Инквизитор - Черил Фрэнклин

— Ваши предсказания относились к студенту-соли, который погиб в результате несчастного случая. Я уже не тот студент.

— Понимание и разум часто возрастают одновременно.

Глава 7

Сквайр впервые посетил Стромви в шестой год моей жизни и на третий год существования фермы Ходжа. Его кожа была смуглой, а кожа мистера Бирка, Джеффера и детей мистера Бирка — бледной. Иным способом я не отличала Сквайра от других соли. Для меня они все были на одно лицо, к тому же в детстве мне не нравились чужие.

Моя почтенная мать упрекала меня за нетерпимость, но я думаю, она тоже не слишком одобряла чужих. Она стала уважать Сквайра только после несчастного случая, превратившего его в нечто другое, чем обычный соли. Конечно, тогда он уже не был Сквайром, а стал называть себя Джейсом Слейдом.

Инквизитор-соли… О нем у меня остались горько-сладкие воспоминания. Мы узнали его, когда он вернулся на Стромви, хотя он и изменился с тех пор, как жил среди нас в юности. Его соплеменники воспринимали его как чужого. Он не пытался их разубедить, так как прибыл по другим причинам.

Мы, стромви, не препятствовали его маленькому обману, и я думаю, он был нам признателен, хотя не возражал, когда мы называли его прежним именем. Мы уважали его решение расстаться с прошлым, и я после стольких спанов даже не помню, каким именем он пользовался, когда первый раз был на Стромви, прежде чем стал Сквайром и Джейсом Слейдом.

Возможно, калонги сообщат мне его прежнее имя, когда прибудут сюда, так как они всегда знали о нем правду. Их ответ удовлетворит старуху стромви, которой все еще нравится воображать, будто ее память крепка. Ответ должен удовлетворить и прили, когда я передам им свои воспоминания о прошлом, потому что они ценят точность. Некоторые детали я помню так четко, что иногда задумываюсь, не попробовал ли Джейс на мне в моей молодости какой-нибудь причудливый метод Сессерды, чтобы заставить меня помнить или забыть.

Я не хочу делиться этими сомнениями с прили, чтобы не уменьшить их веру в меня, когда речь идет о самом важном. Прили, если пожелают, могут строить свои подозрения насчет Джейса, который, безусловно, сумеет защитить себя, если только еще жив. Я почему-то верю, что он выжил, хотя к этому времени реланин мог преобразить его до неузнаваемости.

Не ради Джейса я должна поведать о последней драме старой стромви. Он и его коллеги-калонги удовлетворены своей Правдой Сессерды. Возможно, я тоже осталась бы довольна этой Правдой, которую почитают все члены Консорциума. А может быть, Тори Дарси давным-давно заразила меня своими нецивилизованными сомнениями в совершенстве правосудия Консорциума. Я не позволю чужим историкам изобразить моего отца как злодея, каким могут описать его другие. Я обязана сообщить о деяниях, свидетелем которых я была, и о тех истинах, которые мой почтенный отец передал мне в свои последние спаны.

Мой отец любил Стромви больше всего на свете. Те, кто верит, будто он уничтожил один из миров Консорциума, ничего не понимают, и я готова спорить об этом даже с калонги. Мой почтенный отец был одаренным садоводом. Он понимал нужды замысловатой экологии нашей планеты и принял чрезвычайные меры, так как иного выхода не оставалось. Он ничего не уничтожил, кроме смертоносного урожая насмешливой пустой королевы.

Часть вторая

ПЕРВЫЙ УРОЖАЙ

Глава 8

Тагран бесстрастно наблюдал за вождем своего клана, ожидая ее приказов. Сегодня он ощущал тяжесть возраста, так как прошедшие спаны были весьма тяжелы. Тагран уставал, даже стоя на обычном месте рядом с вождем клана, хотя никогда не признался бы в подобной слабости. Усталость пробуждала в нем ностальгию.

Акрас была вождем клана, которому Тагран обязан повиноваться, даже если бы ему приказали лишить себя жизни, но он еще помнил то чувство любви, которую она внушала к себе в молодые годы. Смех Акрас стал горьким, когда ее отец пал от руки ее любовника. Мягкость сменилась твердостью, когда ее народ лишился своего могущества — и символического, и реального — благодаря измене того же любовника. Нежность утонула в мечтах о мщении тому, кого она некогда считала достойнейшим из великих.

