Не засыпай - Голдин Меган
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я думал, что говорил об этом, – отвечает он довольно резковато. Марко ненавидит мое любопытство. – Ты звучишь так, будто из-за чего-то расстроена, – смягчается он, улавливая страх в моем голосе. – Ты уверена, что все в порядке, Лив?
– Я просто расстроена, что ты не можешь приехать. Эми нет, и квартира кажется очень… пустой, – отвечаю я, слишком стыдясь говорить ему, что испугалась быть одной в собственном доме.
– За мной должок, – обещает он с хрипотцой в голосе.
– Запишу на твой счет, – запинаясь, говорю я, прежде чем повесить трубку.
Стук возобновляется. Он определенно исходит из комнаты Эми. Я иду к ее спальне, держа телефон как оружие. Дойдя до ее комнаты, я легко пинаю дверь, чтобы она полностью открылась, и включаю свет.
Эми забыла закрыть окно на щеколду. Ветер, должно быть, открыл его, и теперь оно билось о стену.
Я закрываю окно и разворачиваюсь, чтобы осмотреть комнату. В ней есть гардеробная, а в углу у окна стоит стол. Когда Эми училась медицине, стол был всегда завален книгами. Теперь на нем нет ничего, кроме серебристого ноутбука.
На ее кровати лежит маленький чемодан, который она, вероятно, оставила во время сборов. Я полагаю, что она отдала предпочтение чемодану пообъемней, который вместит больше одежды. Эми всегда берет чемодан больше, чем надо. Ей неведомо то, что в недельную поездку можно брать два чемодана. Когда я поворачиваюсь, чтобы выйти из комнаты, то чуть не падаю, споткнувшись о хвост Шоны, торчащий из-под кровати Эми.
– Так вот ты где!
Шона открывает свой здоровый глаз и таращится на меня с презрением, а потом снова засыпает.
Я направляюсь на кухню, чтобы приготовить что-нибудь поесть, ясно понимая, что холодильник может предложить очень ограниченный ассортимент. Помимо яиц и сыра я нахожу банку спаржи в шкафчике. Я готовлю омлет с сыром и спаржей и ем его перед телевизором в гостиной.
Мои веки наливаются тяжестью, и я засыпаю на диване посреди передачи. Я просыпаюсь от грохота. Снова окно Эми. Я не могу взять в толк, как оно смогло открыться, если до этого я плотно его закрыла. Я опять захожу в комнату, включаю свет и закрываю окно. В этот раз я дважды его проверяю, чтобы убедиться, что оно случайно не откроется вновь.
Будильник у постели Эми говорит мне, что время близится к полуночи. Я плетусь в ванную и чищу зубы, а потом открываю дверь в свою спальню.
Я включаю свет и встаю на пороге как вкопанная. Когда я уходила утром на работу, все было прибрано. Сейчас все не так. В моей комнате царит хаос. Кровать измята. Дверцы шкафа и часть ящиков комода приоткрыты. Как будто кто-то копался в моих вещах.
Одна из фоторамок лежит на полу посреди осколков стекла. Это фото нашей с Марко поездки в штат Мэн на выходные. Я поднимаю рамку и разбитое стекло и ставлю на стол у кровати. Грудь спирает от страха, когда я вижу окно. Кто-то нарисовал сердце, проткнутое стрелой, на пыльном оконном стекле.
Я звоню в 9-1-1, хоть мне и не по душе обращаться в полицию. Во мне глубоко сидит недоверие к представителям власти с тех пор, как той ночью, когда меня забирала служба опеки, коп вырвал меня из рук мамы. Это воспоминание меня никогда не покидает. Это ощущение усугубил инцидент, когда в студенческие годы меня жестко задержали и заковали в наручники из-за того, что я случайно оказалась поблизости от студенческих протестов. Копы отпустили меня, когда еще раз посмотрели записи с видеокамер, которые показали, что я в этом не участвовала, но тот опыт только углубил мое недоверие.
Двое полицейских в форме прибывают через двадцать минут. К тому времени я переодеваюсь в спортивные штаны и сижу, сжавшись на кресле в гостиной, делая глубокие вдохи и стараясь взять себя в руки. Полицейские вежливо слушают мой детальный рассказ о том, что произошло.
