Первый среди Равных - Анатолий Левандовский

Катастрофа болезненно отразилась на репутации Бабёфа. Заключать новых договоров с ним никто не желал. Его недавние друзья отворачивались при встрече, издатель растерянно разводил руками, собратья по профессии повторяли клевету Билькоков; вчера столь обширная деловая переписка Бабёфа сегодня почти прекратилась.

Один лишь брат Франсуа Ноэля, который чудом удержался на обломках кораблекрушения, оказывал теперь ему посильную помощь, снабжая то двумя-тремя ливрами, то несколькими су.

Но будущий Гракх не отчаивался. Надо было жить и продолжать заветное дело. Бумеранг возвратился и нанёс ему страшный удар — что ж, быть может, это и к лучшему! Рано или поздно он и сам распрощался бы с ремеслом февдиста, и если обстоятельства ускорили неизбежное, надо только радоваться.

Тем более что впереди была революция — теперь он не сомневался в этом.

Ложились спать рано — экономили свечи. И всё же иной раз Бабёф не мог отказать себе в удовольствии: при тусклом глазке тщательно сберегаемого огарка он читал вслух кое-что из своей коллекции. Он просвещал Викторию.

А коллекция и впрямь была интересной — Лоран и сегодня с удовольствием разглядывал то, что так волновало его друга в предреволюционные годы.

С весны 1787 года страну начала наводнять политическая литература, и нелегальная, и полулегальная. Повсюду появлялись брошюры, памфлеты, сатирические стихи, неизвестно кем написанные, неизвестно где отпечатанные, неизвестно каким путем доходившие до читателя.

Но доходили. Доходили и до пикардийского городка Руа.

Бабёф заботливо собирал их. Не из праздного любопытства, конечно. И не только их: не меньшее внимание уделял он столичной прессе. Ежедневно прочитывая огромное количество газет и брошюр, жадно проглатывая все новости, идущие из Версаля и Парижа, он всё более убеждался в том, что ещё год назад правильно разглядел главное: «старый порядок» трещал по всем швам.

Когда в 1774 году молодой Людовик XVI сменил на престоле своего развратного деда, кое-кто полагал, что начинается новая эра.

Действительно, новый король был лишён ряда пороков Людовика XV, доведшего Францию до состояния полного банкротства.

И все же «новой эры» не получилось.

Сам находившийся под сильным влиянием жены, легкомысленной и расточительной Марии-Антуанетты, Людовик XVI быстро распростился с наиболее благоразумными из своих советников и министров, отверг принятую было бережливость и экономию, и непомерные траты двора вновь поставили правительство перед бездонной пропастью дефицита.

В королевском дворце в Версале, как и прежде, царил нескончаемый праздник: охота и карточная игра сменялись пышными театральными представлениями и балами, придворные танцевали и веселились, прожигая жизнь на щедрые королевские подачки, забиравшие до пятой части всех доходов страны, а денег в казне не было. Государственный долг вырос до непомерных размеров, все налоги были собраны за несколько лет вперёд, но и это не спасало положения.

И тогда, в 1787 году, по настоянию министра Калонна правительство решило созвать нотаблей. Избранные представители дворянства и духовенства должны были найти способы покрыть хронический дефицит государственного бюджета монархии.

Бабёф не надеялся на эффективность частичных мер. Но он не мог не откликнуться на события дня. Он завершил подготовку теоретического труда, подводившего итог всей его февдистской практике и прямо отвечавшего на вопрос, поставленный министром финансов.

В основе этого труда лежала мысль о необходимости облегчения бремени, падавшего на простой народ.

Почему духовенство и дворянство совершенно избавлены от государственных налогов, которые всей тяжестью падают на трудящийся люд — крестьян, ремесленников, рабочих?

Почему подавляющая часть французов должна терпеть постоянное разорение не только от прямых, но и от бесконечных косвенных налогов, прежде всего от ненавистной «габели» — принудительной покупки дорогой соли?

Если французская монархия, созданная и существующая во имя интересов «благородных», нуждается в средствах, не «благородные» ли в первую очередь должны ей помочь?…

Бабёф резонно предлагает ликвидировать все прежние обложения и поборы и заменить их единым налогом, платить который должны будут крупные собственники-аристократы, церковь и богатые предприниматели.

