Здравствуй, нежность - Дэни Вестхофф

К нашему величайшему стыду, нас порядком забавлял вид огромного пса, бушующего в машине с энергией и неистовством улитки. Мне тут вспомнилась одна история, произошедшая в отеле на авеню Сюффрен. Вертеру тогда едва исполнилось два года, было лето, и мать распорядилась подать «буллшот» — коктейль на основе водки, говяжьего бульона и ворчестерширского соуса. Стояла необычайная жара, и метрдотель решил выставить две большие миски с «буллшотом» на балкон. Не прошло и минуты, как запах говяжьего бульона учуял Вертер и, будучи не в силах противиться божественному аромату, принялся за напиток, предназначенный для гостей. Он вылакал все до капельки, и, когда мать его обнаружила, Вертер уже был мертвецки пьян! Он едва держался на лапах и, даже сидя, клонился то в одну, то в другую сторону. Мать тотчас же вызвала доктора Тюилье, который предписал псу строгую диету и огромное количество воды. После этого Вертер спал три дня и две ночи подряд, закрыв морду лапами, как если бы хотел отгородиться от всего мира и не слышать больше ни единого звука.

А до Вертера у матери была Юки, которая появилась у нее сразу же после случая с аварией. Юки была беспородной собачкой, но зато с лихвой компенсировала этот недостаток происхождения понятливостью и обаянием. Шерсть у нее была черно-рыжей, а лапы и «манишка» — белые, что придавало ей некоторое сходство с официантом. Юки любила самостоятельно гулять в Брейском лесу за домом. И вот однажды она ушла, но так и не вернулась. Напрасно мы ее звали, напрасно искали — Юки пропала.

Моя мать была крайне раздосадована ее исчезновением. Естественно, что она поделилась горем со своими близкими, в числе которых оказался и ее давний друг — Жорж Помпиду (он в то время был премьер-министром). Не берусь с уверенностью утверждать, было ли настолько глубоко горе матери, либо же настолько благодетельным оказался Жорж Помпиду, но, так или иначе, к нам в деревню на поиски Юки примчалась чуть ли ни рота жандармов. Однако поиски окончились ничем. Тогда мать задействовала прессу. В своем телевизионном интервью по случаю анонса книги «Сигнал к капитуляции» мать обратилась к зрителям с призывом найти ее собаку. Когда журналист спросил у нее, не находит ли она подобную просьбу на телевидении неуместной, мать ответила: «Беспокоить вас подобным образом — довольно неловко, но я обожаю эту собаку, так что все средства хороши. К тому же зачастую газеты и телевидение порядком раздражают, так что если вдруг они могут оказаться полезными, нужно пользоваться ими без особых угрызений совести». Вместе с тем она добавила, что предпочла бы скорее быть повсеместно осмеянной, но с собакой, чем пользоваться всеобщим уважением, но без нее.

Как вы видите, моя мать действительно очень любила животных, она обожала Юки, однако не стоит считать, что она испытывала к ним излишнюю, патологическую страсть. Когда мы жили на авеню Сюффрен и мне было шесть лет, мать взяла на проживание Кармен. Это была цирковая козочка, которую укротитель заставлял подниматься и спускаться по приставной лестнице, расставленной на тротуаре посреди улицы дю Бак — и все ради каких-то грошей. Во время одного из таких выступлений мать проезжала мимо. Вероятно, в ней взыграла жалость, поскольку она остановилась, купила животное, поместила его в машину и привезла домой. Так мы и жили несколько дней вместе с козой, молодой овчаркой Вертером, пребывавшим в полнейшем недоумении относительно рогатой незнакомки, и не менее удивленным котом Мину. Кармен сразу же вплотную занялась бахромой дивана, что стоял в прихожей, и уже хотела было переключиться на шторы, но отец вовремя отвез ее в Экемовиль. По его рассказам, вид козы, горделиво восседавшей рядом с ним на переднем сиденье кабриолета «Феррари», имел колоссальный успех у проезжавших мимо автомобилистов.

