Простая формальность - Барбара Хоуэлл

Он притянул ее к себе, взяв обе ее руки в свои, больно прижимая пальцы к бриллианту в обручальном кольце.

Она посмотрела на его руки, которые так жали и мяли ее пальцы, не желая смотреть ему в лицо, поскольку знала, что она увидит.

— Синтия…

Она подняла голову. Ну, точно — в глазах так и светится эта его проклятая наивность.

Синтия лихорадочно огляделась. Дорис подходила к сыновьям Клэя, выставив бюст и чуть больше, чем следовало, покачивая бедрами. У миссис Лори лечебные эластичные чулки сморщились на лодыжках. Мать Синтии недовольно хмурилась.

Синтия обернулась к Клэю и как бы издалека услышала свой голос:

— Спасибо за платье. Оно мне очень нравится.

— Синтия! Я люблю тебя. Ты должна мне верить.

Он призывал к доверию!

Она погладила его по щеке. Он расценил этот жест как возвращение ее обычного ровного настроения и просиял — опасность миновала.

Синтия вновь посмотрела на гостей, слишком разных и оттого чувствующих себя неловко, и заметила, что девочки переминаются с ноги на ногу, робко поглядывая на своих новых сводных братьев, от которых так и веяло холодом.

— Жаль, что твои сыновья не хотят поговорить с девочками.

— Поговорят, поговорят. Не нервничай. У нас сегодня такой день!

Мальчики стояли тесной группкой у дверей, глядя прямо перед собой и плотно сжав губы, придавая всей компании элемент мужественности и силы. На них были безукоризненные костюмы от братьев Брукс и тонкие шелковые галстуки. Накануне они сказали Клэю на маленьком «мальчишнике», который он устроил, что им безразлично, женится он или нет. Синтия охотно в это поверила. Они, казалось, вообще ничего не испытывают, кроме упорной решимости не допустить, чтобы женитьба отца хоть как-то затронула их жизнь.

Они, конечно же, и пальцем не шевельнули, чтобы как-то разрядить сковавшую всех разобщенность. Синтия была благодарна официантам, которые перемещались по комнате, роняя французские словечки и улыбки, создавая хоть какое-то оживление и шум.

Даже Дорис сникла после неудачной попытки поговорить с миссис Лори. Старушка, тяжело дыша, отвечала лишь «о да, конечно» и бросала быстрые испуганные взгляды на потолок, как будто опасаясь, что на покрытые лаком волосы Дорис вот-вот опустится какая-то большая птица; это никак не способствовало общению.

— Как ты думаешь, мальчикам нравятся мои девочки? — спросила Синтия.

— Конечно, что за вопрос!

— Жаль, что я им не нравлюсь.

Синтия сама вздрогнула от этих слов. С чего это она все время проявляет свою закомплексованность? Дочери никогда так себя не ведут. Или его сыновья. Да и он тоже. Неужели желание показаться ранимой и чувствительной свойственно всем разведенным женщинам — как некое бесполезное украшение — и когда им подкатывает под сорок, они наивно воображают, что это их молодит?

Но Клэю нравится, когда она такая.

Он притянул ее к себе и стал прижиматься к ее бедру. Машинально она придвинулась к нему поближе. Что ж, возбуждение еще может сделать этот день приятным для нее, если она перестанет себя терзать.

К сожалению, Бет заметила. Она взглянула на мать с отвращением. Тэд Румбах, который тоже обратил на них внимание, казалось, хотел что-то сказать, но передумал. Синтия отодвинулась от Клэя. Что с ней происходит? Господи, да понимает ли Клэй, как ей хочется счастья? Есть у него хоть малейшее представление о том, что творится у нее в голове?

— Я хочу сказать тост, — заявил Джеральд, старший сын и шафер Клэя.

Все обернулись к нему. Он был собран и самоуверен. Поджарая фигура, вес сто семьдесят фунтов, сильные ноги, безукоризненные манеры. Недостатки: слишком громкий голос, лицо бледное, тонкие губы и брови. Но у него острый ум, а сластолюбие закомуфлировано более искусно, чем у Клэя. В той огромной корпорации, где он работал, он уже четыре раза получал повышение по службе.

— Я хочу предложить тост за Синтию и за отца в этот счастливый для них день от имени моих братьев, а также Бет и Сары — двух очаровательных дочерей Синтии. Как дети жениха и невесты, мы хотим пожелать… — Его громкий голос, ставший звучным и доброжелательным, уверенно плыл по комнате. У него так все чертовски гладко получалось, просто жуть.