Эта новая Акрас — суровая и мрачная женщина, чья коса серо-стального цвета свисала между выстриженными эмблемами мести, — использовала остатки своей привлекательности лишь ради необходимого притворства. Она не доверяла никому, кто хоть самую малость противоречил ей в чем-либо, касающемся ее целей: уничтожить Биркая — предателя-реа, убийцу и вора; вернуть крее'ва, звезду Реа и огромное судно-дом, которое реа пришлось покинуть; и восстановить честь клана, хотя в живых осталось едва ли две сотни воинов вместо бесстрашных легионов времен ее молодости. Акрас полностью посвятила себя мщению и ожидала того же от своего клана.

Тагран часто пытался определить, в какой момент целью клана стало не возрождение, а только месть. В течение многих спанов усилия выжить и возродиться поглощали все его внимание. Поэтому он был изрядно удивлен, осознав, что Акрас вновь сделала клан весомой силой среди непризнающих закон. До того Тагран не замечал внешних признаков растущего процветания. Контрабандисты не знали ни названия клана, ни его воинов. А тут еще Роаке, ссылаясь на нужду в наркотике, требовал приобретать все большее его количество у Пера Валиса. Таграну оставалось только подсчитывать растущую стоимость пристрастия Роаке. Немногие независимые могли позволить себе такие дозы.

Таграну все еще трудно было принимать Роаке в качестве военного вождя. Он сам уже давно выполнял большую часть его функций, хотя Акрас так и не удостоила его этого звания. У Таграна сложилось твердое мнение относительно действий, которые должен предпринимать военный вождь. Он не сомневался в способностях Роаке, но ему не нравились его методы. Преданность могла сделать Таграна слепым к недостаткам Акрас, но ее одержимость с избытком давала о себе знать в ее сыновьях.

Некоторые реа разделяли беспокойство Таграна. Многие воины считали Таграна подлинным военным вождем и были недовольны, видя на его месте другого — хотя бы и старшего сына вождя клана. Другие, обладающие цепкой памятью, перешептывались, что младший сын, Арес, имеет более «чистое» происхождение и заслуживает того, чтобы претендовать на отцовские права. Никто не упоминал о сходстве Роаке с предателем-реа, но Тагран был далеко не единственным из старших воинов, кто это замечал.

Как бы то ни было, старых воинов-реа осталось мало, и число их уменьшалось с каждым спаном. Тагран считал, что Акрас понимает горькую правду. Она гордилась Аресом, сыном Загаре, но считала Роаке лучшим бойцом и тактиком, а также главным виновником недавних успехов клана. Оба сына уважали в своей матери вождя клана, но не притворялись, что любят ее. Она тоже не любила их.

Испытывая боль в ногах и с трудом сгибающейся спине, Тагран с тоской думал о времени, отделившем его от прежней бойкой дочери Расканнена. Изменили ли ее предательство Биркая или бремя власти, но она вся казалась покрытой такими же шрамами, как ее лицо. Ее холодность обостряла мстительный гнев Ареса, и Акрас поощряла этот гнев, говоря сыну, что он делает его сильнее. Точно так же она поощряла рационализм Роаке, утверждая, что это усиливает его силу.

Тусклый взгляд Акрас не говорил ничего, но Таграну не были нужны доказательства ее удовлетворения: планы Акрас приближались к своему осуществлению. Предатель вскоре осознает грозящую ему смертельную опасность. Акрас внедрила свою пешку-соли на высшем уровне организации самого Пера Валиса, и предатель проглотил приманку. Подонки беркали также попались в ловушку собственной алчности, которая сжималась все сильнее, приводя судно-дом к первой стадии очищения. Каждый аспект жизни предателя-реа будет открыт, и все, что ему дорого, обречено на разрушение.

Роаке всегда представлял свои планы скорее как суд чести, нежели отмщение, и даже Тагран ощущал, что дух его клана понемногу оживает при звуках благородных идей прошлого. Гордые слова, непроизносимые слишком долго, могли бы сойти и с уст Расканнена: никакой закон, кроме чести Реа, не связывает члена клана, но эта честь должна быть превыше всего; никому не следует позволять извлечь прибыль из нападения на Реа, ибо уступка означает слабость, а слабость — потерю свободы. После многих спанов отчаянной борьбы обещания честной, почетной победы, раздаваемые Роаке, приобрели для клана мистический смысл. Только дюжина самых старших реа носила ритуальные шрамы, свидетельствующие о победах, ибо после великого предательства Биркая клан не участвовал в настоящих войнах. Младших реа обуревала жажда битвы, а старшие лелеяли свою гордость, впрочем, как и свои сомнения.

Все должно быть возвращено и восстановлено. Реа вернутся к своей славе, которая засверкает ярче прежнего. Это обещал Роаке, и этому верили люди. Таграну хотелось, чтобы он мог разделить эту веру. При воспоминаниях о днях юности выражение его лица смягчилось.