Вечный союз - Уильям Форстен

– Я вижу, вы все еще расстроены в связи со вчерашним посещением бань, – обронил Марк, заметив, с каким ужасом Винсент взирает на здание, будто ожидая, что оттуда вот-вот выскочит сам сатана с рогами и хвостом.

– Это ваш обычай, но мне он чужд, – холодно ответил Винсент, опустив на этот раз слова о неминуемом божеском проклятии, от которых не удержался накануне, пулей вылетев из бань.

– Мы можем сказать то же самое об обычаях, заведенных у вас, – парировал консул с таким видом, будто победил в споре.

– То, чем вы занимаетесь в личной жизни, меня не касается, сэр.

– Однако вызывает у вас неприязнь. – Я этого не говорил.

– Но подумали, – рассмеялся Марк.

Винсент, чувствуя, что вряд ли одержит верх в этом споре, предпочел промолчать.

– Возможно, тут я не вполне справедлив по отношению к вам, – сказал Марк после непродолжительной паузы. – Но меня, без сомнения, касается вопрос о том, что говорят ваши люди в наших тавернах и других общественных местах. Эти разговоры так же неприятны нашим патрициям, свободным торговцам и ремесленникам, как и вам наши бани.

Вопрос о посещении русскими злачных мест беспокоил и самого Винсента. Заведений, несомненно служивших обителью греха, здесь было немало.

– Все это непросто как для вас, так и для нас, – продолжал Марк. – Когда через два месяца ваша железная дорога достигает Рима, тысячи римлян и тысячи русских смогут без труда отправиться в путешествие, которое раньше было доступно единицам раз в несколько лет. Нам нужно многое из того, чем вы обладаете, но при этом далеко не все, что вы, похоже, пытаетесь нам навязать, подходит нам.

– То есть демократическая форма правления и отмена рабства, – уточнил Винсент. – Но ведь мир изменился, Марк. Ваше рабство было на руку Тугарам – именно с его помощью они держали в своих руках и вас, и русских, и другие народы. Теперь тугары ушли, и пора вздохнуть свободно.

– Если я объявлю заседающим в сенате патрициям, владельцам поместий, что отныне их рабы имеют право голосовать и вольны работать где и как им вздумается, живым я оттуда не выйду.

«Неужели так будет повторяться во всех городах, во всех землях?» – подумалось Винсенту. На Руси все получилось как-то само собой: бояре хотели уничтожить всех янки, а в это время против них поднялись крестьяне, которым осточертело ненавистное боярское иго. Здесь, в Риме, Винсент тоже чувствовал витавшие в воздухе волны ненависти. Когда он сталкивался на улицах с рабами – а казалось, что весь этот чертов город только рабами и населен, – они глядели на него с благоговейным трепетом. «Неужели мое появление приведет к восстанию, результатом которого опять будут тысячи убитых? – думал он. – Неужели мы будем шествовать по планете с мечом в руках, вызывая бесконечную череду войн и революций, в ходе которых будут гибнуть люди?» Эта мысль повергла его в уныние. Он уже погубил столько жизней, что теперь до конца жизни обречен испытывать угрызения совести. А может быть, именно поэтому Эндрю и назначил его послом, а Калин в качестве президента поддержал это назначение, рассчитывая, что Винсент, с его квакерским воспитанием, постарается разрешать спорные вопросы без применения оружия.

– В таком случае получается, что мы загоняем вас в тупик, – меланхолично заметил Винсент, хватаясь за поручни, чтобы не выпасть из колесницы, которая лавировала в толпе, рассыпавшейся по сторонам при виде первого консула.

– Вывести нас из этого тупика – ваша прямая обязанность, – бросил Марк в ответ. Колесница свернула с оживленной магистрали на просторную площадь форума. Винсент с восхищением смотрел на открывшуюся перед ним перспективу. Окружавшие площадь здания были построены из известняка. Спереди форум обрамляла колоннада с каннелюрами, а венчал ее купол с мраморной фигурой Юпитера.

Дворец Марка в противоположном конце форума сверкал белизной в лучах солнца. По бокам площади высились аналогичные дворцы двадцати виднейших римских семейств, которые владели всеми землями и правили почти двумя миллионами жителей. В отличие от Руси, страдавшей от боярских междоусобиц, Рим всегда был сплочен вокруг первого консула, чей титул передавался по наследству от отца к сыну на протяжении нескольких столетий.

