Рождественская песнь в прозе (пер. Пушешников) - Чарльз Диккенс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Духъ былъ попрежнему недвижимъ.
Скруджъ, дрожа, подползъ къ могилѣ, слѣдуя указанію пальца духа и прочиталъ на камнѣ заброшенной могилы свое имя:
«Эбензаръ Скруджъ».
— Но неужели человѣкъ, лежавшій на кровати, — я? — воскликнулъ Скруджъ, стоя на колѣняхъ.
Палецъ поперемѣнно указывалъ то на него, то на могилу.
— Нѣтъ, духъ, нѣтъ!
Палецъ указывалъ въ томъ же направленіи.
— Духъ, — воскликнулъ Скруджъ, крѣпко хватаясь за одежду духа, — выслушай меня. Я уже не тотъ, какимъ былъ. Я не хочу быть такимъ, какимъ былъ до общенія съ тобою! Зачѣмъ ты показываешь все это, разъ нѣтъ для меня никакой надежды на новую жизнь?
Казалось, рука дрогнула — въ первый разъ.
— Добрый духъ, — продолжалъ Скруджъ, стоя передъ нимъ на колѣняхъ. — Ты жалѣешь меня. Не лишай же меня вѣры въ то, что я еще могу, исправившись, измѣнить тѣни, которыя ты показалъ мнѣ!
Благостная рука снова дрогнула.
— Всѣмъ сердцемъ моимъ я буду чтить Рождество, и воспоминаніе о немъ буду хранить въ сердцѣ круглый годъ! Я буду жить прошлымъ, настоящимъ и будущимъ! Воспоминаніе о духахъ будетъ всегда живо во мнѣ, я не забуду ихъ спасительныхъ уроковъ. О, скажи мнѣ, что я еще могу стереть начертанное на этомъ камнѣ!
Въ отчаяніи Скруджъ схватилъ руку призрака. Тотъ старался высвободить ее, но Скруджъ держалъ ее настойчиво, крѣпко. Но духъ оттолкнулъ его отъ себя. Простирая руки въ послѣдней мольбѣ, Скруджъ вдругъ замѣтилъ какую-то перемѣну въ одѣяніи духа… Духъ сократился, съежился, — и Скруджъ увидѣлъ столбикъ своей кровати.
Строфа V
Эпилогъ
Да, это былъ столбикъ его собственной кровати. И комната была его собственная. Лучше же всего, радостнѣе всего было то, что будущее тоже принадлежало ему — онъ могъ искупить свое прошлое,
— Я буду жить прошлымъ, настоящимъ и будущимъ! — повторялъ Скруджъ, слѣзая съ кровати. — Въ моей душѣ всегда будетъ живо воспоминаніе о всѣхъ трехъ духахъ. О, Яковъ Марли! Да будутъ благословенны небо и Рождество! Я произношу это на колѣняхъ, старый Марли, на колѣняхъ!
Онъ былъ такъ взволнованъ и возбужденъ желаніемъ поскорѣе осуществить на дѣлѣ свои добрыя намѣренія, что его голосъ почти отказался повиноваться ему. Лицо это было мокро отъ слезъ, — вѣдь онъ такъ горько плакалъ во время борьбы съ духомъ.
— Онѣ цѣлы! — вскричалъ Скруджъ, хватаясь за одну изъ занавѣсокъ кровати. — Все цѣло — я ихъ увижу, — всего того, что могло быть, не будетъ! Я вѣрю въ это!
Онъ хотѣлъ одѣться, но надѣвалъ платье наизнанку чуть не разрывалъ его, забывалъ, гдѣ что положилъ, — продѣлывалъ всякія дикія штуки.
— Я не знаю, что дѣлать! — вскричалъ Скрудижъ, смѣясь и плача, возясь со своими чулками, точно Лаокоонъ со змѣями. — Я легокъ, какъ перо, счастливъ, какъ ангелъ. Веселъ, какъ школьникъ! Голова кружится, какъ у пьянаго. Съ радостью всѣхъ! Съ праздникомъ! Счастливаго Новаго года всему міру! Ура! Ура!
