Первый среди Равных - Анатолий Левандовский

Господин Юлен был очень доволен новым помощником. Юноша просто вгрызался в работу! Он делал много больше, чем ему поручалось, работал с душой и всегда стремился проникнуть в самую суть запутанных земельных проблем. Прошёл всего год, и Юлен, без всякой просьбы со стороны своего усердного служащего, предложил ему сверх питания и квартиры ещё и жалованье — три ливра в месяц. Это было немного, но Франсуа Ноэль почувствовал себя счастливым: наконец-то он не будет нуждаться в копейке, да и сможет кое-что отправить родным. Приятно было и то, что патрон заказал ему новый костюм — теперь не надо было прятать продранных локтей и закрывать руками лоснившиеся колени.

Хозяин был готов к дальнейшему увеличению своей щедрости, но ещё год спустя, несмотря на все его уговоры и обещания, Франсуа Ноэль потребовал расчёт: к этому времени он настолько овладел профессией, что мог вести дела самостоятельно — а ведь такова и была его заветная цель на ближайшее время.

И вот он полноправный февдист. Он снова разъезжает по замкам феодальных сеньоров, изучает местоположение феодов, уточняет их размеры, приводит всё в соответствие со старинными описями, выявляет феодальные повинности, законность их взимания — одним словом, проверяет и оформляет всё, что связано с феодальными отношениями в разных районах Пикардии. Сеньоры, нуждающиеся его помощи, охотно заключают с ним долгосрочные договоры. Поскольку дел становится всё больше, Франсуа вызывает к себе младшего брата, Жана Батиста, обучает его искусству землемера и делает своим постоянным помощником.

В середине 1781 года он начинает обмерочные работы в замке Дамери, принадлежащем сеньорам де Бракемон. Здесь Франсуа Ноэль и находит свою будущую спутницу жизни.

«…свою будущую спутницу жизни…»

Лоран отложил перо и задумался.

Его всегда занимала история женитьбы покойного друга, хотя была эта история проста и незамысловата.

К этому времени положение Франсуа Ноэля упрочилось. Упрочилось настолько, что он приобрел близких знакомых среди весьма уважаемых и преуспевающих чиновников и дельцов. Те из них, кто был постарше, не скупились на «добрые советы».

«Не будьте слишком чувствительны к удовольствиям, присущим вашему возрасту, — писал один из них. — Любовь заставляет дорого платить, и часто момент, когда склоняют колени перед алтарем, решает судьбу всей жизни…»

— Уж если жениться, — говорили родовитые доброжелатели, — то нужно искать девушку из зажиточной, почтенной семьи, невесту с хорошим приданым, которая обеспечила бы будущему супругу богатство и карьеру; в противном случае следует ждать!..

Эти советы пропали даром.

Выбор Бабёфа с практической точки зрения мог показаться нелепостью.

Его избранница не отличалась красотой и была старше его на четыре года; происходившая из бедной семьи, она не принесла ни су приданого; не получившая образования, она осталась малограмотной. Эта женитьба казалась не только бесполезной для карьеры молодого февдиста, но могла повредить этой карьере.

Робер Эмиль утверждал, будто его мать до замужества была компаньонкой некой знатной дамы, которая ради этого взяла её из монастыря.

Но Робер Эмиль, по обыкновению, лгал.

Как выяснил Лоран, мать Эмиля была дочерью ремесленника и служила простой горничной у госпожи де Бракемон, хозяйки Дамери.

Что заставило сделать Франсуа Ноэля столь «необдуманный» шаг?

Ответ мог быть только один: любовь.

Виктории Лангле, когда с нею встретился двадцатидвухлетний Бабёф, уже исполнилось двадцать шесть.

На первых порах девушка ничем не привлекла внимания молодого землемера; скромная, незаметная, в ней не было пикантности и кокетливости, свойственных ветреным субреткам из аристократических домов.

Но, быть может, именно отсутствие этих качеств в конце концов и остановило на ней взгляд Бабёфа.

Чем ближе узнавал он Викторию, тем больше начинал ценить её подлинные душевные свойства: приветливость, незлобивость, искренность, доброжелательность. А вскоре он понял и другое. Несмотря на кажущуюся робость, Виктория отличалась необыкновенно твёрдым характером, она была человеком, на которого можно положиться. И ещё он увидел, что девушка не избегает его общества и верит ему.

Он предложил ей руку и сердце, зная, что не получит отказа,

В ответ на недоумение своих именитых друзей он только посмеивался и напоминал: Тереза Левассёр, подруга Жан Жака, была неимущей, так и не научилась читать и писать — и тем не менее Руссо счастливо прожил с нею всю свою многотрудную жизнь!