В нашей семье найдется множество других любопытных историй, связанных с животными. У нас до сих пор хранится знаменитая фотография, на которой я с лошадью стою в гостиной в Экемовиле. Или взять ту же историю с Лео, птицей моей двоюродной бабушки из департамента Ло. Пол-лета я проводил вместе с бабушкой в гостях у маминой тетки, любимцем которой была майна — азиатский скворец по имени Лео. Скворец обладал потрясающей способностью имитировать любые звуки и голоса и нередко ею злоупотреблял. Как-то раз к нам на обед заехал Жорж Помпиду (к тому времени он уже стал президентом Республики), проживавший в нескольких километрах от Кажара. И вот, не успел он еще переступить порог столовой, где стояла клетка Лео, как скворец встрепенулся и затянул «Марсельезу». Стоит ли говорить, что такой неожиданный прием изрядно позабавил президента!

Глава 8

Мой отец, Роберт Джеймс Уэстхофф (или просто Боб Уэстхофф), родился 3 марта 1930 года в США, в городе Огилви, штат Миннесота. Будучи предпоследним ребенком от второго брака, отец вырос в многодетной семье с пятью братьями и сестрами и был моложе своего старшего брата на целых двадцать лет. Его отец, эмигрировавший в Гамбург в начале текущего столетия, был удивительно трудолюбивым человеком. И хотя семейный достаток его был достаточно скромным, волна бедности, захлестнувшая Америку сразу же после кризиса 1929 года, обошла его стороной. Еще в юном возрасте Боб вызывал к себе неподдельный интерес родных и близких, считавших его above the average, то есть «выше среднего». Помимо живости и остроты ума, незаурядной проницательности и независимости, которые были отмечены всеми без исключения, отец обладал исключительными способностями к рисованию, музыке и искусству в целом. Эти качества могли бы крепко связать Боба с его отцом, однако жесткая авторитарность со стороны последнего несколько отдалила их друг от друга. Впрочем, свое детское счастье мой отец находил в обществе своих братьев и сестер, а также в совместных многочисленных выдумках и проделках. Он пользовался полнейшей безнаказанностью в силу преклонных лет своего шестидесятилетнего отца, рано полюбил вкус свободы, так что очень скоро стал противиться власти во всех ее проявлениях. Когда его семья переехала из Огилви в городок на границе Висконсина, где даже главная улица насчитывала всего-то с полдюжины домов, отец сразу же почувствовал себя не в своей тарелке. Его мятежный дух требовал новых горизонтов. Поэтому в 1947 году, в возрасте семнадцати лет, он подделал дату своего рождения (или же позаимствовал удостоверение личности у одного из своих старших товарищей — этого мы не знаем) и записался в армию добровольцем. Избрав своей стезей военно-воздушные войска, он отправился в Сан-Антонио, штат Техас, на обучение. Затем он успешно окончил офицерскую школу, получил повышение и стал одним из самых молодых офицеров армии США. Разумеется, несколько месяцев спустя обман отца вскрылся. К тому времени он уже достиг совершеннолетия. Вопреки мнению биографов, отца не разжаловали, и он не перевелся на службу в другую страну. Руководство военно-воздушных сил США не пожелало лишаться такого способного солдата и простило ему эту уловку. Завершив свою службу в Техасе, отец отбыл в Анкоридж, штат Аляска, основной оборонный форпост Штатов в борьбе с Советским Союзом. В 1948 году в Анкоридже разрабатывался проект противовоздушной обороны под кодовым названием «Найк». Холодная война была готова вот-вот разразиться. Поддавшись антикоммунистическому психозу, Америка расширяла свою гегемонию и укрепляла военные базы по всему миру. Гигантское советское государство только что разгромило нацистских захватчиков и разрушило единство своих бывших союзников по Ялтинской конференции.