последнего, лишь бы скрыть нашу общую тайну. Теперь она у нас есть — в двойном размере…

— Отвали от нее. Она моя женщина. Тронешь, и я в порошок тебя сотру. Клянусь, ДомЕнико.

Я нахмурилась: Давид произнес имя брата с акцентом. Я сразу его уловила, потому что учила итальянский в школе и могла говорить на нем. Это точно был итальянский.

Я подобралась к двери. Мое оружие, которое я уронила возле шкафа, Давид забрал себе. Использовать не станет, чтобы не вплетать меня в братскую войну, но все равно забрал.

Я была беззащитна, Давид вдруг стал этой опорой, за которую мне приходилось держаться.

— Так хороша сучка?

— Закрой рот, Доменико. Ты всегда проигрывал, и сегодня сдохнешь, — уверенно, непоколебимо.

Давид говорил с тихим бешенством. По коже пробежали мурашки — если Доменико не остановится, Давид выйдет из себя.

И тогда быть беде.

Два брата. Что случилось между ними раньше?

Я осторожно выглянула через дверную щель. Давид стоял спиной в тесном коридоре. Для маневров здесь было мало места, и если битве быть — то порушатся стены. Его крепкие пальцы побелели — так сильно они сжимали рукоятку. Доменико тоже был в ярости, у него есть причины.

О которых мне неизвестно.

— Чистые кровью, не дохнут, — ухмыльнулся Доменико.

Я отшатнулась: в коридоре загрохотало. Они набросились друг на друга, и Давид отчаянно врезал Доменико в челюсть. Что-то хрустнуло, когда рукоятка пистолета соприкоснулась с челюстью моего обидчика.

В этой борьбе было больше, чем месть за себя. Давид мстил и за меня, за нас — так отчаянно он боролся со своим братом.

— Давид, не надо! — закричала я.

Я боялась выйти и почти ненавидела себя за беспомощность. Я бы многое могла сделать. Я все умела.

Я бы их остановила!

Все это напоминало тихий ужас. Я закрыла лицо руками, не в силах смотреть, как они уродуют друг друга. Буквально рвут на части, как звери, которые долго ждали повода и вот теперь, наконец, дорвались друг до друга.

Рядом раздался грохот. Ребристый металл проскочил в зазор между дверью и полом и уперся. Не прошел дальше из-за толщины.

Я осторожно нагнулась и схватила его. Чужое. Оружие Доменико.

— Давид! — я распахнула дверь и закричала.

Когда Давид выбил из рук Доменико оружие, тот замахнулся на него. В темноте, покрытой мраком, что-то блеснуло. Это был нож.

Я задрожала от страха. Доменико знал, куда целиться. Я видела все наперед, он сам учил меня бить в сонную артерию, чтобы без шансов.

— Нет! — заорала я.

И прицелилась.

Как Доменико меня учил, когда нужно отвлечь, но не убить.

Целиться надо на несколько сантиментов выше, чтобы коснуться волосков. Чтобы противник не только услышал, но и почувствовал. Шикарный отвлекающий маневр.

Выстрел оглушил и заодно сбил траекторию ножа. Доменико промахнулся, а я спасла жизнь своему убийце…

— Давид, оставь его, — взмолилась я, — он твой брат!

Давид замахнулся. Его нога отбросила Доменико назад, и он отлетел в стену. Доменико глухо вскрикнул. От мощи удара, в который Давид вложил всю свою ярость, Доменико разбил зеркало. Оно было почти во всю стену.

Крупные осколки разбились об его лицо. Доменико был изуродован.

Но остался жив.

— Нагулянное отродье, — сплюнул Доменико.

Я шумно сглотнула и без сил оперлась на дверной косяк. Давид оглянулся. Будто почувствовал, что я рядом, а я услышала то, о чем не должна была знать.

Нагулянное отродье? О чем говорит Доменико?

— Давид.

Его лицо было распорото в нескольких местах. Нож не успел вонзиться в сонную артерию, но задел нос и бровь.

— Убью, — сказал он, глядя на меня, — прикончу тебя, Доменико, как собаку.

