Media Sapiens-2. Дневник информационного террориста - Сергей Минаев

— Коллеги, Зурабу очень не просто. Мы все вместе обсуждаем тему в студии, практически выключая его из дискуссии. А когда Зураб отвечает, то слышит себя в наушнике с трехсекундной задержкой. Поверьте, это очень не просто. Давайте будем уважать друг друга. Итак, Зураб, я повторяю вопрос: «Как вы считаете, в Грузии сейчас более независимые СМИ, чем в России?» И в этот момент у грузина выпадает из уха микрофон, и он снова не слышит Ганапольского. Когда Ганапольский заканчивает говорить и поворачивается к экрану, Зураб снова расплывается в улыбке и говорит:

— Батоно Матвей, извэнитэ, у мэня микрофон из уха выпаль. Тот жэ вапрос? Так я считаю, что прэждэ всего…

— Вот мудило тупое, — выдыхаю я, забыв, что ко мне прикреплён микрофон. Зураб продолжает говорить, и тут моё высказывание доходит до него по телемосту. Услышав собственную речь с задержкой в три секунды, как и полагается, он встрепенулся.

— Ээээ, ты чо сказал, а? — Зураб вскакивает, вынимает из уха микрофон, который ему мешает говорить, отбрасывает его в сторону и начинает орать: — Ты каво мудилой назвал, ищак? Я твой рот ибаль, понял, да?

— Сам ты ишак. Тоже мне, орёл… — Я встаю, снимаю микрофон и двигаю к выходу.

— Ребята, ребята, — пытается примирить нас Ганапольский, — Антон, Зураб — перестаньте.

— Ээ, Матвей, а че это за дэло, э? Чо он меня так назвал? Я его так называл? — Зураб стоит в своей студии и по-бабьи разводит руками.

— Антон, ты не прав, — Ганапольский идёт следом за мной, — последнее, что мы сейчас должны делать, — это ругаться между собой. Тогда как нам нужно сплачиваться.

— Вот и сплачивайтесь. — Я хлопнул дверью и вышел вон.

Я улыбаюсь. Действительно, смешно получилось, хотя весьма вероятно, что и не правильно. Я, полулёжа в кресле, курю и пью прямо из горла довольно дрянной французский коньяк неизвестной марки, подаренный мне кем-то из коллег. Включаю телевизор. По РТР показывают «Аншлаг, аншлаг». Клоун, одетый метростроевцем, или метростроевец, одетый клоуном, не поймёшь, поёт комические куплеты:

Выпить я хотел сто грамм.На экране либералГоворит, что президентС нас три шкуры ободрал,Мол, ни водки, ни селёдкиНе оставил вам, друзья!

Только вот не понял яДиспут философский.Раньше пил я спирт «Рояль»,Теперь коньяк «Московский».Медия, медия,Не понятно не xуя.

«Халтурщики, — я отпиваю коньяк, — неужели тоньше нельзя? Хотя, наверное… наверное, и не нужно тоньше-то».

Клоуна-метростроевца сменили две «новые русские бабки». Одна из них играла на маленькой гармошке, другая — на гавайской гитаре. Рядом с ними топтался на месте дурацкого вида чувак в деловом костюме. Бабки запели хором:

Телевизор я включила:В нём программа «НОВОСТИ»,Про инфляцию трещитТам Антоха Дроздиков.

Он пугал, что скоро будемСнова все мы нищими,А мне пенсию поднялиДвумя с полстами тыщями.Эх, хвост, чешуя,Все наврала медия.

Мне по радио сказали:«Нет свободы слова».Я-то знаю, все придумалДроздиков Антоха.

Я разбила радиолу, завела магнитофон.Только гадости забыла, снова слышу его гон:«Нам в России жизни нет С этим президентом».Дёрнула из сети шнур я одним моментом.Эх, хвост, чешуя.Все наврала медия.

Я включила пылесос,И в пылесосе этот пёсГоворит, что олигарховобижает президент.А мне до олигархов —что до этой лампы.

Внук включает Интырнет:Тама баннер про балет.Тыкнула на баннер я —Там сволочь либеральная.

Судя по всему, чувак в деловом костюме — я. Вот так. Когда-то мне говорили, что настоящей звездой можно стать только после того, как тебя простебают на ОРТ или РТР. Поздно они спохватились. Пропустили тренд. Я простебал их раньше. Я стал медиа-звездой. Ха-ха-ха. Властелином Медиа.

Бабки тем временем продолжили:

Я от Дроздиков устала:Все мозги мне выпили.В ФСБ я позвонила.Чтобы меры приняли.

"Приходят люди в серых костюмах и уводят Дроздикова под песню «Антошка, Антошка, пойдём копать картошку».

Неужели намёк на то, что снова на «Кухню» ехать? Пойдём копать картошку… юмористы, бля… нету, нету у вас героев, — я делаю большой глоток, — не читаете классику. Папу не знаете".