Так или иначе, но 13 ноября 1781 года в замке Дамери произошёл обряд бракосочетания Франсуа Ноэля Бабёфа, февдиста, сына отставного солдата, и Мари Анны Виктории Лангле, служанки, дочери амьенского ремесленника.

Будущее показало, что Франсуа Ноэль не ошибся в своем выборе.

Нет, не ошибся, уж это Лоран знал точно. Ибо он видел их отношения во все времена подготовки «Заговора Равных» — от Плесси до Вандома, а о том, чего не видел сам, знал из рассказов Гракха, из рассказов Виктории, из рассказов общих друзей.

— Добродетельная республиканка, простая, как сама природа, хорошая мать, прекрасная жена, — так говорил о ней Бабёф.

За годы революции он шестикратно сидел в тюрьме, и каждый раз Виктория умудрялась быть и его посыльным, и ходатаем по его делу, и кормилицей их детей.

И главное — всегда умела поддержать его веру, бодрость.

«Всё, что мы имеем, — писала она в тюремную камеру, — мы всегда будем делить с тобой. Будь спокоен, мой друг, я никогда тебя не покину…»

И он был спокоен. Он знал, что Виктория останется ему верным другом и помощником до последнего вздоха.

— Что делал бы я без неё? Горемычная, она всегда принимала на себя удары моих врагов, врагов революции. С какой убеждённостью, неутомимая в своих хлопотах, разделяла она мою нищету, опасности, преследования…

Сильные мира, уничтожив её мужа, мстили и ей. И при Директории, и при Наполеоне её арестовывали, высылали, в ее квартире устраивали обыски…

…Сейчас она жила в Париже, и Лоран поддерживал с нею тесную связь. Она многое рассказала ему о Бабёфе, а главное, предоставила в его распоряжение обширный архив трибуна, в том числе и самое дорогое, что оставалось у неё как память о муже, — его письма…

Вскоре после женитьбы молодая чета поселилась в городке Руа.

Репутация Бабёфа всё более укреплялась.

Заманчивые предложения сыпались на него как из рога изобилия, прославленные февдисты Пикардии и соседних областей пытались привлечь его к себе на службу или по крайней мере завязать с ним доверительные отношения — все они начинали побаиваться своего энергичного, талантливого и не по летам опытного коллегу. Бабёф, как правило, отвечал на подобные авансы вежливым, но твёрдым отказом — он чувствовал себя достаточно прочно, чтобы не бояться конкуренции.

И правда, за эти годы он далеко ушёл вперёд не только как землемер-исполнитель, но и как февдист-теоретик: не было ни одного стоящего сочинения из интересующей его области, которого бы он не проштудировал и не освоил, не было сколько-нибудь видного случая в февдистской практике, которого бы он не знал и всесторонне не обдумал.

С 1785 года он стал выступать в печати с обличениями проделок своих конкурентов и начал готовить к публикации большой обобщающий труд.

Его материальное благосостояние укрепилось, он смог арендовать у богатого торговца на одной из центральных улиц Руа просторный комфортабельный дом за сто двадцать ливров в год; дом был необходим — к этому времени у счастливых супругов уже оказалось двое детей, горячо любимые дочь и сын.

Да, всё удавалось Франсуа Ноэлю, всё шло у него гладко, ладно, успешно. Казалось, этому преуспеянию не будет конца.

Но так могло показаться только стороннему наблюдателю.

Тот же, кто смог бы заглянуть в душу Бабёфа, прочесть его мысли и сомнения, узнать его планы на будущее, — тот вряд ли отважился бы на столь прямолинейные выводы…

…Вчитываясь в скупые строки писем и более поздних набросков Бабёфа, вспоминая беседы с ним и зная, что произойдёт дальше, Лоран уже сейчас остро чувствовал назревание кризиса.

Кризис…

Его началом, видимо, стал 1787 год, во многом роковой для преуспевающего февдиста.

Но пролог или завязку следовало искать значительно раньше.

Лоран видел два источника духовного кризиса Бабёфа.

Одним была литература.

Другим — сама жизнь.

«Руссо провозгласил неотъемлемость природных прав человека; он ратовал за всех людей без различия; благоденствие общества он усматривал в счастье каждого его члена, его силу — во всеобщей преданности законам. Богатство общества, по его мнению, заключается в труде и в умеренности граждан, а свобода — в могуществе суверена, каковым является весь народ; при этом каждая из составных частей общества, вследствие беспристрастного распределения жизненных благ и просвещения, сохраняет влияние, необходимое для существования социального организма».