Атака снизу - Евгений Енин

– Оставить! Кругом! Уйти! – скомандовал пузатый коротышка в пиджаке.

Гномы в кожаных фартуках нестройно развернулись, цепляясь копьями за копья, и вышли, пытаясь маршировать. В любой армии мира за такой строевой шаг их бы навечно отправили чистить туалеты. Или расстреляли, чтобы не мучились.

– У, дубины стоеросовые, никогда носок тянуть не научатся, тьфу!

Старичок вскарабкался на кресло и уселся, болтая ножками, сильно не достававшими до пола.

– А ты подвинь себе табуреточку-то, присаживайся, угощайся, там, вон, картошечка варёная с солёными огурчиками, солянка грибная, салатик помидорный. У меня своя кухонька, отдельная, маленькая, только на меня готовит. Так что ты не сомневайся, всё простое, можно сказать, деревенское, а нам другого и не надо, всё свежее, всё вкусное. Не стесняйся.

Толстый зацепил ногой полупрозрачную табуретку из оникса, подтянул под себя, не отрывая глаз от старичка, и плюхнулся за стол.

– Ты чё, говорящий, что ли?

– Ихи-хи!

Старичок завалился на спинку кресла и хихикал, болтая ножками.

– Это, мил гном, попугаи говорящие бывают, а я просто разговариваю, по-нормальному, по-гномьи.

– А я думал, вы только гавкать умеете.

– Собаки гавкают. Ну да, и мои помощнички лают слегка, верно подметил. Но ты меня с ними не ровняй. У них мозги с фигушку, вот, больше трёх слов в них не помещается. И мне с ними так же приходится, иначе не поймут. А я здесь, как-никак, директор. Давай знакомиться, что ли? Как тебя, говоришь, кличут?

– Толстый, – сказал Толстый.

– А меня Серёжа. Ну, давай, что ли, за знакомство.

Старичок Серёжа откинул подлокотник золотого кресла, достал изнутри меленькую рюмочку из горного хрусталя, налил что-то прозрачное из хрустального пузатого графина, извлечённого оттуда же, и лихо опрокинул себе в рот.

– Бррр! – его передёрнуло. – Кинь огурчик со стола, а то мне со стула этого слезать – только канитель разводить.

Толстый поискал на столе вилки, не нашёл, взял четвертинку разрезанного вдоль солёного огурца немытыми пальцами, и кинул старичку. Старичок ловко её поймал и сунул в рот.

– Серёжа?

Толстый в своей голове никак не мог прилепить детское имя к облику грозного главного гнома в пиджаке, пусть и малорослого. Имя всё время отклеивалось.

– Почему Серёжа?

– Хрум-хрум, – старичок дожевал огурец. – Да потому, что мама с папой так назвали, и всю жизнь все называли, – коротышка снова захихикал. – Повелось так: уже борода седая, а всё Серёжа да Серёжа. А ты что зенки-то вылупил? Как меня звать, по-твоему, должны?

– Не знаю. Как-то погрознее, что ли.

– Ну, зови меня Грымбрымнахр, если невмоготу! Это мой рабочий псевдоним, для этих дубинушек моих бестолковых. А мы-то с тобой свои, почитай, гномы, ты меня можешь, как есть, называть Серёжей. Позволяю, не обижусь.

Нахлынувший поток информации затопил голову Толстого по самые уши. Этот странный старичок Серёжа-Грымбрымнахр наверняка знал ответы на многие вопросы.

– А как ты вообще сюда попал? – Толстый решил, что один этот вопрос заменит многие.

– Э, милый!

Старичок опрокинул ещё одну стопочку, закусил ещё одним брошенным ему огурцом, расправил седые усы.

– Это длинная история. Я, почитай, сюда самый первый попал, в пещеру эту, когда шахты ещё не было, и вся пещера была чуть больше этой комнатки. Жил я в лесу, один, на отшибе, была у меня кузница и тигель среднего размера. В нём я железо из руды плавил, и ковал для гномов, кому что нужно. Однажды, кинь ещё огурчик, однажды разбудили меня эти гаврики и, в чём был, сюда притащили. Потом ещё гномов пригнали, а меня, вишь, директором наняли. Такие вот кренделя.

Старичок подпёр щеку ладонью, вспоминая былое, глядя на Толстого сквозь рюмку.

– Эй, а что значит, наняли? Наняли – это когда копьём в спину тычут?

– Ну что ты, наняли, это когда по рукам ударили. Договорились, то есть. Я тут за производственный процесс отвечаю, чтобы добыча шла без сбоев, металл выплавлялся чистый, а мне за это мою долю. Вот, – он похлопал рукой по золотому трону, – всё сюда вложил. В недвижимость. Не веришь, что недвижимость? Ну, попробуй, сдвинь. Попробуй, попробуй, его вдесятером на волосок не подвинешь, каждый вечер проверяем, тонн, почитай, десять весит.

– Подожди, это что, эти тебя наняли, дубины стеаросовые?

– Да не стеаросовые, а стоеросовые. Что ты, они и слова такого не знают. Они тут только для страху, охраняют, чтобы остальные не разбежались. Работать не могут, могут только копьями трясти. Такому кирку дай, если себя не убьёт, того, кто рядом прихлопнет. Это их наняли, так же, как и меня. И те же, что и меня.