Уже этот факт заставлял Винсента с особым вниманием отнестись к той задаче, которая была поставлена перед ним. На Руси разногласия между боярами помогли их полку выжить и затем совершить революцию, а Церковь, принявшая их поначалу в штыки, впоследствии стала оплотом демократии. Здесь же не было ни разногласий, которыми можно было бы воспользоваться, ни Церкви. К тому же римляне, не воевавшие и не понесшие потерь, втрое превосходили русских числом.

Если они обучат римлян всем премудростям современного военного искусства, а те впоследствии обратят это знание против своих учителей, то им придется туго. Винсент понимал, что сейчас наступил очень деликатный момент, когда, с одной стороны, эйфория по поводу изгнания тугар и новизна зарождающихся между двумя странами связей способствовали редкостной открытости в отношениях, а с другой стороны – один неверный шаг мог все погубить и создать прецедент, который навсегда похоронит все надежды на объединение и высшее назначение Руси. Ошибки, совершенные сейчас, могли стать семенами будущего раздора, и если в данный моментони обладали техническим превосходством, то со временем оно могло нивелироваться.

– Мне пора отправляться к моим сенаторам и выслушивать их гневные филиппики по поводу того, что ваши люди подбивают наших рабов на восстание, – сказал Марк.

– Марк, вы видели лишь малую часть того, на что способны свободные люди! – воскликнул Винсент, хватая консула за руку.

– Следует ли мне понимать это как угрозу?

– Что вы, сэр, это означает, что свободный Рим может достичь очень многого. Вы ведь, полагаю, согласитесь со мной, что рабы, как правило, очень ленивы, инертны, вороваты и стараются обмануть хозяина и сделать как можно меньше?

– Разумеется, – засмеялся Марк. – Они хуже последних отбросов общества и тупее моей лошади.

Винсента передернуло, тем более что в этот момент к ним подошли два раба, лица которых были непроницаемы, будто они не слышали этой тирады.

– Так вот. Все русские солдаты были рабами, как и строители железной дороги. Вся наша армия, победившая тугар, состоит из бывших рабов. А теперь они стали самыми трудолюбивыми людьми на всей этой планете. И каждый русский, который прежде был рабом, ежедневно видит, как создается что-то новое. Он размышляет, как сделать это лучше, скорее, какие машины для этого применить. Он полон желания улучшить окружающую жизнь.

– Откуда у него может возникнуть такое желание? – спросил Марк, не в состоянии постичь подобный образ мыслей.

– Оттого что он свободный человек. Чем лучше он сделает свою работу, тем больше денег заработает. Постепенно весь народ становится богаче, сильнее, живет все лучше и лучше. Правительство старается не облагать людей слишком большими поборами и не препятствовать частной инициативе, так как понимает, что, делая это, лишь ослабляет само себя. На этом и основывается та сила, которой мы обладаем, и это же может стать залогом вашего успеха. Подумайте об этом, Марк. Ведь ваши люди способны на это.

Марк взглянул на Винсента скептически, как будто тот говорил невообразимую чушь.

– Ваши землевладельцы могли бы облагать крестьян разумным налогом, а не обирать их, – продолжал Винсент. – Если бы ваши труженики знали, что работают ради своего блага, то делали бы в три-четыре раза больше, и вы со своими сенаторами в итоге ничего не потеряли бы.

– Если мы дадим плебсу полную свободу, то первое, что он сделает, – это прогонит нас прочь, – возразил Марк.

– Издайте законы, которые будут гарантировать вашим семьям сохранение того, чем они владеют, в обмен на свободу для всех. Мы можем помочь вам в разработке таких законов. Можно было бы избрать две группы представителей – одну из патрициев, другую из простых людей, как это было в вашем Древнем Риме или в стране вроде нашей, которая называется Англией. И закон будет считаться принятым только в том случае, если обе группы представителей согласятся с ним. Это будет справедливо по отношению ко всем. Каждая из этих групп может выдвинуть своего консула, чтобы они правили вдвоем по соглашению друг с другом.

Винсент клял себя за эти слова, ибо таким образом власть земельной аристократии увековечивалась. «Если бы меня услышал Том Джефферсон, – печально думал молодой человек, – он, наверное, растерзал бы меня». Оказалось, что быть последовательным аболиционистом гораздо труднее, чем это ему раньше представлялось.

– У нас еще будет достаточно времени, чтобы обсудить эти вопросы, – сказал Марк, видя, что из сената выходят ликторы со своими фасциями и выстраиваются в две шеренги на ступенях для встречи первого консула. – Сейчас меня ждут неотложные дела. Поговорим об этом вечером. – Марк начал подниматься по ступеням, но обернулся к Винсенту: – Жара невыносимая. Почему бы вам не сходить в бани?