Вбѣжавъ въ припрыжку въ пріемную, онъ остановился, совершенно запыхавшись.
— Вотъ и кастрюлька съ овсянкой! — вскричалъ онъ, вертясь передъ каминомъ. — Вотъ дверь, черезъ которую вошелъ духъ Якова Марли! Вотъ окно, въ которое я смотрѣлъ на рѣющихъ духовъ! Все какъ и должно быть, все, что было, — было. Ха, ха, ха!
Онъ смѣялся, — и для человѣка, который не смѣялся столько лѣтъ, этотъ смѣхъ былъ великолѣпенъ, чудесенъ. Онъ служилъ предвѣстникомъ чистой, непрерывной радости.
— Но какое число сегодня? — сказалъ Скруджѣ. — Долго ли я былъ среди духовъ? Не знаю, не знаю ничего. Я точно младенецъ. Да ничего, это не бѣда! Пусть лучше я буду младенцемъ! Ура! Ура! Ура!
Громкій, веселый перезвонъ церковныхъ колоколовъ, — такой, котораго онъ никогда не слыхалъ раньше, вывелъ его изъ восторженнаго, оостоянія. Бимъ, бомъ, бамъ: Донъ, динь, донъ! Бомъ, бомъ, бамъ! О, радость, радость!
Подбѣжавъ къ окну, онъ открылъ его и высунулъ голову. Ни тумана, ни мглы! Ярко, свѣтло, радостно, весело, бодро и холодно! Морозъ, отъ котораго играетъ кровь! Золотой блескъ солнца. Безоблачное небо, свѣжій сладкій воздухъ, веселые колокола! Какъ дивно-хорошо! Какъ великолѣпно все!
— Какой день сегодня? — воскликнулъ Скруджъ, обращаясь кь мальчику въ праздничномъ костюмѣ, которыя зазѣвался, глядя на него?
— Что? — спросилъ сильно удивленный мальчикъ.
— Какой у насъ сегодня день, мой другъ? — спросилъ Скруджъ.
— Сегодня? — отвѣтилъ мальчикъ. — Вотъ тебѣ разъ! Рождество, конечно!
— Рождество! — сказалъ Скруджъ самому себѣ. — Значитъ, я не пропустилъ его. Духи все сдѣлали въ одну ночь. Они все могутъ, все, что захотятъ. Разумѣется, все. Ура, дорогой другъ.
— Ура! — отозвался мальчикъ.
— Знаешь ли ты лавку, на сосѣдней улицѣ на углу, гдѣ торгуютъ битой птицей? — спросилъ Скруджъ.
— Еще бы не знать! — отвѣтилъ мальчшсъ.
— Умникъ! — сказалъ Скруджъ. — Замѣчательный мальчикъ! Такъ вотъ, не знаешь ли-ты, продана или нѣтъ индѣйка, висѣвшая вчера тамъ, — та, что получила призъ на выставкѣ? Не маленькая индѣйка, а большая, самая большая?
— Это та, что съ меня величиной? — спросилъ мальчикъ.
— Какой удивительный ребенокъ! — сказалъ Скруджъ. — Пріятно говорить съ нимъ! Да, именно та, дружокъ!
— Нѣтъ, еще не продана, — сказалъ мальчикъ.
— Да? — воскликнулъ Скруджъ. — Ну, такъ ступай и купи ее.
— Вы шутите?
— Нѣтъ, нѣтъ, — сказалъ Скруджъ. — Нисколько. Ступай и купи ее. И, скажи, чтобы ее доставили сюда, а тамъ я скажу, куда ее отнести. Вернись сюда вмѣстѣ съ приказчикомъ, который понесетъ индѣйку. За работу получишь шиллингъ. Если же вернешься разьше, чѣмъ черезъ пять минутъ, я дамъ тебѣ полкроны.
Мальчикъ полетѣлъ, какъ стрѣла изъ лука, да съ такой быстротой, съ которой не пустилъ бы ее и самый искусный стрѣлокъ.
