Когда ты перестанешь ждать (СИ) - Ахметшин Дмитрий

   - Почему бы и нет? - вслух подумал я. - Действительно. Это же медведь. Такое не каждый день увидишь.

   У господина Аалто, похоже, выдался тот ещё месяц.

   - Отлично! - сказал Юсси. - Тогда едем!

   - Через тридцать минут, от моего дома, - категорически заявил я. - Нужно ещё кое-что сделать.

   - Да ты просто решил отведать мамкиного борща, - заверещал Юс, тыча в меня пальцем. Он выскочил вперёд и пятился перед нами с Джейком, кривляясь, подпрыгивая и пыхтя, как трактор.

   - И пельменей, - злорадно прибавил Джейк. - Вы, русские, любите пожрать.

   - Ничего не могу поделать со своими слабостями, - развёл руками я и бегом дёрнул от них по коридору в сторону выхода. Оставалось ещё время, чтобы кое-кого поймать.

   Из школы гомонящей, разноцветной толпой выпархивали дети: газ беспорядка и непрекращающегося, бессмысленного шума, выпущенный в атмосферу сонного города каким-то злым гением. В прозрачном воздухе танцевала мошкара. Даже не скажешь, что вчера был дождь: лужи на асфальте выглядели так же несуразно, как дедовские медали на груди восьмилетнего мальчика.

   Я бросил рюкзак на асфальт, исписанный мелками, изрисованный граффити, взгромоздился на него, как коршун на вершину скалы, и стал обозревать окрестности, дожидаясь жертвы. Только что закончился пятый урок - с истории всегда отпускали чуть пораньше, а на географии, напротив, когда из коридоров уже вовсю доносился задорный топот, ребята сидели и, высунув языки, записывали домашнее задание под строгим присмотром мисс Олли. Я специально проверил расписание, чтобы удостовериться, что жертва от меня не упорхнёт. У нас история, у восьмого "Эй" старуха Олли... самый подходящий вариант для встречи.

   Сашка была на год старше, и училась, соответственно, классом выше.

   Первыми вышли мальчишки. Волокли свои рюкзаки, как докучливый хлам, перебирали в карманах бесконечные мелочи, важные для любого мальчишки: кубики, железяки, бумажки, открывашки для содовой, сотовые телефоны. На ходу распутывали наушники. Они не слишком отличались от наших семиклашек. Наши, может, чуть больше походили на поджавших уши в стремительной скачке лисят.

   Девочки были уже совсем другие. Будто... нет, я не знаю даже, как описать эти перемены. Наверное, очень больно, когда твои кости сами по себе вытягиваются, а мышцы становятся накрученными на гитарный гриф струнами. Если бы человек менялся в течение жизни так, как меняются с пятого по девятый класс девочки, в учебниках истории было бы всё по-другому. Я решил как-нибудь помечтать насчёт того, чтобы заделаться писателем-фантастом.

   Среди девчонок, похожих на стайку разноцветных суетливо щебечущих попугайчиков, я разглядел взмах вороньих крыльев - Александра с расчёсанными на прямой пробор чёрными волосами хотя и была вместе с остальными, но держалась так отстранённо, что сразу было понятно: есть они, а есть она.

   - Эй!

   Однокашники Саши удостоили меня минимальным вниманием. Девушки, как обычно, похихикали между собой над моим акцентом. Зато Сашка остановилась и в упор посмотрела на меня.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

   Я схватил добычу за рукав, оттащил к своему рюкзаку.

   - Привет, - сказала она. - Отпусти. Больно же.

   - Ага, - сказал я и разжал руку. - Есть разговор.

   - Что за разговор? - спросила она неохотно. Перевесила сумку с тетрадками на другое плечо. - Если это опять насчёт того, чтобы куда-нибудь залезть, то я...

   Постой-постой! Это ведь она подбила меня на то, чтобы забраться в комнату Томаса. Однако я не стал спорить. Рюкзак взлетел и устроился на сгибе моего локтя.

   - Пошли, - сказал я. - Как сегодня поживает старуха Олли? Опять не услышала звонка?

   Сашка пожала плечами. Она одета в узкие брюки и пиджачок с белой рубашкой, и напоминает летучую мышь, завернувшуюся в свои крылья. На подбородке замазан тональным кремом прыщ. Уши проколоты, но ни разу - ни в школе, ни вне её - я не видел в них серёжек. Она в простых удобных балетках, и если я встану на цыпочки, то на пару сантиметров превзойду её в росте.

   - От нас она не требует сатисфакции.

   - Чего? Вы на саблях, что ли, дерётесь?

   - Просто не даём ей повода обижаться на нас. Она ведь очень обидчивая особа. Мы сидим смирно и спокойно записываем задание.

   Я вспомнил скрип стульев под нашими наэлектризованными задницами, когда там, в коридоре, как сладкоголосая сирена, поёт звонок. Мы не в силах противиться его зову, а старуха Олли грохает указкой по столу, как будто битой по стеклу автомобиля, и орёт: "Сидеть!". Звуки в классной комнате заглушают звонок, но топот бегущих по коридору младшеклассников не заглушить ничем. От него буквально выворачивает наружу.

   "Ну когда же, когда? - вопрошает каждый сидящий за партой, - Хватит пыток!"

   Старуха Олли в последний раз достаёт из ножен свой отравленный кинжал - язык, то есть, - и диктует: "К завтрашнему дню подготовить..."

   А они, значит, сидят спокойно и пишут.

   - Но она же всё равно держит вас это время.

   - Да, но она любит нас. Говорит, что более спокойного класса во всей школе не сыскать.

   Я вздрогнул. Если гнев мисс Олли так ужасен, какова должна быть её любовь?

   Мы вышли с территории школы, наверное, самые последние в целом мире. Удостоверившись, что нас никто не слышит, я сказал:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

   - Я узнал его, тогда, в доме у... у семьи Гуннарссон. Листок из блокнота Тома - вот что это. Ты спрятала его в кармане.

   Она помолчала.