Я улыбаюсь и смотрю на плакат в рамке, стоящий в книжном шкафу. Плакат представляет собой стебалово над известной обложкой брауновского «Кода да Винчи». Отличие состоит лишь в том, что леонардовская Мона Лиза носит голову Геббельса с гладко зачёсанными назад волосами. Геббельс, так же, как и она, криво улыбается. На месте названия книги характерным шрифтом написано:

СОDЕ 14/88. DISARM YOU WITH A SMILЕ!

А под фигурой Йозефа-Джоконды то же, но в русском переводе:

КОД ЗА 14р. 88 коп. МИЛЫЙ МОЙ, ТВОЯ УЛЫБКА!

Я снова улыбаюсь и закрываю глаза. После коньяка очень хочется спать. Я запрокинул голову и, весьма вероятно, захрапел. Мне опять снились «нокиевские» гонки на спорткарах. Я также сидел в прозрачном кубе-комнате перед монитором и с помощью мыши управлял машинками доброго десятка игроков, которые жали на клавиатуры своих телефонов. Даже во сне я помнил, что всё это уже было со мной: и как я менял игрокам «порши» на «Жигули», и как я увеличивал или уменьшал им высоту трамплина, и как я потешался над тем, что игроки думали, что это они сами управляют своей игрой.

Я зевал. Мне было ужасно скучно. Отчасти из-за того, что я знал финал игры каждого из участников, отчасти из-за того, что я понимал — ни один из них так и не обернётся назад. Слишком уж каждый из них был увлечён собой. И тогда я решил обернуться сам.

За прозрачной стенкой куба позади меня не было ВООБЩЕ НИЧЕГО. Казалось, что кто-то приложил к стенке белый лист бумаги. Вероятно, именно так должна была выглядеть по замыслу создателя АБСОЛЮТНАЯ ПУСТОТА. Лишь изредка по этому листу бегали какие-то блики. Я встал, подошёл к стенке и упёрся в неё лбом. Так, чтобы хоть чуточку посмотреть вниз. Вначале мои глаза, привыкшие к мерцанию мониторов, не уловили границы между пустотой и чем-то ещё. Я всматривался вниз и через несколько минут понял, почему бликовала пустота. Мерцание исходило снизу, от светящихся квадратиков. Они то загорались, то гасли — так, как это происходит с клавишами телефона, на которые нажимают пальцем. Подумав об этом, я в ужасе отстранился от стены и вернулся обратно за стол, ведь ЭТО И БЫЛ ЧЕЙ-ТО ТЕЛЕФОН. Во всяком случае, все на это указывало.

«НЕТ, — подумал я, — ЭТОГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ, ВЕДЬ ЭТО Я — ТОТ, КТО УПРАВЛЯЕТ ЧУЖИМИ ТЕЛЕФОНАМИ И МАШИНКАМИ?»

Я снова подошёл к стене, прислонился всем лицом и даже встал на цыпочки, чтобы увеличить угол обзора. Клавиши не горели. Какие-то секунды внизу было темно. Затем из ниоткуда выдвинулся белый столб, тыкнул в один из квадратиков — и тот загорелся.

Я проснулся в холодном поту от собственного крика. Я долго сидел на кровати, не включая свет, и тупо смотрел перед собой, пока мне не показалось, что сбоку от меня что-то мерцает. Я повернул голову и увидел лежащий на тумбочке телефон со светящимся экраном. На экране было написано: «Неотвеченный вызов: 1».

Просматривать, кто мне звонил, я отчего-то не стал.

«Киностудия Грузия-фильм»

К месту съёмок приехали в семь часов утра. Пока из автобусов выгружались американцы и аппаратура, я с оператором из своей команды пошёл на встречу с грузинами. Из подъехавшего открытого «уазика» почти на ходу выскочил здоровый бородатый мужик, одетый в камуфляж. Он подошёл ко мне, снял тёмные очки, улыбнулся и протянул руку:

— Ваха.

— Приятно познакомиться, я Антон.

— И мнэ очэн приятно.

— Ты, значит, тут за старшего?

— Вродэ того.

— У тебя общая информация о сегодняшнем событии имеется?

— Имеется, а как жэ. Канешна имеетса, дарагой.

— Вот и отлично. Значит так, Ваха. Мы тут у тебя поснимаем чуть-чуть и уедем. Мне главное понять диспозицию, так сказать. Чтобы мы все, разом, понимаешь, все вместе слаженно сработали, понимаешь?

— Канэшно панимаю, дарагой. Я по-русски харашо панимаю. Русскую школу заканчивал, в армии служил, мнэ три раза гаварить нэ нада. Харашо, дэрагой? А на акцэнт внимания не обращай, дети гор, что с нас возьмёшь. — Закончив фразу на чистом русском языке, Ваха улыбнулся, как человек, готовящийся привести приговор смертной казни в исполнение.

— Прости, Ваха, прости, дорогой. Это издержки профессии. Приходится часто с иностранцами работать, вот и говорю медленно, с повторами. Условный рефлекс. Извини, если обидел.

— Нэ проблэма, дарагой.

— У тебя опыт съёмок боевых действий или вообще опыт подобных съёмок имеется?

— Ну, так… — Ваха отвернулся и сплюнул.