Артем Скворцов — рабочий человек - Нина Кочубей

— А как же: — торопливо отозвался Артемка и тут же замолчал. На память почему-то пришли строчки из песни: «Мы — кузнецы, и дух наш молод, куем мы счастия ключи…» И еще: «Эй, кузнец-молодец, расковался жеребец…» Но никакие ключи на машиностроительном заводе наверняка не куют, и жеребец тоже ни при чем.

Артемке захотелось как-то увильнуть от этой темы. Иначе Микула Селянинович поймет, что Артемка хвастун и враль. Надо срочно повернуть разговор на что-нибудь другое.

— А вы что закончили, Николаи Семенович?

Коваль вздохнул.

— Неуч я, Артем. Так вышло… Очень уж жизнь у меня смолоду трудная была. Ничего я не закончил. Все больше самоучкой, как говоримся. Правда, потом меня и на курсы всякие посылали, квалификацию свою повышал. Только это все не то… Хороша, когда у человека знания прочные, основательные, всесторонние…

Артемке стало неловко: зачем он начал об этом! Поставил Коваля в неудобное положение.

— Ну, ничего! — утешил он Николая Семеновича. — Зарабатываете ведь вы хорошо?

— Зарабатываю я хорошо, — подтвердил Коваль. — Это верно. Не каждый инженер столько получает.

— Вот видите! — обрадовался Артемка. — Зачем же вам учиться? И так проживете не хуже других!

— Э, нет! — Коваль даже приостановился. — Тут ты не прав. Учиться всегда надо. Всю жизнь.

— Всю жизнь? Зачем? — искренне недоумевал Артемка.

— Да ведь как только человек перестает учиться, у него сразу же вырастает хвост! Как у обезьяны. Закон природы!

— Ну да…

— Точно! Перестал человек учиться — и пошло-поехало. Обязательно такой гражданин начнет превращаться в обезьяну. Заработает денег — напьется. Проспится — снова ищет работу, чтобы получить деньги и опять напиться. Это что — жизнь? А такой тип — скажешь, человек! Нет! Обязьяна. И вред они наносят нашему обществу огромный. Это паразиты, балласт, который постоянно пытается тащить нас на дно.

— А ведь верно! — согласился Артемка. — Не человеческая эта жизнь. Взять хотя бы ту же тетку Степаниду. Ест и спит. Спит и ест. Водку пьет и по рынку шляется — деньги заколачивает, чтобы опять есть и пить. Говорить с ней не о чем. Она только сплетни собирает: кто-то кого-то зарезал, кто-то кого-то ограбил… Скоро на землю луна упадет и всему конец…

Артемка засмеялся.

— Я как-то спросил у нее, на чем земля держится, — на трех китах, говорит!

— Ну вот! Это в наше-то время такую ахинею нести! Нет, дорогой Артем Скворцов, — Коваль положил свою тяжелую руку на плечо Артемки, — мир держится на одном ките!..

От неожиданности Артемка даже сбился с шага:

— Что же это за кит?

Коваль громко засмеялся и хлопнул Артемку по спине широкой ладонью.

— А зовут его рабочий класс!

Артемка засмеялся тоже и снова стал пристраивать свой шаг к размашистому и твердому шагу Микулы Селяниновича.

Едва они свернули за угол, как Артемка совсем близко увидел огромные заводские ворота.

В проходной Коваль позвонил кому-то по телефону, потом передал трубку вахтеру, и тот, строго посмотрев на Артемку, сказал:

— Ну, ступай, парень, ступай.

Сразу же за крыльцом проходной — асфальтовая дорожка, обрамленная пахучей резедой. С огромного щита на каждого проходящего в упор смотрел рабочий. Должно быть, сталевар. За его спиной полыхало пламя, сыпались искры, а он, распахнув робу, сдвинув на лоб прозрачный щиток, строго спрашивал: «Что сделал ты для досрочного выполнения пятилетки?»

— Это уже завод? — спросил Артемка.

— Да, это заводская территория. А вон то, — Коваль указал вправо на огромные здания без окон, — заводские цеха.

— Какая большая территория! Цветы, чисто…

— Ты что, думал, мы тут по уши в грязи? — засмеялся Микула Селянинович. Коваль свернул направо: — Нам сюда!

Они подошли к одному из корпусов. Корпус был огромный, кирпичный, со стеклянной куполообразной крышей.

Коваль остановился и взял Артемку за руку:

— В цеху осторожней! От меня никуда ни на шаг. Ну, добро пожаловать!

И распахнул широко дверь.

Артемке показалось, что в тот момент, когда Коваль распахнул дверь и они шагнули вперед, где-то рядом, возле него, произошло крушение, обвал…

Жарко и ослепительно полыхало пламя, осыпаясь искрами на пол, что-то грохотало и скрежетало. Мимо с лязгом промчалась вагонетка… Артемка невольно прижался к Микуле Селяниновичу. Но тут он почувствовал, что Коваль что-то кричит ему в самое ухо, показывая рукой. Артемка решительно ничего не слышал из-за грохота и только, улыбаясь, беспомощно пожимал плечами, крутил головой. Коваль беззвучно смеялся, тянул Артемку вперед.

