Исход. Экскурсия в мегаполис (журнальный вариант, издание "Шестое чувство") - Александр Нотин

«Наверное, это всё-таки был шум сосен» — окончательно решил он, возвращаясь к недавнему уколу тревоги. То была его тайна. О ней знала мать, но она умерла более десяти лет назад, ещё до начала Исхода. Собственно говоря, это даже не было тайной — скорее, глубоким и острым личным переживанием, картинкой из детства, сопровождавшей его — надо же такому случиться! — всю сознательную жизнь. Давным-давно, сколько ему тогда было — полтора-два года от роду? — маленький Антошка лежал на открытой веранде летнего детского сада в подмосковном Кратово. Он не спал, как положено, а напряженно вслушивался в скрип и шелест сосен, изо всех сил стараясь не пропустить звука приближающегося поезда, который вёз к нему из далёкой Москвы родителей с долгожданными пряниками и конфетами. Сердце заходилось от восторга, каждая клеточка маленького его тела тонко вибрировала от напряжённого и тревожно-сладостного ожидания. Это чувство навещало его каждые две недели, каждый родительский день. Перестук колес всегда возникал внезапно, словно падал с небес. Вот он гулким эхом возникает в далёком-далеке, вот нарастает, смешиваясь с грустным и ворчливым перешептыванием сосен, вот взмывает ввысь, и вдруг… заполняет собой весь мир, сотрясая всё его детское существо и намертво впиваясь в подсознание, чтобы потом будоражить и терзать память до самой смерти. Шум сосен… Опять этот шум сосен! Каждый раз, когда Антону где-либо доводилось слышать этот звук, да ещё в придачу к шуму электрички, в душе начинали мощно вибрировать те же, что и полвека назад, струны тоски и надежды. Генерал любил это чувство, но одновременно и тяготился им: как всякий взрослый и властный человек он избегал острых, пусть даже и скрытых от постороннего взгляда проявлений собственной слабости и уязвимости. Возможно, потому, что эти эмоции не поддавались его личному контролю, исходили от сил, явно превосходящих его волю и разум.

Мысли о детстве развеяли остатки утренней тревоги. Совершив обычный моцион с обязательной зарядкой и обливанием ледяной колодезной водой (только это и позволяло ему держать в форме израненное тело), Антон наскоро позавтракал, оделся и посмотрел на часы. Без двух минут восемь. В самый раз! Раздавшийся у крыльца лихой визг тормозов и короткий нетерпеливый гудок вызвали у командира одобрительную улыбку. «Молодец, Сенька!». Генерал одёрнул гимнастёрку, проверил ремни портупеи, критически оглядел себя в зеркало, перекинул через плечо куртку-камуфляж и шагнул на крыльцо.

Новенький, с иголочки, свежевымытый американский армейский джип, урча и отплёвываясь сладким дизельным дымом, «гарцевал» на лужайке перед домом. Джип обладал многими замечательными качествами, но важнейшими были безотказный, «с пол-тычка» и при любой погоде заводившийся движок, две пониженные передачи, превращавшие его, если надо, в вездеход, и солидная броневая защита крыльев и дверей. Таких «аппаратов» в дивизии насчитывалось три — почти год назад их по случаю удалось выменять у предприимчивого (проще сказать, жуликоватого) натовского интенданта в Варшаве, где группа старших офицеров Армии обороны ПВУР вела переговоры с западными коллегами по режиму и обустройству границы. Пока генералы хмурили брови и пыхтели над картой, Крис с безразличным видом осматривал казармы и склады «партнеров», кое-где щёлкая фотоаппаратом «на память»; здесь-то он и столкнулся нос к носу с быстроглазым и понятливым интендантом-поляком. «Они сошлись, вода и камень…». Сделка свершилась в мгновение ока: сообразив, что «русский американец» по складу характера всё-таки ближе к американцу, чем к русскому, и торговаться не настроен, бравый интендант, ничтоже сумняшеся, уступил ему три новеньких джипа (которые почему-то хранились не на казенном складе, а в частном гараже по соседству) за полпуда остродефицитного псковского сала, картошку в количестве тридцати мешков и ящик ядрёного первача, который в иных обстоятельствах вполне мог бы носить фирменную марку «Подсолнухи». Бартер прошёл без сучка и задоринки. Машины были получены на границе в полной сохранности и документами, среди которых обнаружилась даже пятилетняя гарантия «Дженерал моторс». Впрочем, Крис остудил преждевременную радость сослуживцев: автогигант, по его словам, скорее всего, давно геройски пал жертвой Второй Великой депрессии 2015 года и гражданской войны в Штатах: «За такую гарантию я бы и цента не дал, ребята, be sure, а вот vehicles (машины) — что надо!