Свою книгу он назвал «Постоянный кадастр».[8]

Ему удалось заинтересовать рукописью геометра Одифре, с которым он познакомился в связи с проектом описи владений маркиза де Сокура. Одифре только что изобрел тригонометрический угломер, который хотел широко использовать, а новые планы Бабёфа, предусматривавшие генеральное межевание по всей стране, давали для этого благодатную почву.

Все хлопоты Одифре, равно как и самого Бабёфа, специально с этой целью съездившего даже в Париж, не принесли результатов: опубликовать «Постоянный кадастр» пока не удалось.

Однако хотело того правительство или нет, оно в какой-то мере оказалось вынужденным пойти именно по тому пути, который Франсуа Ноэль предлагал в своей книге.

Созвав нотаблей, Калонн осторожно поставил перед ними проект изменения налоговой системы: привилегированным сословиям предложили уплатить часть государственных налогов.

Такое предложение глубоко возмутило нотаблей.

Принцы, герцоги, епископы и аббаты, привыкшие обирать казну, не пожелали ради неё выворачивать собственные карманы. Нет, они не могут поступиться своей важнейшей привилегией, они не станут платить, ибо уплата налогов — дело податного, третьего сословия!

Оскорблённые в кровных интересах, они не пожелали понять своего короля, и последнему не оставалось ничего другого, как распустить их.

Калонн получил отставку.

Но теперь даже двор понял, что без налогового обложения дворянства и духовенства не обойтись. Однако все усилия правительства не могли сломить сопротивления привилегированных. Парижский парламент объявил, что право утверждать новые налоги принадлежит исключительно Генеральным штатам.

Генеральные штаты! Старинное, архаическое учреждение, не созывавшееся почти двести лет!.. Теперь, вспомнив о былом, привилегированные просто пытались выиграть время и уклониться от немедленной уплаты налогов. Но получилось иное. Стремясь сохранить свои права, два высших сословия наносили страшный удар своей опоре — абсолютной монархии.

Действительно, требование созыва Генеральных штатов вскоре сделалось стремлением всей нации. И вот под дамокловым мечом банкротства, слыша грозный ропот народа, готового начать всеобщее восстание, монархия решила пойти на эту крайнюю меру.

Королевский указ объявил созыв Генеральных штатов сначала на 27 апреля, затем на 5 мая 1789 года.

Весть о предстоящей сессии Генеральных штатов всколыхнула всю страну. Не представлял исключения и городок Руа: летом 1788 года он был охвачен волной подлинного энтузиазма.

Ещё бы! Как и всем гражданам Франции, жителям Руа предстояло составить наказ, с которым они отправят своих избранников в Версаль, где должны заседать Генеральные штаты!

Разумеется, Франсуа Ноэль не уклонился от участия в редактировании наказа и на собрании избирателей предложил несколько статей в духе своего «Кадастра», а также статью о всеобщем государственном образовании.

Возразить против проекта Бабёфа было трудно. Но на собрании председательствовал один из Билькоков, постаравшийся не допустить торжества соперника. В результате ни одно из предложений Бабёфа даже те было обсуждено.

Несколько месяцев спустя он снова столкнулся с ожесточённым сопротивлением клана.

Депутаты третьего сословия Генеральных штатов, провозгласившие себя Национальным собранием Франции,[9] упорно боролись с двором за свои права. 20 июня 1789 года, когда монархия попыталась одернуть слишком осмелевших плебеев и не допустила их в зал заседаний, депутаты, собравшиеся в зале для игры в мяч, дали свою знаменитую клятву солидарности, клятву-присягу не расходиться, пока не издадут законов, ограничивающих произвол абсолютизма.

Франсуа Ноэль, перечитывая подробности в газетах, восторгался стойкостью своих собратьев по сословию. Но вскоре радость его сильно поубавилась. В печати указывалось, что под текстом клятвы-присяги подписались все присутствовавшие, за исключением одного, и что же? Оказалось, что этот «один», имени которого газета не называла, но Бабёф дознался, был представитель третьего сословия города Руа по имени Прево!

Господин Прево… О, Франсуа Ноэль хорошо знал его. Это был двоюродный брат одного из Билькоков, королевский адвокат… С начала заседаний Генеральных штатов он оказался в числе самых правых депутатов. И вот теперь это предательство…