Они шли вдоль цеха, Артемка постепенно осваивался в этой уж очень непривычной для него обстановке, приходил в себя.

Вот Артемка внезапно остановился, потянул Коваля в сторону. Микула Селянинович перехватил Артемкин взгляд, в котором светилось восхищение. Артемка глядел, не отрываясь, вправо, на рабочего в робе с пластмассовым защитным козырьком на глазах. Глядел так, словно тот показывал фокус.

Рабочий колдовал около какого-то агрегата, напоминающего большую газовую колонку. Только по середине корпуса этой колонки были дырочки, как у самоварной конфорки. Сквозь дырочки вырывалось пламя, которое бушевало там, внутри.

С помощью щипцов рабочий ловко вставлял в огненное отверстие короткий металлический стерженек величиной с указательный палец. Стерженьки тут же, на глазах, накалялись докрасна, затем белели, становились светящимися, почти прозрачными! И тогда рабочий с помощью все тех же щипцов выхватывал их по очереди из отверстий и вставлял в другой агрегат, стоящий рядом. Брызгал крохотный фонтанчик воды, тут же превращаясь в облачко пара, раздавались шипение, стук. Секунда — и металлический стерженек уже никакой не стерженек, а готовый болт. Со шляпкой, с резьбой, новенький, черный до синевы.

Рабочий небрежно швырял его в ящик, уже доверху наполненный такими же болтами.

— Это газовая печь! — закричал Артемке в ухо Коваль. — Малая! И пресс. Сейчас я тебе еще не такое покажу!..

И они двинулись дальше.

Неожиданно дорогу преградило бревно. Бревно было четырехгранное и черное. Микула Селянинович перешагнул через него, даже не взглянув, а Артемка на секунду приостановился, дотронулся рукой. Бревно было металлическим.

Коваль оглянулся, крикнул: «Чугун!» Так вот какое это бревнышко — чугунное! Ну и ну!

…Дохнуло жаром, на лице Коваля засветились розовые блики. Он взял замешкавшегося Артемку за плечи, повернул его чуть влево: «Смотри!» И Артемка увидел, как огромная грохочущая машина резала на куски точно такое же чугунное бревно, как то, что лежало на полу.

«Трах!» — и от металлического бревна отлетает квадратная болванка. «Трах» — и следом отскакивает вторая. А рядом человек, тот, что управляет машиной. Он приветливо махнул Ковалю рукой.

— Это большой пресс!.. — кричит надрывно Коваль. — Заготовки для деталей!..

— Понял! — кивает Артемка. — Понял! Ничего себе пресс, подходящий!

Откуда-то сверху опустилась цепь с клещами на конце, клещи подплыли прямо к чугунной болванке и, схватив ее, плавно понесли по воздуху, кинули в пасть огромной печи, дышащей зноем. Артемка, не отрываясь, следил, как в оранжевом пламени истаивала, на глазах исчезала только что брошенная туда чугунная болванка. И вот ее не видно совсем. Расплавилась она, что ли? Только пламя бушует в печи, знойно и жадно…

— Сколько там градусов? — поинтересовался Артемка.

— Тысяча четыреста!

«Тысяча четыреста! — Артемка присвистнул. — Конечно, при такой температуре что хочешь сгорит и следов не останется…»

Но чугунная болванка не сгорела. Она просто так раскалилась, что ее цвет смешался с цветом пламени в печи.

Артемка задрал голову кверху. Там, высоко под прозрачным потолком, тоже рельсы! А по рельсам туда-сюда скользит вдоль цеха какая-то штуковина. Она-то и переносит с места на место грузы, с которыми без нее ни одному не сладить.

— Мостовой кран! — различает Артемка в грохоте голос Коваля.

— Он автоматический? Или там человек?

Коваль вдруг почему-то хохочет.

— Человек там! Очень хороший человек!..

Но Артемка и сам уже увидел, что там, наверху в кабине, человек. Вот он машет рукой из крана. Высунул из окна голову и даже улыбнулся какой-то знакомой-знакомой улыбкой… Такой знакомой, что почему-то вдруг чаще забилось сердце. Постойте… да ведь это же…

— Мама! — закричал Артемка и тоже замахал руками. — Мама!..

«Ну правильно, мама же крановщица! Так вот что делает она на заводе! Здорово!.. Это тебе не пуговицы пришивать!..»

Артемка прозевал момент, когда Коваль набросил на себя огромный брезентовый фартук, надел рукавицы и встал к тому самому молоту, возле которого повисла, покачиваясь, раскаленная четырехугольная болванка.