…Куда подавать, Антон Ильич? — неунывающий Сенька улыбался во весь свой щербатый рот, и генерал привычно ощутил тёплое, почти отцовское чувство привязанности к этому пареньку с судьбой, очень похожей на его собственную.

— Сначала в штаб, Сеня. А там посмотрим — что день грядущий нам готовит.

Штаб первой ударной дивизии Армии обороны Псковско-Великолукского укрепрайона расположился рядом с центральной площадью «Подсолнухов» в одноэтажном кирпичном здании бывшего сельпо. Подъезды к нему блокировались бетонными надолбами, задний двор — мощным трёхметровым забором, увенчанным «колючкой» и сторожевой вышкой. По уровню защиты и огневой мощи штаб АО напоминал крепость и вполне мог выдержать месячную осаду и даже прямой удар артиллерии. Подобные укреплённые штабы-дзоты строились в каждой центральной усадьбе — с них, собственно говоря, и начиналось возведение любого нового узлового поселения. Штабы оснащались подземными бункерами на сто-двести человек, автономными запасами оружия, продовольствия и воды, средствами связи и оповещения и (почти всегда) подземными ходами, позволявшими защитникам при необходимости скрытно уйти в лес. Как и монастыри в мятежной Москве, эти мини-крепости служили последними бастионами, убежищами и укрытиями населения на случай вторжения превосходящих сил противника. Конечно, вся хитрая, многоуровневая система безопасности укрепрайона (разведка, контрразведка, раннее оповещение и проч.) была устроена так, что возможность подобного вторжения, тем паче внезапного, практически исключалась. Но, как говорится, готовься к худшему — лучшее само придёт. Вот и отрабатывались сценарии «худшего», возводились мощные редуты с пятикратным запасом прочности, проводились учения гражданской самообороны, издавались строгие приказы командования АО по укрепрайону: «…в случае захвата противником центральной усадьбы уцелевшим собраться в штабе и держать оборону до прихода подмоги!»

Жёстко? Как посмотреть. Такие приказы шли не от ума — их диктовала сама жизнь, сам дух смутного времени.

Исход представлял собой крайне уродливое, не имеющее близких исторических аналогов социальное явление — потому и способы выживания, продиктованные этой тягучей, то утихающей, то без видимых причин разгорающейся смутой, были далеки от классических. Опыт первых общин показал, что «беспределу» Исхода (отсутствие линии фронта и явного врага, «правил игры» и чёткого планирования) легче и эффективнее противостоять методами мобильной партизанской войны. Первые православные воинские подразделения, по сути, и были стихийными партизанскими отрядами, готовыми в любой момент скрытно и быстро перебазироваться, с ходу вступить в бой или устроить хитроумную засаду. Пригодился, конечно, и опыт таких, как Антон и Крис, ветеранов «горячих точек»: они пополнили дедовский опыт лесной войны современными «штучками» вроде прыгающих мин, электронных «сторожей» и приборов ночного видения. Слава Богу, в современном оружии и технике у православных общин никогда недостатка не было: под их непосредственный контроль с первых же месяцев смуты отошли брошенные властями склады Северо-Западного военного округа, и проблема состояла не в том, как воспользоваться этими арсеналами, а в их защите от мародеров и бандитов.

Постепенно, по мере численного и хозяйственного укрупнения первых общин самостийные и разобщенные отряды партизан начали сливаться в бригады, а затем и регулярные воинские части, взявшие на себя функции народной оборонительной армии: отсюда и название «Армия обороны», и её символ — меч, вонзенный в землю, на фоне восходящего солнца. Впрочем, изменился лишь внешний вид и структура общинного войска. Главное удалось сохранить — дух героизма, инициативы, и высочайшей ответственности каждого командира и бойца за порученное дело. То была в подлинном смысле слова армия нового типа. С одной стороны, она на практике возродила, казалось бы, навсегда утраченные славные традиции непобедимых суворовских чудо-богатырей, на знамёнах которых было начертано «Бог с нами — победа будет за нами!». С другой стороны, возможно, впервые в истории профессиональная армия отбросила, как ненужный балласт, все и всяческие сословные, национальные и прочие различия, все идеологические «измы» — всё то, что в прежние эпохи исподволь, но неотвратимо разъедало основу любой сословной армии, подрывало её победный дух, а потом и сами её победы. Армия ведь это не просто часть общества. Это концентрированное выражение его реального нравственного состояния. Поэтому страсти, во все времена мешавшие людям распознать в себе образ и обрести подобие Божие, жить по Его заповедям, с ещё большей силой действовали в старой армии.