Двадцать шесть лет воспитания и обработки не пропали даром. Клэй рассказывал Синтии, что Мэрион с самого начала смирилась с тем, что Джеральд принадлежит Клэю, и очень часто в разговорах с друзьями называла его «Клэев сыночек». Она довольствовалась тем, что полностью подчинила себе двух других сыновей. Лэнс — двадцати трех лет, скрипач, натура романтичная, одаренная, но, как оказалось, одаренная недостаточно; теперь он писал диссертацию по музыковедению. Алекс — двадцати одного года, продукт генетической ошибки. Сколько бы тестов умственных способностей ему ни устраивали, результат всегда был один: развитие ниже нормы, короче говоря — дурак. Огромный удар для родителей, особенно для Мэрион с ее университетским дипломом. У них были такие надежды на «малыша», как Клэй все еще иногда его называл. Сейчас самое большое, на что они могли рассчитывать, это что он бросит заниматься керамикой и танцами и пойдет по торговой части.

Как странно, подумала Синтия, что Мэрион вдвойне проиграла в борьбе за сыновей. Отвоевала себе двух неудачников, а Клэю достался Джеральд — несокрушимый победитель. Синтия не могла бы объяснить, почему и как это произошло, но с этого момента она почувствовала какую-то непонятную смутную симпатию к Мэрион.

— Внимание, внимание! — закричала Дорис, когда Джеральд кончил говорить и все выпили.

— Внимание, внимание, — робко вторил ей мистер Лори.

Он придерживал за талию свою жену, она была ужасно бледна. Хотя муж и подстраховывал ее, все-таки она пошатывалась.

— Я хочу предложить тост за самую красивую пару в «Лютеции», в Нью-Йорке, в штате Нью-Йорк, в Соединенных Штатах, на Северо-Американском континенте, на Земле, в солнечной системе, во вселенной! — прокричала Дорис, широко улыбаясь влажным ртом.

Все вежливо засмеялись этой допотопной школьной шутке, и какой-то шумок прошелестел по комнате. На мгновение показалось, что эта самая обычная свадьба не очень молодых людей.

— Разве тосты говорят не за столом? — спросила миссис Мур. Она отошла от группки Дорис и стояла теперь рядом с Клэем.

— Да нет, не обязательно. Это не важно, — ответил Клэй. Но это было важно, особенно когда все увидели, что Джеральд направляется к ним неестественной походкой человека, который идет на сцену получать награду. Не обращая внимания ни на Синтию, ни на ее мать, Джеральд тронул длинными белыми пальцами Клэя за рукав.

— Мне очень жаль, папа, но мне нужно уйти. У нас экстренное совещание, ровно в два. Не исключено, что от этого зависит вся моя карьера.

— В пятницу после обеда? Что ж, ты человек занятой, — голос Клэя был сладок, как глазурь на свадебном торте. Он попытался подмигнуть. Не получилось.

— Мне ужасно жаль, отец.

— Иди, иди. Понимаю. Не смею мешать твоей карьере. Все нормально.

Он обнял Джеральда, задержав на какую-то секунду дольше, чем следовало, словно Джеральд был опорой или могучим дубом и мог спасти его. От чего? Синтия не знала. От нее и ее дочерей? От гибельной, засасывающей Клэя женской трясины, в которой он увяз и для защиты от которой ему потребовался брачный контракт.

Синтия ужасно рассердилась на Джеральда. Ее дочерям тоже не хочется быть здесь, но они же не уходят. И он не должен.

— Мне кажется, это очень невежливо, Джеральд, — сказала она и тут же поняла, что это прозвучало как объявление войны.

— Мне очень жаль, Синтия, просто очень, — ответил Джеральд с видом самого искреннего раскаяния, который, однако, никого не обманул. Но ведь ему всего двадцать шесть. Кем же он станет в пятьдесят? Талейраном?

Синтия не могла успокоиться.

— Разве ты не сказал на работе, что сегодня у твоего отца свадьба? Они бы вошли в твое положение.

— Я сказал, но они все равно настаивали на том, чтобы я был на совещании. Я вам объясню все подробно, когда вы вернетесь из путешествия. И тогда даже вы согласитесь, что мне нужно было туда пойти.

— Все в порядке. Иди, Джеральд, — заявил Клэй твердо. — Пожалуйста, Синтия, не переживай так.

Синтия поняла, что, по мнению Клэя, ей не следовало реагировать на этот эпизод так эмоционально. Он не хотел, чтобы она вмешивалась в его отношения с сыном. Но Синтия действительно переживала. Ужасно.

— По-моему, ты должен остаться ради отца, — сказала она, и теперь уже это было не просто объявление войны — она отрезала себе все пути к примирению.

Джеральд отступил на шаг и посмотрел на Синтию так, словно она была мусором под его ногами, мусором, который разносит по улицам ветер.

— Не обращай внимания на Синтию, — сказал Клэй, — просто уходи и… гм… попроси официанта убрать со стола твой прибор. — Тут Клэй обернулся к Синтии: — Все в порядке.