Старичок поёрзал, устраиваясь поудобнее, на золотом сиденье лежала мягкая подушечка.

– Да кто нанял-то? Кто вас всех нанял?

Толстый замер. Сейчас он разгадает тайну шахты.

Крепкие руки схватили Малыша за лодыжки и дёрнули вниз. Он свалился в кучу сухих листьев, чудом не переломав крылья: умудрился упасть вниз животом, спружинив руками.

– Ты думал, мы тебя не узнаем? Переоделся и всё? Глупец! Фея всегда можно узнать по крыльям.

Кто-то просунул руки ему подмышки и дёрнул завязку. Крылья отлетели в сторону. Малыша за плечи рывком перевернули на спину.

– Э-э-э… Ты не Фест? Ты не Фест! Ты кто?

Над Малышом изумлённо навис фей с волосами, своей перепутанностью напоминавшими заброшенное фейское гнездо, и рыжими усами, свисавшими из-под его носа до носа Малыша. Сантиметров тридцать усы, не меньше.

– Пф, Пф, – Малыш сдул щекотавшие кончики усов со своего носа. – Малыш я.

Хваткая фея ослабла, Малыш стряхнул его руки со своих плеч и сел.

– Где этот негодяй Фест?

Фей смотрел на него злыми жёлтыми глазами. Малыш невольно глянул вверх. Рыжеусый фей тоже повернул голову.

– Эге-гей! – крикнул Фест, круживший над ними. – Это ты, Вирт? Неужели я вижу тебя на земле? Наконец-то ты нашёл повод на неё опуститься! И как всегда, ошибся! Ты хоть в чём-то не ошибался в своей жизни? Тебе нужен я! Попробуй взлететь с земли, а не с дерева, если ещё не разучился.

Вирт не разучился. Из положения сидя он, вытянувшись как кошка, прыгнул вверх метра на два, заработал крыльями и, продолжая ускоряться, понёсся к Фесту. Малышу, например, для взлёта требовался длинный разбег.

Драка феев в воздухе у неподготовленного гнома способна вызвать морскую болезнь. У Малыша на первой минуте закружилась голова, на второй его затошнило. Феи по кругу гонялись друг за другом, то Фест за Виртом, то Вирт за Феем. Их целью, как понял Малыш, служили крылья. Ну да, подлететь так, чтобы дать по морде, практически невозможно, а любая попытка борьбы кончится падением обоих. Они резко разворачивались, пытаясь зайти противнику в тыл. Вот Вирт почти схватил крыло Феста, но тот, перевернувшись, нырнул вниз, успев лягнуть Вирта ногой в живот. Вирт, отлетев, заложил петлю и спикировал за Фестом. Фест резко затормозил, распахнув крылья, и Вирт, по инерции пронёсся дальше. Теперь уже Фест догонял его. Он успел дотронуться до чёрного в жёлтых пятнах крыла Вирта, когда одно из его собственных самодельных крыльев хрустнуло, не выдержав напряжения воздушного боя. Фест падал, вращаясь, как кленовое семя. Там, где он врезался в землю, в воздух взметнулись сухие листья. И тишина, только какой-то тонкий звук. А, понятно, это кричит Малыш.

– Мы тебя изгнали, и запретили появляться в нашем городе!

Малыш и Фест сидели, привалившись спиной к тому самому дубу, который рос возле дома Феста. Руки им не связали, но крылья отобрали. Видимо, это фейский аналог связывания рук. Перед ними выхаживал Вирт. За Виртом стояли четверо феев, ещё трое сидели на дереве, на нижних ветвях. Малыш подумал, что, случись у них в деревне драка, на неё сбежались бы посмотреть все, кто может ходить. Кто не может ходить – приполз бы. Феи и на самом деле потеряли интерес к чему-то кроме полётов.

– Как ты смел вернуться? На что надеялся? На прощение? Нет прощения тем, кто тянет нас с небес на землю. Тебе нравится жизнь червяка? Ну что ж, у тебя будет время ею насладиться. Ты лишаешься крыльев! Навечно!

Вирт воздел руки к небу, окружавшие его феи одобрительно загудели.

– Не понимаю, – шепнул Малыш Фесту, – что они носятся с этими крыльями? Ну, забрали. Ты же можешь новые сделать.

– Милый Малыш, крылья – это символ, как я и объяснял. Если собрание феев лишает кого-то крыльев, их могут даже не отбирать. Это символическое лишение. Таких случаев было немного, но никому из лишённых крыльев не удалось после этого взлететь. А они пытались, и не раз. А потом зачахли и умерли от тоски по полёту.

– А этот у вас главный, что ли?

– Вирт? Да. Вроде того. Он сам себя назначил, а остальным всё равно.

– Ну а теперь ты, – Вирт, заложив руки за спину, под крылья, подошёл к Малышу. – Кто ты такой? Я тебя не знаю. И почему на тебе были крылья этого отступника? А на нём, – Вирт даже не посмотрел в сторону Феста, – самодельная гадость? Ни один фей в здравом уме не отдаст другому свои крылья. И никто не возьмёт чужие. Впрочем, он давно уже лишился рассудка. Что ты скажешь о себе?