Год беспощадного солнца - Николай Волынский

– Ну вот… – удовлетворенно кивнул Демидов. – Тираж-то какой?

– Тысяча экземпляров.

– Сколько сбыл?

– Пятнадцать штук… – признался Дмитрий Евграфович.

– Хм! Пятнадцать! Значит, все-таки есть спрос, покупают.

– Двое купили…

– А тринадцать?

– Пришлось так отдать. Очень просили. Обещали деньги вернуть… когда будут.

– Остальной тираж где держишь?

– Ну, Сергей Сергеевич!.. – недовольно протянул Мышкин. – Вам-то зачем? Украсть хотите?

– А я и без тебя знаю! В морге держишь. Под чехлами для трупов, в углу. Так вот: не хотел я тебе говорить и незаслуженно радовать, да черт с тобой! За десять минут до твоего появления, я разговаривал со Златкисом.

«Да, Эсмеральда говорила, какая-то Швейцария звонила…» – вспомнил Дмитрий Евграфович.

– Жаль, что разговор состоялся в присутствии Сукина. Но я не виноват. Златкис сам позвонил. И Сукина я очень огорчил. Потому что говорил со Златкисом о тебе.

– Зачем? – удивился Мышкин.

– Затем, что я пока здесь начальник и сам выбираю темы для разговора. Я сказал о твоей монографии. И подбросил провокашку, чтобы фонд выкупил ее у тебя… по твоей цене, конечно. И бесплатно – подчеркиваю! – совершенно бесплатно разослал ее по всем профильным учреждениям, а главное, по мединститутам. А тут Сукин, представляешь, как нарочно… Пришел клянчить денег на свою монографию. И такой пассаж со Златкисом… нехорошо, в общем, вышло. Для Сукина.

Он выжидающе смотрел на Мышкина, но тот тоже ждал.

– Так вот… Соломон Наумович для порядка покочевряжился, потом сказал, что идея моя – продуктивная. Сказал, что само по себе его мнение еще не всё, но через пару дней обещал дать официальный ответ. Но он уверен, слышишь, – он уже уверен , что ответ будет положительным. До чего же аморально, правда, Дмитрий Евграфович? Дальше некуда: частная контора скупает убыточную научную литературу и раздает ученым бесплатно! Как ты думаешь?

Но Мышкин и пошевелиться не мог. Язык у него одеревенел, и Дмитрий Евграфович только таращился на Демидова и тяжело дышал.

– От радости в зобу дыханье сперло, – констатировал Демидов. – А еще Златкис сказал, что там, в Женеве, следят за твоей карьерой, и не исключено, что предложат тебе стать полноценным членом фонда. Знаешь, что это значит?

– Не-е, – еле выдавил из себя Дмитрий Евграфович.

– Это как в рыцарский орден. Из оруженосцев – сразу в рыцари. Скажу по секрету, из нашей клиники только четверо действительные члены фонда. Он дает много возможностей. В том числе и финансовых. Конечно, это аморально – я понимаю! – едко подчеркнул профессор. – Поэтому не сомневаюсь, что ты отвергнешь мерзкое предложение алчного еврея Златкиса.

– Я… – только и прохрипел Мышкин.

– Ладно уж. Молчи. Поехали дальше. – Он посмотрел на свой ролекс. – Ты уже отобрал у меня большой кусок жизни… Заканчиваем. Прежде чем ты продолжишь, я прошу тебя усвоить: тридцать процентов дополнительной летальности – не только чьи-то утерянные жизни, а каждая бесценна и уникальна. И не только чье-то горе, которое всегда у кого-то больше, чем у других. Это еще и удар по реноме конторы, которая нас кормит, одевает и выкупает у нас наши же слишком дорогие монографии. Не забывай, что половина наших пациентов – иностранцы. Есть немцы, есть и швейцарцы. Они не у себя лечиться решили, а у нас – это что-то значит. Поэтому мы с тобой обязаны не только дать описание проблемы, но и предложить быстрое и эффективное решение – любой ценой. Любой ценой – ты слышишь?

– Да-да, Сергей Сергеевич… есть кое-какие наброски… Вот я и хотел на конференции… – он закашлялся. – Сергей Сергеевич, вырубите этих ледяных драконов… Пневмонию у вас подхвачу.

Демидов хмыкнул, но молча встал и выключил два кондиционера над Мышкиным, оставив третий в углу.

Мышкин положил блокнот на стол и разгладил его.

– Итак, рост летальности за шесть месяцев… Цифра и в самом деле, тревожная. Даже устрашающая.

– Куда уж дальше! Бьет наповал, – мрачно произнес профессор Демидов.

– Хочу еще раз подчеркнуть, что мои данные – вовсе не данные, а соображения, предпосылки; обоснование для дальнейшего исследования. Тем не менее, они указывают, где нужно копать в поисках главной причины, хотя их может оказаться и несколько.

– И где же собачка зарыта?