— Нет! — я едва стояла на ногах.

Давид собирался закончить начатое. Схватив за шкирку своего брата, Давид приставил пистолет к его кровавому виску.

— Давид, умоляю!

Мне кажется, я захныкала. Доменико весь был в крови и в осколках. Еще немного, и Давид бы стал братоубийцей.

Но я помешала.

Отвлекла, нагрузив своими проблемами.

— Жасмин, иди в комнату, — прорычал Давид.

— Не могу.

— Закрыла дверь с той стороны! — он был в ярости.

Давид срывался на меня, потому что заботился. Он не хотел, чтобы я видела смерть Доменико.

А я не могла уйти.

— Кажется, я рожаю, Давид.

Я стиснула трясущиеся губы. Я перечитала много книг и даже была не подготовительных, но к этому невозможно подготовиться. Это страшно, и все. Особенно, когда твой мужчина — монстр во плоти и вот-вот убьет человека. Пусть и такого же монстра.

Я схватилась за живот, не в силах сдержать стон. А когда открыла глаза, Доменико уже смотрел на мой живот. В крови, в поту, он был поражен увиденным.

В его налитых кровью глазах читалось превосходство. Будущая месть. Доменико что-то задумал и перестал сражаться, хотя мог…

— Твою мать!

Давид матерился страшно. Я покачала головой.

Я ведь не хотела рожать сегодня. Это не моя вина. Срок ставили через две недели.

— Я не виновата, — я тихо заплакала.

Зарычав от безысходности, Давид протащил своего брата к выходу. Я закрыла лицо руками и услышала, как он спустил Доменико с лестницы.

Тот сперва вскрикнул, а пролетом ниже — закряхтел. Жалко, стыдливо.

Если он выживет, он будет мстить.

— Спасибо, — прошептала я.

— За что? — процедил Давид, приближаясь.

Он был в ярости. Хотел избавиться от своего врага, а здесь я — со своими родами.

Невовремя — вот, что читалось на его лице.

— За то, что не убил его.

Я протянула ему телефон и попросила:

— Набери номер. В телефоне она записана как Панина.

Я говорила урывками и дышала все чаще. Замедлиться никак не получалось, я рожала раньше срока.

— Это мой доктор. В телефоне адрес роддома. Отвези меня туда.

Надо было оставаться под присмотром, как говорила Наталья Александровна. Давид вышел на эту квартиру, но не знал о роддоме, там было безопасно. И Доменико не притащился бы следом как животное на кусок мяса.

Но мне нужен был перстень Давида. Я за ним сюда вернулась. Это было важно для меня.

Давид сделал как я попросила, хотя все еще злился на меня за Доменико. Хотелось закричать: «Прости, что я помешала вам», но на это элементарно не было сил. С каждой секундой говорить становилось все тяжелее.

Вспомнились слова Эмина, когда он просил сохранить хотя бы одного ребенка. А я хотела двух. Сохранить. Сейчас даже не посмеешься над его грубостью, кажется, он знал, о чем говорит.

В его мире беременность — это не то, о чем говорят с нежностью. Здесь просчитывают, выносит ли женщина и не убьют ли их раньше срока. Меня сегодня не убили, но Доменико выжил, чтобы вернуться уже за детьми.

— Давид, — я тихо простонала. В салоне авто было до ужаса тесно. Надо было вызвать скорую из роддома, но я боялась ее не дождаться несмотря на то, что за все было уплачено и даже сверх.

— Тихо, моя красивая.

Давид погладил меня по мокрому лицу.

Мне кажется, я теряла сознание, а Давид был до ужаса бледным. Бледным и в крови. Конечно, он переживал… я признала, что дети его.

— Когда они родятся… — я тяжело задышала, — не отнимай их у меня.

— Чем ты думала, когда решила оставить их?

Давид цедил сквозь зубы. Наверное, его можно было понять. Он скрывался от Доменико много месяцев, чтобы выжить, и чтобы выжила я, а когда объявился, узнал, что скоро станет отцом. Без права выбора.