— Я поіилю ее Бобу Крэтчиту, — прошепталъ Скруджъ, потирая руки и разражаясь смѣхамъ.
— И онъ такъ и не узнаетъ, кто ее прислалъ. Она вдвое больше Тайни-Тима… Джекъ Миллеръ никогда бы не придумалъ подобной штуки — послать Бобу индѣйку!
Почеркъ, которымъ онъ писалъ адресъ, былъ нетвердъ. Написавъ кое-какъ, Скруджъ спустился внизъ по лѣстницѣ, чтобы открыть дверь и встрѣтить лавочника. Ожидая его, онъ остановился. Молотокъ попался ему на глаза.
— Всю жизнь буду любить его! — воскликнулъ Скруджъ, потрепавъ его. — А прежде я почти не замѣчалъ его. Какое честное выраженіе лица! Удивительный молотокъ! А вотъ и индѣйка! Ура! Какъ поживаете? Съ праздникомъ!
Ну, и индѣйка! Врядъ ли эта птица могла стоять на ногахъ? Онѣ мгновенно переломились бы, какъ сургучныя палки!
— Да ее невозможно будетъ отнести въ Камденъ-Таунъ! — воспликнулъ Скруджъ. — Придется нанять извозчика.
Со смѣхомъ говорилъ онъ это, со смѣхомъ платилъ за индѣйку, со смѣхомъ отдалъ деньги извозчику, со смѣхомъ наградилъ мальчика — и все это кончилось такимъ припадкомъ хохота, что онъ былъ принужденъ сѣсть на стулъ, едва пероводя духъ, хохоча до слезъ, до коликъ.
Выбриться теперь, когда такъ сильно. дрожали руки, было нелегко: бритье требуетъ вниманія даже и тогда, когда вы совершенно спокойны. Ну, да и то не бѣда — если онъ сбрѣетъ кончикъ носа, можно будетъ наложить кусочекъ липкаго пластыря, и дѣло въ шляпѣ!
Одѣвшись въ самое лучшее платье, Скруджъ вышелъ, наконецъ, на улицу. Толпа народа сновала такъ же, какъ и во время его скитаній съ духомъ нынѣшняго Рождества. Заложивъ руки назадъ, Скруджъ съ радостной улыбкой смотрѣлъ на каждаго. Выраженіе его лица было такъ привѣтливо, что трое добродушныхъ прохожихъ сказали ему; «Добраго утра, сэръ! Съ праздникомъ!» — и впослѣдствіи Скруджъ часто говорилъ, что изъ всего, что онъ когда-либо слышалъ, это было самое радостное.
Сдѣлавъ нѣсколько шаговъ, онъ встрѣтился съ пожилымъ представительньшъ господиномъ, приходившимъ вчера въ его контору и сказавшимъ ему: «Скруджъ и Марли, не такъ ли?» — и что-то кольнуло его въ сердце, когда онъ подумалъ, какъ-то взглянетъ онъ на него. Все же онъ отлично зналъ теперь, что надо дѣлать, и прямо подошелъ къ нему.
— Дорогой сэръ, — сказалъ Скруджъ, ускоряя шаги и беря господина подъ руку. — Какъ поживаете? Полагаю, что вы поработали успѣшно. Какъ это хорошо съ вашей стороны. Поздравляю васъ съ праздникомъ!
— Мистеръ Скруджъ?
— Да, — отвѣтилъ Скруджъ. — Меня зовутъ Скруджемъ, но я боюсь, что это непріятно вамъ. Позвольте попросить у васъ извиненія. Будьте такъ добры… — И тутъ Скруджъ шепнулъ ему что-то на ухо.
— Боже мой! — воскликнулъ господинъ, съ трудомъ переводя духъ. — Вы не шутите, дорогой Скруджъ?
— Нѣтъ, нѣтъ, — сказалъ Скруджъ. — И ни полушки менѣе! За мной много долговъ, съ которыми я и хочу теперь расплатиться. Прошу васъ!
— Дорогой сэръ! — сказалъ господинъ, пожимая ему руку. — Не знаю, какъ и благодарить васъ за такую щедрость.