– Не у нас! – заявил Мышкин. – По крайней мере, главная собака – не у нас. И причина, от которого пошел у нас мор, вовсе не медицинского характера.

Демидов заерзал в кресле.

– Постой, постой! – остановил он. – Сейчас!

Он схватил свой кейс, долго в нем копался и наконец отыскал там еще одну «белинду». Сигара, по виду кубинская, оказалась нетронутой. Главврач откусил кончик, выплюнул под стол, с наслаждением закурил и выпустил три кольца.

– Теперь я готов, – сообщил он. – У меня такое ощущение, что ты сейчас улучшишь мне настроение. Даже мозги лучше заработали. Не веришь?

– Почему не верить? – возразил Дмитрий Евграфович. – Чистая физиология. Нормальная реакция организма на наркотик, содержащийся в табачном дыме. Итак, продолжаю!.. Я запросил научный отдел и поработал с Крачковым на предмет, изменилось ли что-нибудь в лечебной практике, о чем я просто мог не знать? Ничего не изменилось. Препараты, тактика? Ничего. Оперативные вмешательства? Любой с уверенностью отметит, что главный принцип в практике Успенской клиники – разумный консерватизм.

– Это не открытие, – проворчал Демидов. – Это родовой признак медицины вообще. Только сейчас узнал, что ль?

Мышкин пропустил реплику мимо ушей.

– Можно было бы предположить – для чистоты выводов, что у кого-то из наших врачей снизилась квалификация – ошибки там и прочее… Оказалось, все наоборот, общая квалификация персонала только повысилась. Впрочем, сам фактор носит оценочный характер, кое-где он размыт и туманен. Так что его не стоит брать в расчет, если только не предположить дополнительно, что кто-нибудь намеренно отправляет наших пациентов на тот свет. То есть, клинику осчастливил своим присутствием серийный убийца и, конечно, маньяк, не отказывающий себе в этом маленьком удовольствии.

Демидов хмыкнул, из-под бровей выстрелил взглядом Мышкину в лоб, но ничего не сказал.

– Согласен, – торопливо добавил Мышкин. – Версия тупиковая. В той стороне ничего не накопаешь.

Главврач еще раз пристально посмотрел на Дмитрия Евграфовича и медленно кивнул.

– Конечно, я мог бы сослаться на ваш скандальный доклад и заявить: вот вам – системное ослабление иммунитета населения. Но это не про нашу клинику. Треть пациентов – иностранцы. Люди состоятельные. Остальные – наши демокрады и ньювориши или из республик, люди еще более состоятельные. Может быть, роковым образом в рассматриваемый период к нам поступали пациенты с запущенными формами и вместо того, чтобы отправлять таких обратно, чтоб не портили картину, мы все-таки принимали безнадежных? Я просмотрел почти все поступления. И не обнаружил ни одного случая заведомой безнадеги.

– Могли быть ошибки предварительного диагноза, – бросил реплику Демидов.

– Могли, – согласился Мышкин. – Один, два, может, три случая… пять. Но так плотно? Нет, Сергей Сергеевич, эту версию тоже долой. И тут я заподозрил, вернее, предположил, что искомая причина находится где-то вне клиники, на стороне и, возможно, она представляет собой непреодолимую силу, коль скоро с ней не могли справиться в такой хорошей, даже очень хорошей конторе, как наша. И скажу вам честно: не знаю, смог бы сам Господь Бог справиться с той причиной, которую я вам сейчас назову… Что уж говорить про возможности доктора Сукина или квалификацию профессора Демидова…

Демидов повеселел. Он даже ладонь приложил к уху, хотя слух у профессора был отменным – не то, что у Мышкина.

– Вы, Сергей Сергеевич, безусловно, знаете, что представляет собой теория Чижевского, – сказал Мышкин.

– Александра Леонидовича?

– Именно его.

– Полагаю, – чуть ворчливо произнес Демидов, – что теорию Чижевского о периодах солнечной активности и ее влиянии на физическую и социальную жизнь знает даже Эсмеральда Тихоновна. И наш вечно пьяный плотник Володя.

– Пусть так, – согласился Дмитрий Евграфович. – О пиках и спадах активности Солнца известно многим. Однако же, по моим чисто эмпирическим наблюдениям, мало кто увязывает этот феномен с конкретной практикой. Особенно в медицине.

– И вы, конечно, со свойственной вам скромностью и прямотой, отнесли себя к этому замечательному меньшинству! – восхитился Демидов.

Мышкин нисколько не смутился.

– Начальству виднее! Для пущей ясности напомню – самому себе, разумеется! – некоторые важные позиции. Всего лишь несколько цитат из работ нашего современника знаменитого астрофизика и космогеолога академика Каттерфельда Геннадия Николаевича.

– Это который, не выходя из квартиры, открыл воду на Луне? – удивил Мышкина осведомленностью главврач. – А через тридцать лет после того наличие воды подтвердили американцы?