– То есть вы не заходили в свою спальню, когда пришли домой? – спрашивает грузный коп с тонкими усами, пока его молодой темноволосый напарник проверяет защелки на окнах в кухне и гостиной на предмет отсутствия взлома.
– В последний раз я была в своей спальне этим утром, перед тем как пойти на работу. Все было прибрано. Постель заправлена. Она не выглядела так, как сейчас, – я указываю руками на беспорядок.
Я иду за младшим копом в комнату Эми, где он проверяет окно.
– Похоже, оконную задвижку надо починить. Вот почему она открывается настежь, когда дует ветер, – объясняет он, играя пальцами с щеколдой.
Он говорит мне, что никто не смог бы вскарабкаться по внешней стене нашего дома, чтобы забраться через окно.
– Только если это кот-взломщик. Не знаете, у вашей соседки не пропало ничего ценного?
– Трудно сказать, – мой взгляд приковывается к серебристому ноутбуку Эми. – Ее компьютер все еще тут.
– Вот это испарилось бы за секунду, если бы дом ограбили. И вот это, – он указывает на золотое ожерелье и другие украшения в хрустальной вазе на прикроватном столике Эми.
Он вращает задвижку, чтобы убедиться, что в этот раз окно закрылось как надо, и говорит, чтобы утром я позвала арендодателя его починить.
– Я предлагаю вам пойти спать и завтра поговорить с вашей соседкой. Может, она в шутку нарисовала на окне сердце, – басит мне грузный коп с усами, когда мы возвращаемся в гостиную.
– Я правда думаю, что тут кто-то был, – неуверенно произношу я.
– Нет никаких следов взлома с проникновением. Мы тщательно все обследовали.
– Только то, что нет никаких следов взлома, не означает, что его не было. Можете хотя бы отпечатки снять?
– Мэм, нет никаких признаков преступления. Ничего не было украдено. Коты могут шкодить, если их оставить одних. Они умнее, чем думают люди.
– Моя кошка умная, но даже она не может открывать и закрывать ящики и дверки шкафа. И сердца на окнах она не умеет рисовать.
– Может, это сделала ваша соседка перед тем, как отправиться в отпуск, – предполагает грузный коп, пытаясь остановить меня. – Может, она одолжила какие-то ваши вещи и так спешила, что оставила после себя бардак.
– Эми так не сделала бы. Она знает, что я та еще чистюля. Кто-то другой был тут.
Он нетерпеливо вздыхает.
– Послушайте, мы осмотрели вашу квартиру. Тут не было никого кроме вас, – он открывает входную дверь и движением головы приглашает напарника последовать за ним.
– Кто-то, должно быть, вошел в квартиру и перерыл все в моей спальне. Даже если этот человек ничего не украл, это все еще нарушение закона. Взлом с проникновением. Разве нет? – я раздражена тем, что они не делают буквально ничего, чтобы разобраться в ситуации.
– Это было бы нарушением закона, если бы это произошло, – произносит он, повернувшись ко мне так, что я вижу блеск осуждения в его глазах. – Нет никаких свидетельств, что был взлом. Ничего не пропало. Никакого насильственного вторжения. Есть ли кто-то, кто, по вашему мнению, мог бы вломиться в вашу квартиру, только чтобы вам насолить? Кто-то, кто затаил обиду? Бывший? Сосед?
– Никто из тех, кого я знаю, так бы не поступил!
– А что насчет тех, кого вы не знаете? – встревает младший коп, получая за это раздраженный взгляд от своего напарника.
– Что вы имеете в виду?
– В последнее время вы не подвергались никаким домогательствам, мэм? Анонимные сообщения? Звонки? Угрозы какого-либо рода?
– Вы спрашиваете, не преследует ли меня кто-нибудь?
– Да, именно.
Кевин, официант из «Кафе дель Мар», оставил мне еще три сообщения на работе. Я не стала бы определять это как преследование. Он никогда не делал ничего большего, только оставлял безобидные сообщения. Но мне кажется странным, что официант, с которым у меня была мимолетная беседа, отследил меня в моем офисе и названивает мне.
Я уже почти называю его имя, но затем передумываю. Некоторые люди просто очень плохо считывают социальные сигналы. Кевин мог быть из их числа, поэтому он продолжает названивать мне на работу. К тому же он может оказать сопротивление, если полиция насядет с вопросами по поводу его звонков мне. Все всегда идет наперекосяк, когда в дело вмешивается полиция.